Карл Май - Из Багдада в Стамбул

• Название: Из Багдада в Стамбул
• Автор: Карл Май
• Издательство: ТЕРРА-Книжный клуб; Литература
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2001
• ISBN: 5-275-00148-7, 5-275-00197-5

Карл Май (1842-1912), последний великий мистик немецкой литературы, до сегодняшнего дня остается у себя на родине в Германии одним из наиболее читаемых авторов. Все свои произведения он написал сидя дома, но вот уже несколько десятков поколений читателей не оставляют равнодушными вышедшие из-под его талантливого пера образы гордых, бесстрашных индейцев, так неотразимо сыгранных Гойко Митичем в экранизациях романов К. Мая.

В Собрание сочинений включены не только известные романы писателя, но и произведения, впервые переведенные на русский язык. Среди них и роман «восточного цикла», вошедший в пятый том – «Из Багдада в Стамбул».

---

– Я не могу принуждать тебя следовать моим советам. Ты возьмешь с собой только то, что тебе понадобится в Кербеле, а остальное оставишь здесь?

– Я ничего не оставлю здесь. Разве можно доверять свои ценности чужим рукам?

– Наш хозяин представляется мне честным человеком.

– Он живет в одиноко стоящем доме. Доброй ночи, эмир!

Мне не оставалось ничего, кроме как промолчать. Я лег отдыхать и встал только утром. Англичанин рано ушел в город и привел четверых мужчин с разными инструментами.

– Что должны делать эти люди? – спросил я его.

– Хм. Работать! – ответил он. – Трое из них – уволенные матросы из Англии, а четвертый – шотландец, немного понимающий по-арабски. Он будет моим переводчиком. Он нужен мне здесь, пока вы поедете в Кербелу.

– Кто вам рекомендовал этих людей, сэр?

– Я справился о них в консульстве.

– Вы были у резидента? И не сказали мне ничего?

– Да, сэр. Я отправлял и получал письма, доставал деньги. Я не сказал вам об этом, потому что вы тоже повели себя аналогично.

– Что вы имеете в виду?

– Тот, кто отправляется в Кербелу без меня, не нуждается и в моих объяснениях по разным поводам.

– Но, сэр, что это вам взбрело в голову? Ваше участие принесло бы нам только крупные неприятности!

– Я уже достаточно сопровождал вас без всяких неприятностей. Два пальца долой – не в счет. Зато нос удвоился.

Он повернулся и удалился договариваться со своими четырьмя спутниками. Он очень надеялся принять участие в церемонии десятого мухаррама, но взять его с собой не представлялось возможным.

Глава 5 КАРАВАН СМЕРТИ

После полудня, когда самая сильная жара понемногу спала, мы покидали Багдад. Впереди ехал проводник, которого Хасан нанял вместе с несколькими погонщиками; животные везли его имущество. Это было весьма неосторожно с его стороны. За ними следовали сам Хасан с мирзой Селим-агой при верблюде, везшем обеих женщин. Потом следовали мы с Халефом, а замыкал шествие англичанин, с гордой миной осматривавший мужчин, с которыми намеревался забрать вавилонские сокровища. Хальва ехала на муле, а арабский слуга плелся сзади.

Я задумывал эту поездку по-иному. Вся процессия должна была сообщаться между собой. Наверное, я сам был тому виной, но теперь мне трудно было связываться с кем бы то ни было. Мое ранение, которое я вроде бы пережил нормально, не прошло все же бесследно, а сейчас на меня свалились еще заботы по этой процессии. Я чувствовал себя и морально, и физически очень усталым и напряженным, хотя видимых причин для этого не было. Я сердился на Хасана и англичанина, хотя сам был виноват в том, что не уделял им должного внимания, как это всегда было раньше. Это обстоятельство вскоре, как будет видно, весьма плачевно сказалось в виде болезни, поставившей меня на грань жизни и смерти.

Мы шли вверх вдоль реки, чтобы перейти через верхний мост. Там я остановился, чтобы бросить взгляд на былую резиденцию Гаруна аль-Рашида. Она лежала прямо предо мной, слева от сада, за конкой и дальше к северу, блестя на солнце, во всем своем великолепии, но не без различимых следов упадка. Рядом – высоченный минарет и правительственное здание, фундамент которого омывали воды Тигра. Справа лежал населенный арабами-атилами пригород с медресе Понстансир – единственным сооружением, дошедшим до наших дней со времени правления халифа Мансура. А за этими зданиями расстилалось целое море домов, нарушаемое только безмолвными минаретами с глазурованными куполами и десятками мечетей. То тут, то там из моря крыш вырывалась резная ветвь пальмы, зелень которой резко контрастировала с пыльной серостью, составлявшей основной фон города халифов. Здесь, на этом месте, Мансур принимал посольство франкского короля Пипина Короткого, чтобы договориться о совместных действиях в Испании против опаснейших Омейядов. Здесь жил знаменитый Гарун аль-Рашид вместе с красавицей Зубейдой, разделившей с ним одновременно и скромность, и роскошь его жизни. Они совершали паломничества в Мекку, устилая дорогу туда дорогими коврами. Но куда делось знаменитое дерево из чистого золота, с бриллиантовыми, сапфировыми, изумрудными, рубиновыми и жемчужными плодами, создававшее тень его величеству? Халиф звался Рашидом Справедливым, но был при этом хитрым тираном, обрекшим на мученическую смерть верного визиря Джафара, его сестру и ее ребенка и вырезавшим благородное семейство Бармакидов.

То, что рассказывают о нем сказки «Тысячи и одной ночи», – не что иное, как вранье. Настоящий Гарун совсем другой, чем в сказке. Изгнанный собственным народом, он бежал и умер в Персии. Он лежит под золотым куполом в Мешхеде в Хорасане, Зубейда же, расточительница народных миллионов, спит вечным сном на краю пустыни под каменным монументом, превращенным веками в руины. Здесь же покоится халиф Мамун, оболгавший божественность Корана. При нем вино текло по руслам рек, а при его наследнике Мутасиме стало еще хуже. В далекой дикой местности он возвел себе резиденцию Самарра, настоящий рай земной, но на его создание ушла вся государственная казна, и пока раззолоченные сирены услаждали уши тирана, народ проваливался в пропасть нищеты. Наместнику Пророка Мутаваккилю и это показалось малым – он построил себе новую резиденцию, а чтобы переплюнуть всех, несущие конструкции здания должны были быть изготовлены из знаменитого «дерева Заратустры». Это дерево, гигантский кипарис, стояло в Тусе, в Хорасане. Напрасно взывали к богу маги и жрецы учения огнепоклонников. Они предлагали гигантские суммы, только чтобы спасти символ своей веры. Увы! Дерево срубили. Его по частям перевезли вверх по Тигру и доставили как раз вовремя – к моменту, когда Мутаваккиль был убит своим телохранителем-тюрком.

С ним минула эпоха халифов, и слава святого города растаяла в веках. В Багдаде было тогда сто тысяч мечетей, восемьдесят тысяч базаров, шестьдесят тысяч бань, двенадцать тысяч мельниц, множество караван-сараев и два миллиона жителей. Какая противоположность сегодняшнему Багдаду! Грязь, пыль, нищие повсюду. Даже мост, на котором я стоял, был неисправен. Вместо названия Дар-ульхалифат городу больше подходило Дар-эт-таун – Дом чумы. Несмотря на остатки былого величия, треть оставшейся территории состоит из пустырей, кладбищ, заболоченных участков и заросших бурьяном развалин, где ищут свою добычу падалыцики.

Эпидемии возобновляются здесь каждые пять-шесть лет, и жертвы их исчисляются тысячами. Ислам подобным бедствиям может противопоставить лишь равнодушие. «На все воля Аллаха, мы ничего не можем сделать». Во время одной из таких эпидемий в 1831 году английский посланник прилагал все усилия, чтобы предотвратить распространение болезней, но против него ополчились муллы, и он вынужден был спасаться, обвиненный в «противодействии Корану». Каждый день от чумы тогда умирали три тысячи человек. К этому прибавился и прорыв каналов, когда за одну ночь было снесено водой более тысячи домов со всеми их обитателями.

От этих мыслей мне сделалось так плохо, будто я сам испытал нечто подобное. Несмотря на жару, меня бил озноб. Я поежился и поскакал вслед за остальными, чтобы поскорее расстаться с городом и со своими горькими мыслями.

Оставив слева улицу, ведшую на Басру, справа – на Деир, мы подошли к кирпичному заводу и могиле Зубейды, миновали канал Ошах и оказались, что называется, в чистом поле. Чтобы добраться до Хиллы, нам нужно было пересечь тонкий перешеек, разделяющий Евфрат и Тигр. Здесь в конце Средневековья сад рос на саде, поднимались пальмы, благоухали цветы, плодоносили фруктовые деревья. Сейчас здесь, говоря языком поэта, «ни дерево не бросит тени, ни ручеек не напоит песок». Рукотворные каналы высохли и нужны только для укрытия разбойным бедуинам.

Солнце жгло все немилосерднее, а в воздухе еще висели ощутимые следы Каравана Смерти, прошедшего здесь вчера. У меня было ощущение, что я нахожусь в переполненной непроветренной палате для чумных больных. Это заметил не только я, но и Халеф, а англичанин поводил своим распухшим носом, пытаясь уловить хоть одно свежее дуновение.

То и дело мы обгоняли старых паломников, желавших быть похороненными в Кербеле и в изнеможении присевших на обочине дороги, или группу шиитов, нагрузивших на несчастного мула слишком много мертвых тел. Бедное животное еле брело, все в пене, люди с заткнутыми носами тащились поодаль, а стелющийся за ними невыносимой дух набегал на нас невидимыми, но почти осязаемыми волнами.

Прямо на дороге сидел нищий, он был абсолютно гол, если не считать маленькой тряпицы на бедрах.

Свои муки по поводу убитого Хусейна он выразил своеобразным способом – бедра и руки у него были проткнуты ножами, а икры, шея, нос, подбородок и губы пронзали длинные иглы, на поясе висели, глубоко воткнувшись в тело, железные крючки, которые оттягивали грузила; остальное тело было утыкано спицами; на гладко выбритой голове он вырезал длинные полосы; в каждый палец ноги и руки было воткнуто по щепке, и не было на его теле ни одного места размером больше пфеннига, не пораженного каким-нибудь острым предметом.