Всеволод Воеводин - Слепой гость

• Название: Слепой гость
• Автор: Всеволод Воеводин
• Издательство: Издательство «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1969

«Что я помню о моем отце теперь, когда я уже взрослый человек, а события, описанные в моей книге, уже далекое прошлое... Страхи и слухи... Это был 1931 год...»

---

Скоро горные изогнутые дубы и кизиловые деревья обступили меня со всех сторон. Я шел, угадывая извилины тропинки по протоптанной траве, по осыпавшимся камешкам, по коре, стертой с выступившего из земли корня. Кусты шиповника хватали меня за рубашку и рвали ее. Ящерицы уползали из-под самых моих ног и скрывались между камнями, солнечные пятна прыгали по земле и по моему лицу, камни шурша осыпались под моими ногами.

Я устал и остановился, чтобы перевести дыхание. И вокруг меня была такая тишина и такой покой, что мне очень далекими показались страсти, волновавшие меня последние дни. Я слушал, как где-то в ветвях чирикала птица, без конца повторяя одну и ту же нехитрую песенку, как где-то трещал кузнечик, как от внезапно налетевшего ветра негромко шуршали листья, и мне подумалось, что, может быть, на всей земле, на всем земном шаре, всюду такой же покой и такая тишина. Мне подумалось, что не было никогда разрушенных городов, калек, тянувших руки к мулле, убийцы с бледным и злым лицом, веселого старика, внимательно осматривающего пистолет. Везде и всегда чирикала птица, ящерица лениво ползла по камням, листья шумели и прыгали солнечные пятна.

Совсем близко я услышал человеческие голоса. Через секунду я стоял, прижавшись к стволу, стараясь не шевелиться. Казалось, голоса рядом, здесь вот, за этими деревьями, но тем не менее слов разобрать я не мог.

Я стал пробираться по направлению к голосам, и мне казалось, что я приближаюсь к ним, пока вдруг они не смолкли. Так было тихо, что казалось — можно было расслышать, как растет трава, и соки из земли поднимаются по стволам деревьев. Даже птица перестала чирикать, и, как я ни прислушивался, голосов не было слышно. Я знал, какие штуки выделывают горы со звуками, я знал, что за несколько километров можно услышать человеческую речь и не услышать выстрела рядом, но все-таки мне стало страшно.

Быстро, уже не думая о том, чтобы не быть услышанным, я сделал несколько шагов и остановился на повороте тропинки. Я снова услышал голоса и одновременно увидел людей. Моя мать, положив голову на плечо Сулеймана, говорила ему:

— Все будет хорошо, ты увидишь. Хочешь, ты подожди меня здесь, а я пойду одна? Я сама пойду в райисполком и все расскажу, и никто тебя не тронет.

Отчим, обняв мою мать, вел ее по тропинке, а тропинка сворачивала к обрыву и шла по самому краю так, что непривычному человеку было страшно даже смотреть. Отчим вел мою мать, смотрел на обрыв и говорил голосом человека, думающего о другом:

— Хорошо, хорошо, мы подумаем.

Они дошли до обрыва, отчим остановился и мельком взглянул назад. Я прижался к дереву и вдруг закричал так, как кричат люди, когда видят скверный сон.

Одной рукой ухватившись за сучья, отчим оттолкнул от себя мою мать, и она, простояв секунду на самом краю, качнулась и медленно поползла по обрыву. Самое страшное было то, что выражение ее лица не успело измениться, счастье по-прежнему отражалось на нем и лишь постепенно в глазах проступали ужас и недоумение.

Вот в этот момент я и закричал. Я кричал, надрываясь, не зовя на помощь, ни к кому не обращаясь, просто кричал от нестерпимого ужаса, охватившего меня. Отчим оглянулся, на секунду я увидел его страшные глаза. Он выругался по-немецки и вновь повернулся к матери. Мать цеплялась за куст шиповника. Она смотрела на отчима снизу вверх и, кажется, все еще не могла понять, зачем он ее толкнул.

Я кинулся к ней. Я видел, как Сулейман поднял с земли тяжелый камень и занес его над головой матери. Он отвел руку, чтобы дать камню размах, но рука дрогнула, и камень, выбитый пулей из рук, упал на тропинку. Долей секунды позже я услышал выстрел, щелкнувший где-то совсем близко. Потом из-за поворота выскочил дядя Абдулла и, отшвырнув карабин, обеими руками схватил мать и вытащил ее на тропинку.

У меня так дрожали ноги, что я должен был держаться за ветку, чтобы не упасть. Мать без сознания лежала на краю обрыва. Отчим смотрел то на нее, то на дядю Абдуллу и вдруг быстро сунул руку в карман.

Я услышал щелканье курка за его спиной. Подняв охотничью двустволку, в кустах стоял дядя Самед, рядом с ним — дядя Гассан и чуть дальше — Рустам и дядя Ибрагим. Отчим обернулся. Молча они смотрели на него — четыре моих дяди, четыре брата моей матери, четыре сына моего деда. Тогда он усмехнулся и вынул руку из кармана.

— Так, — сказал он, — вся семья в сборе.

