Евгений Рысс - Шестеро вышли в путь

• Название: Шестеро вышли в путь
• Автор: Евгений Рысс
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1964

В 1926 году Коле Николаеву было шестнадцать лет. Судьба забросила его в маленький городок в глухом лесном краю на севере России. Он был одинок и очень беден. Отчаяние охватывало его...

Двадцатые годы. Время, непохожее на наше. Нэп. Рядом с горсоветом торговали частные магазины, безработные искали работу, коммунисты и комсомольцы руководили забастовками батраков и рабочих частных предприятий. Кулаки и капиталисты еще пробовали бороться с государственной властью трудящихся.

Пережив много бедствий, Коля Николаев нашел в маленьком северном городке замечательных друзей — комсомольцев. Их стало шестеро, честных и смелых людей, рвущихся к великим делам во имя победы трудового народа.

Но вот в далеком лесном краю зашевелились враждебные силы. Шестеро друзей встают на защиту товарища, обманутого людьми старого мира. В глухом лесу они впервые сталкиваются с врагами в открытой борьбе. Это еще только стычка. Но шестеро проверили себя под огнем. «Оказалось, что ничего, можем держаться. Солдаты из нас получатся», — говорит один из друзей.

Генеральные бои их поколения еще впереди, но шестеро уже вышли в путь.

---

Булатов промолчал. Он сел на второй чурбан, стоявший у стены, и молча стал набивать трубку.

— Вы небось злитесь, — сказал Катайков, — что я вас уму-разуму учу? Напрасно. Злиться нечего. Я не о вас забочусь, а о себе. Мы с вами теперь одной веревочкой связаны. Я на этом рисковом деле больше вашего могу потерять. Вы все равно уже в революцию все потеряли, а я, изволите видеть, приобретаю. Мне много есть чего рушить. Так позвольте уж мне беспокоиться.

— Беспокойтесь, кто вам мешает, — сказал Булатов и стал раскуривать трубку.

Катайков смотрел на него злыми глазами. Видно было, что многое хочется ему еще сказать, но он сдержался.

— Так вот, — сказал он другим тоном, — перейдем к делу. Был мой человек у Миловидова.

Он замолчал и следил за Булатовым недобрым, тяжелым взглядом.

— Ну? — спросил Булатов, выждав паузу.

— Действительно подтверждает, — сказал Катайков. — Не соврали вы.

Булатов пожал плечами:

— А вы все не верили? Драгоценности-то видели собственными глазами, чего же тут сомневаться?

— Я ведь в брильянтах не знаток. Я лен понимаю. Хлеб понимаю. А брильянты я не понимаю.

Катайков погладил рукой подбородок, как бы раздумывая, и положил руки на широко расставленные колени.

— Ну ладно, — сказал он. — Что прошлое поминать, доверял или не доверял. Теперь верю. Значит, давайте говорить по делу. Шхуна придет шестого июля. Нынче у нас пятнадцатое июня. Имеем двадцать один день. Карту помните? (Булатов молча кивнул головой.) Пойдем самым прямым путем. Колесить нам нет интересу. Соберемся у меня на хуторе. Значит, десять километров уже в кармане. Оттуда тракт пятьдесят два километра до Водл-озера. Лошади на хуторе будут. До Водл-озера довезут.

— Пятьдесят два километра — небольшое дело, — сказал Булатов.

— Это еще безделка, — сказал Катайков, — дело будет впереди.

Ужасно они раздражали друг друга. Катайкову была просто непереносима молчаливость и сдержанность Булатова. Он чувствовал в ней все вековое пренебрежение барина к мужику, и мужицкая кровь в нем кипела. Булатов же не мог выносить того, что Катайков был как бы главным и все время это подчеркивал. Он, мол, и богат, ему и терять есть что, не то что некоторым голодранцам. Каждый из них с удовольствием бы отказался от компаньона. Но Катайкова заворожил блеск брильянтов, а Булатов понимал, что ему самому никаким образом не пройти эти триста километров, которые лежали между Пудожем и норвежской шхуной.

— На Водл-озере, — продолжал Катайков, — будет нас ждать карбас. Пересечем озеро прямо на север и пройдем на карбасе по Илексе до порогов. Версты четыре выше порогов деревенька есть — Калакунда. Продукты туда завезут. Значит, там денек отдохнем и обновим запасы. Дальше пойдет тропа. Тут уж о лошадях не приходится думать. Дойдем до деревни Луза. Через озеро Лузское нас перевезут, дальше опять тропа до Носовщины. Места, скажу прямо, тяжелые. Обойдем озеро Ик, озеро Монастырское и только в Носовщине можем отдохнуть. И туда будут отправлены люди с продуктами, так что там опять обновим запасы. От Носовщины пойдем до Калгачихи. Там уже я сам не бывал: но, говорят, дьявольские места. И в Калгачихе будет нас ждать запас. Оттуда тропа идет через кряж Ветреный пояс. Что за кряж, не знаю. Мало кто там бывал. Однако известно, что невысокий и тропа есть. Раз проходили люди, значит, и мы пройдем. В Калгачихе мужичонка на печке отлеживается, набирается сил. Он проводником пойдет. В молодости, говорит, ходил один раз. Может, и врет, мужичонка неверный, но другого нет. Больше никто не хаживал. Ну, а как Ветреный пояс пройдем, тут уже к Белому морю дорога. В Перинг-озере — это деревушка такая — будет нас ждать человек один, крестьянин хороший из Малошуйки, — его посылает приятель мой. К нему в Малошуйку поехал гонец по железной дороге через Сороку, а там по тракту. Гонец этот, по моему расчету, в Малошуйке будет через неделю. Значит, в Перинг-озере встретит нас проводник, и с ним мы дойдем до Малошуйки. Оттуда до губы Нименьга рукой подать, и тоже есть свои люди. Предупреждаю: дорога трудная. Я человек здешний и то побаиваюсь. Там уж, если кто ослабеет, нянькаться не придется.

— А где же Миловидов? — спросил Булатов.

— А вы-то разве не знаете? — притворно удивился Катайков.

— Знаю, — сказал Булатов, — да хочу вас проверить. Может, вы все врете насчет Миловидова, а сами заведете подальше: меня — в болото, а брильянты — в карман.

Катайков усмехнулся очень весело и потер руки.

— Непременно так бы и сделал, — сказал он с удовольствием. — И не задумался бы. И правым бы себя чувствовал. Потому что вам они ни к чему — все равно ветром пройдут, а я бы их в дело употребил. Но только без вас меня на шхуну-то не возьмут, а здесь мне, изволите видеть, с брильянтами делать нечего. Вот ведь какая беда-то...

— Ну, а все-таки где же Миловидов? — спросил Булатов.

— Калгачихи не доходя, — сказал Катайков. — Туда мы свернем и дня два побудем в лагере. Проводник Миловидова встретит нас на тропе у Калгачихи.

— Так, — сказал Булатов. — Что ж, все понятно.

— Понятно-то понятно, — хихикнул Катайков, — да вот как вы дорогу выдержите. Там, видите ли, места для шаркунов неподходящие. Еще зимой по насту на лыжах пройти можно. Даже муку на лыжах доставляют, прямо в заплечных мешках. Летом там не многие хаживали. А доходило еще меньше.

— Я-то дойду, — сказал Булатов.

— Ну, если вы дойдете, так я уж наверное доберусь. Я к здешним местам попривычнее вас.

— Я не о вас беспокоюсь, — сказал Булатов. — А вот девушка как дойдет?

Катайков замер. Лицо его сразу стало серьезным.

— Какая девушка? — спросил он.

— Каменская, дочь учителя.

Катайков встал и неторопливо надел фуражку.

— Прощайте, — сказал он, — не поминайте лихом. В таком деле, извините, участвовать не могу. — Он встал и пошел к двери.

Булатов помолчал, с удовольствием выпустил дым изо рта и, только когда Катайков был уже в дверях, сказал негромко:

— Пожалеете.

Катайков остановился. Злобно улыбаясь, он сказал!

— Нет-с, не пожалею! И так дело было рисковое, а уж если девчонка припуталась... извините, я человек серьезный. Считайте, что ничего не было. Вы ко мне не приходили, и ваших побрякушек я не видел. И жалеть о них, поверьте, не буду. Без браслетиков жил и проживу. А насчет того, что к ногтю возьмут, так это еще бабушка надвое сказала. Да и все равно меньше риску, чем в вашем деле.

Катайков повернулся, собираясь уходить, но Булатов так же спокойно кинул ему:

— Не в том дело.

Катайков и сам чувствовал, что дело не в том, что Булатов еще не все сказал. Поэтому он повернулся сразу же и спросил:

— Не в том? А в чем же?

Булатов достал из кармана лопаточку и стал старательно вычищать трубку.

— Дело в том, — заговорил он медленно, — что нам Ольгу Юрьевну непременно надо взять с собой, ради собственной безопасности. Вы вот меня ругаете, что я с барышней гуляю — по-вашему, «шаркунничаю», а я шаркунничаю в ваших же интересах. В своих, правда, тоже, но и в ваших.

— Что-то я не пойму... — протянул Катайков, внимательно глядя на лицо Булатова. — При чем тут мои интересы?

— При том ваши интересы, — сказал Булатов спокойно, пряча в карман трубку и лопаточку, — что девчонка заглянула в шкатулочку.

— Как — заглянула? — У Катайкова даже голос дрогнул.

— А так. Черт ее дернул уборку в моей комнате делать... Чемоданы передвигать. Ну, один упал и раскрылся, и как раз, представьте, этот. Она так по крайней мере рассказывает. Может, конечно, просто полюбопытствовала залезть в чужой чемодан.

— Да как же это? — У Катайкова прыгали губы. — Да вы-то что же... не заперли шкатулочку, что ли? Такую вещь — да не запереть!

— То-то и дело, — с сомнением протянул Булатов, — что мне помнится, будто я чемодан запирал. Стало быть, случайно он открыться не мог. Стало быть, ключ подобрала или проволочкой сумела открыть. Так или иначе, а знает.

— Да я-то тут при чем? — сказал Катайков. — Я-то что? У вас какие-то брильянты, а я о них слыхом не слыхал. Мне-то какое дело?

— Тоже верно, — согласился Булатов. — Только если мы убежим и нас вместе поймают...

— А я никуда не убегу. — Катайков даже руками замахал. — Помилуй бог! Я в Петрозаводск поеду. Мне партию льна надо сбыть.

— И это правильно, — опять согласился Булатов. — Только, видите ли, я ей сказал, что это наше общее дело.

— Зачем же вы это сказали? — пролепетал Катайков.

— А просто погибать веселее вместе.

— Однако же! — Катайков даже руками развел и посмотрел на Булатова с некоторым уважением. — Ишь вы какой, оказывается! Ну, только это одни глупости. Мало чего вы сказали...

— Вообще-то, конечно... — Булатов как бы раздумывал. — Но только, если копаться начнут, до многого докопаются. Уж тогда-то узнают, что ваш человек за моим багажом приезжал. Его возьмут за мягкое место. Неужто ж он удержится, не расскажет, как мы с вами водочку выпивали! Отца девушки тоже возьмут, и отец припомнит, что вы его просили меня приютить и что никакой старый друг никаких писем ему не писал. Будут неприятности, Тимофей Семенович, непременно будут!