Татьяна Тронина - Мода на невинность

• Название: Мода на невинность
• Автор: Татьяна Тронина
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-19115-1

Если в прошлом девушки есть какая-то тайна, то это всегда придает ей шарма. Тайна, с которой приходится жить Ольге, мучает ее. Точно так же, как и влюбленный в нее мужчина. В конце концов девушка бежит из Москвы в провинциальный городок. Там она знакомится с красавицей Инессой, еще в школьном возрасте родившей двух сыновей. Имя их отца осталось загадкой для всех… Благодаря новой подруге Ольга постепенно приходит в себя. Однако в городок приезжают два мужчины, которые коренным образом меняют ее жизнь. Это ненавистный Олин ухажер. И некий иностранец, как две капли воды похожий на… давнего возлюбленного Инессы…

---

– Филипыч, вы спите? – строго спросила я.

Он в ответ промычал что-то меланхолическое.

– Филипыч, алоэ, оно же столетник, конечно, очень полезный цветок, но хорошо бы еще какую-нибудь гераньку... – Я встала и подошла к окну, где росли алоэ меньшего размера и торчали из горшков кусты хлорофитума. – У вас же нет ни одного цветущего растения!

Таким образом я пыталась отвлечь его от грустных мыслей.

– У тети Зины много фиалок, я принесу вам, – бодрым голосом сообщила я. – Вы спите?

Он в ответ опять что-то промычал.

– Зелень – это хорошо, – сказала я, разглядывая растения на подоконнике. – Но когда главенствует только один цвет, подавляя все прочее, становится не по себе. Вот когда я лежала в клинике, там... ах, Филипыч, если б вы знали, какие чудесные растения существуют на свете! И кротоны, и эхмеи с колючими розовыми соцветиями, и... – я запнулась, потому что не помнила больше ни одного названия. – А розы! Вы любите розы?

В ответ он слабо прокашлялся.

– Я очень люблю розы. Это так банально, и в то же время... – Я почувствовала, как слезы невольно навернулись у меня на глаза. – Они чудесны, ибо лучше их нельзя ничего придумать. Вы скажете, что есть на свете еще какие-то дивные цветы... орхидеи, например, которые по форме и по аромату... А я вам возражу, что орхидеи и прочая экзотика уже перешагнули пределы прекрасного, они просто слащавы. Это не наше, не земное... И шипы! Представьте, у розы есть шипы, и в этом тоже глубокая философия... – я даже смолкла на мгновение, потому что горло перехватило волнение.

Филипыч как будто слушал меня.

– Когда-то, давным-давно, я читала один рассказ. У Куприна. Вы читали Куприна? Я не очень сильна в литературоведении, но помню, что он, кажется, принадлежал к реалистической школе... были в конце девятнадцатого – начале двадцатого всякие течения в искусстве, символисты и футуристы, еще очень много... Так вот, Куприн был реалистом. Это я к чему?.. – споткнулась я. – Ах, да, это я к тому, что, несмотря на то что он принадлежал к серьезной классической школе, и другие его соратники, которые творили в той же манере... все равно на их писаниях лежала печать упадка, гибели, грядущих страданий. Орхидея – это декаданс, – с твердым убеждением произнесла я.

Прозрачные стебельки хлорофитума передо мной задрожали от сквозняка, который дул в оконные щели.

– Но вы меня все время сбиваете, Филипыч, – с досадой воскликнула я. – Я пытаюсь сформулировать свою мысль, но мне это никак не удается. Тут, собственно, дело не в литературных течениях и не в дурацких орхидеях, дело в другом. У Куприна есть короткий рассказ о розе и столетнике. – Я сделала многозначительную паузу. – История банальна и цветиста (пардон за тавтологию), даже изрядно выспренна, как и многое в творчестве этого писателя, но что-то такое проскальзывает... что-то, от чего хочется заплакать. Глупо, да? В оранжерее старого садовника росло множество дивных цветов – самых разных и экзотических, были собраны все шедевры ботаники! И между ними, цветами, шло соперничество – кто из них самый красивый, и все такое... это по форме притча или сказка. Так вот... Конкурс красоты. И кто из них самый красивый, очень трудно было решить, но безусловным являлось только одно – самым безобразным выглядел Столетник. Уродливые толстые стебли с колючками, переплетенные друг с другом... что-то корявое и исключительно неэстетичное. Все цветы смеялись над ним, а он терпел. Он привык терпеть, потому что уже много лет, даже много десятков лет, жил в этой оранжерее... Лишь один старый садовник знал секрет Столетника, но об этом потом... И вот однажды на рассвете распустила свои лепестки дивная Роза. Тут у Куприна длинный пассаж на тему того, какого особенного оттенка были эти лепестки, какой особенный аромат она источала... И цветам сразу стало ясно, кто среди них настоящая царица.

Филипыч сзади глубоко вздохнул, и мне показалось, что он заинтересовался моим рассказом. Тем лучше. Тем дальше он от мыслей о смерти...

– Безобразный Столетник тут же влюбился в Розу, и ничего удивительного в этом не было, он стал шептать ей слова любви. Другие цветы услышали это и подняли его на смех... как он посмел, такой мезальянс! Роза тоже вроде выразила пренебрежение – но так, мягко, в царственной манере – дескать, не суйся свиным рылом в калашный ряд. И тогда еще тише шепнул ей Столетник, чтобы она не отворачивалась от него, потому что есть у него некая тайна, что не так уж он недостоин любви царственной особы... «Раз в сто лет я начинаю цвести, а потом погибаю, давая жизнь новым побегам, которым, в свою очередь, ждать еще сто лет своего часа. Этой ночью, я чувствую, зацвету. Это цветение – для тебя, моя королева».

Тут я не выдержала и прерывисто вздохнула. Впрочем, Филипыч столь внимательно слушал меня, что я не позволила себе расслабиться.

– Так вот, – мрачно возвысила я голос для пущей интриги, – ко всему прочему, ночью еще случилась гроза. Сверкает молния, грохочут раскаты, все цветы отчаянно трусят. И вот во время одной из вспышек молнии раздается еще один странный треск... Толстый ствол Столетника лопнул, и показались гроздья цветов удивительной красоты. Садовник, который по всем приметам уже давно ожидал этого часа, быстренько прибежал, позвал народ... Все – и другие цветы, и люди – с благоговением следили за Столетником, потому что его цветы меняли оттенки от нежнейших до самых ярких, а аромат... Словом, тут у Куприна опять длинный и многословный пассаж на эту тему, как замечательно и фантастично было цветение Столетника! Роза тоже со страхом и благоговением наблюдала за этим процессом, она знала, что это – для нее. Он – для нее. К утру, переменив все цвета радуги, чуть не сведя всех с ума своей красотой, Столетник завял и пожух, пустив молодые побеги, а Роза устыдилась и... Впрочем, боюсь соврать, чем там дело закончилось, помню только, что, устыдившись, она склонила голову...

Я опять взволнованно вздохнула.

– Это я к чему? Я к тому, что в любви все равны... Нет, вернее, я к тому, что и человек иногда цветет вроде столетника. Это самые прекрасные цветы, хотя это – метафора, фантастика, виртуальная реальность... Вы верите, что так иногда случается... раз в сто лет?

Сзади меня всхлипнули, и я очень умилилась тому, как мой рассказ подействовал на несчастного старика. Я быстро обернулась и вдруг с изумлением обнаружила в комнате присутствие третьего лица.

В дверях, прислонившись виском к косяку, стояла вдова Чернова. По ее желтому и сморщенному лицу тихим дождиком текли слезы, и вся она была похожа на монашку – и черной одеждой, и смиренно сложенными на груди ручками. Я почувствовала себя довольно неловко. И как она смогла столь незаметно прокрасться?

– Добрый вечер, – прошелестела она. – Я вот пришла навестить болящего. Сегодня ходила на базар и там вот... узнала. Филипыч, как ты?

Филипыч упорно молчал, только еще сильнее зашевелил губами. Интересно, может быть, у него окончательно крыша поехала?

– Филипыч, к вам пришли, – громко сказала я. – В состоянии ли вы принять посетителя?

Вдова Чернова скромно потупилась и мелкими шажками приблизилась к кровати. Я уж было совсем забеспокоилась за несчастного страдальца, но он вдруг ожил и произнес неожиданно четким высоким голосом:

– Уходи.

– Кто... уходи? – испугалась я.

– Пусть она уйдет, – сказал Филипыч, сделав ударение на слове «она». – А вы, Оленька, оставайтесь. Этой женщине здесь нечего делать.

Неожиданно вдова Чернова перестала плакать и произнесла с робким негодованием:

– Но почему? Что я тебе сделала? Почему ты меня гонишь?

– Уходи, – твердо повторил Филипыч.

– Хотя бы капельку счастья, хоть на одно мгновение! – разгорячившись, повысила она голос. – Мы же ничего плохого не делаем. Ну просто поговори со мной, чего тебе стоит? Я сегодня была на базаре и узнала, что ты... что ты опять... Как бы я хотела утешить тебя, ведь я... ведь мы когда-то...

Филипыч страшно разволновался – это я увидела по его лицу и увидела еще, что он ни за что не снизойдет до молений бедной вдовы, ему только хуже станет.

– Не надо. – Я потянула Чернову за рукав черной вязаной кофты. – Он еще не вполне отдохнул. Идем. Потом... потом поговорите.

Я вытащила ее в коридор и помогла спуститься по лестнице. От вдовы очень крепко несло нафталином и еще каким-то странным запахом, как будто она сто лет провела в сундуке. Сто лет. И здесь эта цифра... Может быть, сто лет одиночества?

В самом низу она схватила меня за плечи своими желтыми руками и вопросила с горячностью:

– За что он так меня мучает? Впрочем, я знаю, это все она...

Я сразу поняла, что вдова говорит о матери Филипыча.

– Она не хотела, чтобы ее сын принадлежал кому-то. Только ей. И уж чем я ей не пришлась? Говорила, – она вдруг понизила голос, – что ничего хорошего в моем вдовстве нет. Я ведь рано вышла замуж и рано овдовела.

– Ну и что?