Дяди молчали, и вокруг было тихо. В ветвях монотонно чирикала птица, в траве трещал кузнечик, от внезапно налетевшего ветра негромко шуршали листья, и солнечные пятна прыгали по смуглым лицам моих дядей.

Дядя Абдулла показал Рустаму глазами на мать, и Рустам кивнул головой. Тогда Абдулла поднял с земли свой карабин и отошел в тень деревьев. Самед и Гассан стали рядом с отчимом, и Гассан слетка подтолкнул его в плечо. Отчим вздрогнул. Секунду он постоял в нерешительности, по-видимому, не зная, сопротивляться ему или идти, но Гассан уже обшарил его карманы и отнял у него пистолет. Отчим пошел по тропинке с презрительным и небрежным видом. Мы шли недолго, дядя Абдулла остановился на небольшой полянке, окруженной со всех сторон горными кривыми дубами и кизиловыми деревьями. Несколько больших камней лежало у края полянки, и на средний сел дядя Абдулла. Самед, Гассан и Ибрагим уселись на соседних камнях, и отчим стоял перед ними один, даже не связанный ремнями, и, однако, он не пытался бежать. Карабин стоял у ноги дяди Абдуллы, старый карабин с серебряной дощечкой на ложе.

Я посмотрел на лица моих дядей. Они хорошо умели сдерживать свою ярость. Только строгое внимание было на их лицах.

— Как зовут? — спросил дядя Абдулла.

— Сулейман, — ответил отчим.

— Я спрашиваю настоящее имя.

Отчим огляделся. В нескольких шагах от него начинался лес, — казалось бы, можно, неожиданно рванувшись, добежать до леса и исчезнуть между деревьями, но было что-то такое в лицах четырех молчаливых людей, сидевших перед ним на камнях, что отчим сплюнул и ответил:

— Бетке.

— Немец?

Отчим кивнул головой.

— Так, — сказал Абдулла и отвел глаза в сторону. Ровным, глуховатым голосом он спросил:

— Ты убил моего отца?

— Нет, — ответил отчим, глядя в лее.

У дяди Абдуллы изменилось лицо. Он вскочил и подошел к отчиму.

— Ты убил моего отца? — тихо повторил он и схватил его за горло. — Ты? Ну?

Я видел только его спину, огромную мускулистую спину и шею, налившуюся кровью. А отчим видел его лицо. Это, наверное, было страшное лицо.

— Я, — ответил он дрогнувшим голосом.

Абдулла отвернулся и опять сел на камень. Потные волосы прилипли к его лбу. На виске пульсировала синяя жилка. Правой рукой он дернул ворот рубахи, и материя разорвалась с сухим треском, обнажив широкую мускулистую грудь. Он дышал шумно, и у него пересохли губы.

— Зачем ты прикидывался глухонемым? — спросил он с неожиданным спокойствием в голосе. Бетке молчал. — Ну?

И Бетке вдруг засмеялся. Он смеялся тем нехорошим смехом, который переходит в истерику. Он смеялся, закинув голову, а дяди смотрели на него с неподвижными лицами. Бетке трясся от смеха, качался и изгибался посреди освещенной солнцем полянки.

— А вы и не поняли? — говорил он сквозь смех. — А вы и не поняли? Зачем притворялся? Затем, чтобы дураки поверили, затем, чтобы морочить головы дуракам, затем, чтобы повести дураков.

Самед перегнулся вперед.

— Куда повести?

Припадок смеха у Бетке кончился.

— Куда? — переспросил он и задумался. — Не знаю. Куда полковник прикажет, полковник Шварке, чтоб ему было не лучше, чем мне. Может быть, жечь города, взрывать заводы. Может быть, на Москву. Это полковник знает.

Он снова замолчал, и его руки свисали вдоль неуклюжего тела. Дядя Абдулла обернулся.

— Вы хотите еще что-нибудь узнать, братья? — спросил он.

Братья качнули головами: нет.

— Как ты решил, Гассан? — спросил Абдулла.

Гассан поднял голову.

— Пусть обманом, пусть хитростью, все равно, он пробрался в нашу семью и стал членом нашей семьи. Он хотел погубить нашу страну. Он убил нашего отца. Он хотел убить Гуризад, нашу сестру и свою жену. Мы должны смыть этот позор с нашей семьи, а если не смоем, то люди скажут: это бесчестная семья, среди них был убийца, предатель и шпион. Мы судим его, братья, и мы должны казнить его.

Он положил руку на карабин дяди Абдуллы с серебряной дощечкой на ложе.

— Как ты решил, Ибрагим? — спросил Абдулла.

Ибрагим кивнул головой.

— Я согласен с Гассаном.

— Как решил ты, Самед? — И Самед кивнул головой.

— Я с вами согласен, братья, — сказал Абдулла и замолчал. Из-за деревьев медленной, утомленной походкой вышла моя мать, немолодая женщина Гуризад. Рустам шел за ней, немного смущенный, и когда Абдулла посмотрел на него, развел руками, видимо желая сказать: «Ну что я могу с ней сделать?»

Все четверо переглянулись, а мать прислонилась к дереву — она была очень слаба — и сказала: