А. Велидов (редактор) - Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1

• Название: Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1
• Автор: А. Велидов (редактор)
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1989
• ISBN: 5-250-01025-3

Возросший интерес к истории советского общества вызвал потребность и в литературе о Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности – одном из важнейших органов, осуществлявшем защиту революционных завоеваний Октября.

Читателю предлагается второе, уточненное издание документального сборника «Красная книга ВЧК» В нем содержатся подлинные материалы, изъятые у контрреволюционеров, их письменные показания, протоколы допросов, обвинительные заключения, постановления коллегии ВЧК и приговоры ревтрибуналов.

Книга выпускается по инициативе Комитета государственной безопасности СССР.

---

Но в то время, когда чувствуешь свою вину – ошибку перед рабочим государством – и когда думаешь, что тебя могут лишить за это твоего физического существования, то невольно возникает мысль: «Умру бесстрашно, но за что – за то, что существует на свете анархизм и существуют отбросы от анархизма» (с которыми я, к несчастью, был знаком). За то ли, во что никогда не верил, никогда не был согласен, ибо это шло вразрез с моими убеждениями? За то ли, что все это было мне чуждо и что я был всегда от этого далек?

И вот когда это все анализировать начинаешь, искренне сознавать, какую ошибку сделал и за то можешь умереть не так, как тебе говорит твой разум, не так, как хотела твоя воля, а так, как диктуют условия, грязные условия, в которые так глупо впутался, невольно возникает мысль, почему не умер, когда кругом свистели белогвардейские пули, рвалась шрапнель, лопались снаряды, падали и умирали твои товарищи. Становится грустно и жалко, что рок почему-то берег меня там, где я с честью умереть мог. Какой позор, какие угрызения совести переживаешь, что, возможно, умрешь этой позорной смертью! И как честно и искренно хотелось бы, чтобы тебя перестали считать врагом рабочего государства и своей смертью там, на фронте, в передовой цепи рядом с товарищами по убеждению, искупить свою вину-ошибку.

Поэтому я хотел бы, чтобы те товарищи, которые будут разбирать и утверждать мою судьбу, повторяю, я хотел, чтобы они меня поняли и разрешили умереть не здесь, в этих стенах, а там, в бою с белогвардейцами, на поле битвы, где разрешается судьба мировой революции.

А. Домбровский

ПОКАЗАНИЯ АЛЕКСАНДРА ГАВРИЛОВИЧА ВОСХОДОВА

В Москве я с 4 сентября. В Москву попал проездом из города Житомира в Саратов в 1-ю Стальную дивизию. В Житомире я был шофером Волынского губвоензага.[267]

Приехав в Москву, я заболел и лежал в 18-м эвакуационном госпитале больной сыпным тифом. Какой-то красноармеец видел, как меня с вокзала отвозили в больницу, и он об этом сказал Мише Гречаникову. Он служил в одной части со мной. Миша Гречаников был у меня 2–3 раза. Он мне предложил, чтобы я после выздоровления пришел на квартиру по Арбату, № 30, кв. 58, что я и сделал. Я поселился в этой квартире и жил там недели две. По болезни я ничего не делал. Деньги для житья мне давал Миша. Дал он мне в 4 раза около 16 тысяч рублей, и я их прожил. Чем занимается Миша, я не знаю. 16 или 17 октября я переехал на новую квартиру, где меня и арестовали. За комнату в обеих квартирах платил Миша. Жил он не со мной. На эту квартиру я переехал по указанию Миши. Вместе с Мишей я служил в дивизии около 6 месяцев. При аресте у меня отобрали около 6 тысяч. Мне их дал Миша. На этой новой квартире платил за все Миша. Платил он за кормление меня и Шестеркина по тысяче рублей в день. Казимира Ковалевича не знаю. С Шестеркиным меня познакомил Миша. 25 октября я лежал в 18-м госпитале. В продолжение последней недели Петя ни разу не был дома. Никаких вещей у меня не было. На квартире на Александровской был чемоданчик с вещами Шестеркина. Бомбу я видел. К Шестеркину приходил некто Ваня. Одет во френч защитного цвета, в высоких сапогах, бекеше и фуражке с блестящим козырьком. Лет ему 25, бритый, полный, молодой, здоровый, блондин, волосы короткие. Я замечал, что они от меня что-то скрывают и при мне ничего не говорили. К Шестеркину приходила его жена Ляля. Те, которые звали нас в Петушки за мясом, – это Ляля и его сестра. Где они живут в Петушках, я не знаю. Сегодня я ночевал на Курском вокзале. Миша мне дал подложные документы, так как по моим старым срок выходил. И я жил по этим документам.

Александр Восходов

В одно со мною время на Арбате, в доме 30, в кв. 58, жила какая-то барышня, лет около 23-х. Вместе с ней жил или приходил к ней молодой человек, лет приблизительно 30-ти, небольшого роста, с кортиком и красноармейским значком. Этого молодого человека я видел, вероятно, 2 раза. Барышня по целым дням дома не бывала и иногда не приходила и ночевать. Явившись по выздоровлении на квартиру по Арбату, № 30, кв. 58, я сказал, что меня прислал Миша и попросил для себя комнату. Хозяйка, Татьяна Никитична, сейчас указала мне комнату. На эту квартиру Миша заходил ко мне раза два и говорил, что, если у меня не будет денег, чтобы я вышел в указанный им день к памятнику Гоголя, где он мне давал деньги. Живя у Татьяны Никитичны, я за отсутствием хорошей пищи плохо поправлялся и потому просил Мишу устроить мне квартиру со столом. Миша, спустя некоторое время, пришел и сказал мне, что комната со столом для меня готова на Большой Александровской улице, в доме № 22, указав, что туда надо мне ехать на следующий день на трамвае «Б» до Таганки, где меня будет ждать наш общий по Харькову знакомый Петя Шестеркин, который будет жить вместе со мной. Переехал я на новую квартиру, не предупредивши о том квартирной хозяйки, Татьяны Никитичны. На новой квартире к Шестеркину заходила 2 раза его жена. Первый раз была две недели тому назад. Второй раз – в субботу около 10-ти часов вечера. Во второй раз Шестеркина мужа не застала, и я сказал ей, что он уехал на несколько дней и на днях должен вернуться. Ежедневно я выходил из дому с утра около 10—11-ти часов погулять на воле до 2-х часов пополудни и возвращался домой. Шапку я купил на Сухаревке за 1800 рублей, фуфайку – за 1000 рублей.

Александр Восходов

Дополнительно показываю, что мужчину по кличке Дядя Ваня знаю. Он приходил ко мне на квартиру на Александровскую улицу, в дом № 22, за деньгами, которые мне оставил для передачи ему Миша Гречаников. Дал я ему тогда тридцать тысяч рублей. Раза два я ходил на квартиру к Дяде Ване. Пете Шестеркину я передавал деньги, полученные для него от Миши Гречаникова, кажется, 10 000 рублей. Под фамилией Попова я никогда не приходил.

Александр Восходов

ПОКАЗАНИЯ М. С. МОЛЧАНОВА

Познакомился с Казимиром Ковалевичем в типографии Наркомпути, где он попросил меня указать типографию, где бы можно было отпечатать «Где выход?». Я указал типографию «Свет» на 1-й Мещанской[268] (недалеко от Сухаревой башни, на правой стороне, против магазина Перлова), принадлежащую Николаю Григорьевичу Корнилову. Отпечатано было 10–12 тысяч. Деньги получил я и платил их Корнилову, точно не помню, сколько тысяч, кажется, двенадцать. На предложение отпечатать еще прокламацию я наотрез отказался, так как в то время прошел слух, что их группа ограбила народный банк. Тем самым, не имея с ними одного идейного духа, я не хотел уж в этом случае нести хотя бы морально ответственность за это ограбление. Еще присовокупляю, что с этого времени мне стало казаться, что у них отсутствует идейный дух. После всего этого я не видел Ковалевича и сказать про дальнейшую их работу ничего не могу. Я сам рабочий, типограф, в 1906 году вступил членом партии эсеров. В 1907-м был арестован и просидел три месяца. В 1913 году опять был арестован и выслан в город Ригу, в 1919 году вступил в партию РСДРП (меньшевиков). Активно выступать против Советской власти никогда не думал. Совершил этот идейный поступок по недомыслию.

Больше ничего сказать не могу. Убит нравственно с тех пор, как оказал Ковалевичу содействие в напечатании «Где выход?».

Михаил Семенович Молчанов

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО К МОСКОВСКИМ ПЕЧАТНИКАМ[269]

Товарищи, пишущий эти строки – социал-демократ, меньшевик, заключенный в Бутырской тюрьме по делу анархистов подполья.

И вот, товарищи, желая уяснить правильность занятой позиции той партии, к которой я по сей день принадлежал, я намеренно поселялся не в социалистических коридорах, а в тех коридорах и номерах, где помещались лояльные люди к Советской власти (беспартийные), бывшие офицеры, попы, прокуроры, заключенные за преступления по должности, спекулянты и т. п. контрреволюционный элемент.

Наблюдая за их разговорами и порой вступая с ними в горячие споры, из которых прямо черным по белому писалось, что они стремятся вовсе не к демократическому строю посредством Учредительного собрания, а явно, нисколько не стесняясь в выражениях, к тому сгнившему и давно отжившему царскому строю, к возвращению того былого бесконтрольного хозяйничанья и безудержной эксплуатации трудящихся.

Так, например, Советскую власть они называют дикой и жестокой, конечно, по отношению к себе, а власть Керенского – разгильдяйской, опять же в смысле защиты их же чисто эксплуататорских интересов.

И, таким образом, товарищи, из приведенных мною нескольких слов для меня лично ясно стало, что занятая в настоящее время так называемая средняя позиция развития пролетарской революции как РСДРП (меньшевиков), так и большинством московских печатников, руководимых правлением союза, несостоятельна и глубоко вредна, ибо она затемняет наше классовое сознание, по одному лишь тому, что мы очутились под обстрелом с двух сторон. С одной стороны, коммунистической партией, ведущей ожесточенную борьбу за интересы трудящихся и напрягающей все усилия для отбития ненадежной отечественной и иностранной отъявленной контрреволюции в лице заклятых врагов Деникина, Юденича и многих других проходимцев. С другой стороны, упомянутыми контрреволюционерами – также не признающие нашей средней промежуточной позиции, расстреливающие, грабящие, насилующие трудящихся и обещающие без стеснения проделать это и при первой победе (но этому, конечно, не бывать) более в широких размерах, не разбирая, кто коммунист, кто меньшевик, а наша партия и союз печатников в это время мечтали и посейчас мечтают творить революцию, защищать ее с надушенными носовыми платочками.