Кэт Мартин - Украденная невинность

• Название: Украденная невинность
• Автор: Кэт Мартин
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-026002-4

Жизнь независимой, отважной красавицы Джесси Фокс с самого раннего детства изобиловала крутыми поворотами. Сначала она была лишь маленькой бродяжкой, дочерью дешевой проститутки из грязного кабака, затем — в одночасье — стала блестящей светской красавицей, предназначенной в жены человеку, которого не любила… и не могла любить, потому что выросла с мечтой об одном-единственном мужчине — лорде Мэттью Ситоне. Даже дерзкий побег с возлюбленным и свадьба — лишь начало новых приключений Джесси…

---

— Вчера после обеда из городка прибыл мальчишка, — начала Джессика, сцепив пальцы с такой силой, что те побелели. — Он доставил письмо, адресованное мне. Я поняла сразу, как только прочла его, что отправитель прекрасно знает о вашем отсутствии в Белмор-Холле и о том, что до следующего утра вы не вернетесь домой. Слабое здоровье маркиза не позволило мне обратиться к нему за помощью. Таким образом, обстоятельства не оставили мне иного выбора, кроме как действовать самостоятельно. — Судорожным движением пальцы ее нырнули в карман и вернулись с листком, измятым и явно не раз перечитанным, — Вот полученное мной письмо, милорд. Прочтите его, и вы узнаете причину, по которой я оказалась поздно вечером рядом с таверной «Приют путника». Человек, которого вы видели, — мой брат Дэнни.

Она сделала несколько торопливых шагов и сунула письмо в руку, которую Мэттью автоматически протянул, Джессика плакала молча, не всхлипывая и не закрывая лица, и капли срывались со щек тяжело, словно свинцовые.

— У меня нет и не было любовника, Мэттью. Он мне ни к чему. Единственный мужчина, которого я когда-либо любила, — это ты.

Ситон снова испытал приступ ужасной, острой боли — короткий, но мучительный приступ настоящей боли в сердце. Секунды текли, а он все смотрел на зажатое в руке письмо. Мэттью по-прежнему ничего не сознавал, не мог осознать, внутренне защищаясь от правды, которая могла раздавить его. Потом попытался читать, но не мог: строчки прыгали перед глазами. Медленно поднял он глаза на Джессику, налицо, залитое слезами. Недолгий гнев оставил ее, и теперь в прекрасных чертах читались только обида и укор.

Мэттью хотел сказать что-нибудь, какие-то единственно правильные слова, которые поставили бы все на свои места, но в голове царила пустота, в которую граф мысленно заглянул, как в черную бездонную яму, — и отшатнулся. Там не было ни образов, ни мыслей, ни даже лучика света, который помог бы найти дорогу.

Джессика ждала еще какое-то время, потом ее искаженное отчаянием лицо разгладилось. Она вскинула подбородок и вышла, закрыв за собой дверь мягко, без стука.

Когда звук се шагов затих, Мэттью достаточно собрался с силами, чтобы пробежать письмо глазами. Оно было словно приговор непростительной глупости, которая вымостила ему дорогу в маленький личный ад. Капитан совершил ошибку. В Который раз. Он несправедливо заклеймил Джессику. В который раз.

Всему виной слепая, низменная ревность. И предубеждение, с которым граф всегда относился к жене. Вопреки всему доброму и хорошему, что он успел увидеть в ней, Мэттью втайне продолжал считать, что дочь падшей женщины самой судьбой обречена пойти тем же путем. Он не верил ей потому, что ее кровь была не настолько чиста, как кровь аристократки, хотя бы Каролины Уинстон.

Да, не чиста! Но ее сердце и душа были кристально чистыми, может быть, даже более чистыми, чем у самой чистокровной аристократки!

Мэттью понял это с определенностью, которая прежде почему-то ускользала от него. Почему, почему он был так страшно слеп?

Странное жгучее ощущение в глазах отрезвило его. Ситон так давно не испытывал ничего подобного (с шестилетнего возраста, когда умерла его мать), что не сразу сообразил, что плачет. В тот далекий день он в последний раз услышал слова: «Я люблю тебя, Мэттью…» С тех пор никто не произносил их, даже отец. До сегодняшнего дня.

По сравнению с болью, которую граф испытывал теперь, прежние муки казались нелепыми. Путь до двери показался ему бесконечным, но его нужно было пройти во что бы то ни стало. В смежной комнате было тихо. Женщина, которую он оскорбил подозрением, стояла у окна, и хотя плечи ее не вздрагивали от рыданий, во всей ее позе сквозило отчаяние. Но голова была высоко вскинута.

Сколько еще ударов должен он нанести, прежде чем научится верить безоговорочно? Как долго обречена Джессика тщетно бороться за его доверие?

Пушистый ворс персидского ковра заглушал шаги. Остановившись за спиной жены, Мэттью поднял руки, но не сразу решился взять ее за напряженно расправленные плечи. Наконец он осторожно повернул ее к себе.

— Джесси… милая, прости!

Она уже не плакала, только глаза блестели от недавно пролитых слез. Ничего не ответив, Джессика перевела взгляд куда-то ему за спину, в пространство.

— Мне не следовало делать скоропалительных выводов… нужно было сразу же объясниться с тобой, вместо того чтобы накручивать себя в одиночку. Я даже не знаю, почему так случилось. Прежде я не испытывал ревности и только теперь понял, куда она может завести…

— Ты никогда не верил мне, правда? — перебила Джессика, заглядывая ему в глаза. — Ни одной минуты, даже после того, как мы поженились? Ты был уверен, что, как и моя мать…

— Не говори так, милая!

Мэттью привлек ее с себе, избегая этого ищущего взгляда. В этот момент, помимо сожалений о жестокой обиде, нанесенной ей, и угрызений совести, он чувствовал стыд оттого, что увидела жена, заглянув ему в душу.

— Внутренне ты нисколько не похожа на свою мать.

— Нет, похожа, Мэттью! — воскликнула Джессика и вырвалась, отступив на несколько шагов, когда муж попытался удержать ее. — Ты даже не знаешь, до чего я на нее похожа!

Мэттью мог только молча покачать головой, снова не находя нужных слов для утешения.

— Прошлой ночью, когда ты вернулся из Биконсфилда, я сразу почувствовала, что ты вне себя. Я не понимала, в чем причина, и ты пугал меня вначале, пугал и отталкивал своей грубостью, но потом я… я начала желать тебя, и чем дольше это продолжалось, тем сильнее становилось желание! Мне нравилось то, что ты делал со мной, Мэттью, и было все равно, что это шло от ярости, а не от нежности! Может быть, именно твоя ярость и придавала этому остроту! Ты заставил меня желать тебя, как никогда прежде, и мне было нужно, необходимо, чтобы ты взял меня так же неистово! Нет ничего странного в том, что ты не веришь мне, — ведь я ничем не лучше продажных женщин из «Черного борова»!

— Прекрати! Прекрати немедленно! — Мэттью как следует встряхнул ее, а потом стиснул в объятиях. — Ты самая чувственная, самая горячая женщина, которую только мог создать Бог, и я денно и нощно благодарю его за то, что он послал мне жену, способную разделить со мной радости плотской любви. — Джессика попыталась что-то возразить, но Мэттью снова встряхнул ее. — Что бы мы с тобой ни делали, знай — в этом нет ничего порочного. Я уже говорил тебе это в ночь, когда взял твою невинность, и повторю снова, если понадобится, тысячу раз. В том, что случилось прошлой ночью, виноват только я. Я был круглым дураком, Джесси, злобным ревнивым дураком, начисто лишенным здравого смысла. Если можешь, прости меня.

Джессика медленно наклонила голову и опустила ее на руки, стиснувшие ворот его рубашки.

— Я очень люблю тебя, Мэттью. Я могла бы простить тебе почти вес.

Но когда жена снова подняла взгляд, в нем сквозила печаль, которой не было прежде. Мэттью подавил тяжелый вздох. Кого винить, кроме самого себя? Своим безрассудным поступком Ситон рассек их общий мир узкой, но глубокой трещиной, которая не обязательно должна закрыться со временем. Невозможно выбрать для этого более неудачное время, чем канун ухода на войну. Он мог только молча гладить белокурые волосы жены.

— Я не должен был сомневаться в тебе… — наконец сказал Мэттью и снова умолк.

— Но ты… — Джессика прижалась чуточку теснее, так, что граф ощутив мелкую частую дрожь, время от времени сотрясавшую се. — Теперь, когда все выяснилось, ты все равно уедешь?

— Только когда это будет абсолютно необходимо, — ответил он, целуя ее в макушку. — Я давно хотел поговорить, предупредить об отъезде, но все не мог собраться с духом. Не хотелось заранее тревожить отца, да и подходящего случая не представлялось.

— Так, значит, все дело было в этом? — Джессика отстранилась и снова впилась взглядом ему в глаза. — До прошлой ночи тебя беспокоила только необходимость идти на войну?

— Как же мне было не беспокоиться, Джесси? Правда, теперь мы женаты, и в случае чего тебе ничто не грозит. Если я не вернусь…

Она поспешно прижала к его губам ладонь, не желая слушать. Несколько минут длилось молчание.

— Ты не должен говорить таких вещей, Мэттью, не должен даже думать о них. Вот увидишь, ты вернешься целым и невредимым и, когда вернешься, никогда уже больше не покинешь Белмор.

Мэттью задался вопросом, не означает ли это надежду на прошение. Пусть не сразу, но прошение полное. Он нанес Джессике жестокую обиду, но если еще не поздно…

— Обещаю, что больше не покину Белмор, если… когда вернусь.

Синие глаза смотрели на него с бледного лица. Ситон прочел в них признание в любви и позволил себе поверить. Прежде Мэттью не испытывал потребности в любви женщины, тем большей неожиданностью явилось то, каким теплом наполнило его душу сознание этой любви. Робкая надежда на будущее окрепла, и тяжелейший вес опрометчивого поступка, почти ощутимо лежавший на плечах, начал понемногу исчезать. Мэттью поклялся себе, что вернется, непременно вернется с войны, потому что ему есть к кому возвращаться.