Николай Задонский - Денис Давыдов (Историческая хроника)

• Название: Денис Давыдов (Историческая хроника)
• Автор: Николай Задонский
• Издательство: Военное издательство Министерства обороны СССР
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1968

Старейший советский писатель Н.А.Задонский известен читателям многими произведениями, посвященными героическому прошлому нашей страны ("Горы и звезды", "Смутная пора", "Донская Либерия" и др.). Наибольшей популярностью пользуется его историческая хроника "Денис Давыдов", воссоздавшая образ замечательного русского поэта, партизана, героя Отечественной войны 1812 года.

Жизнь Дениса Давыдова рисуется в книге на фоне того огромного патриотического подъема, который охватил русский народ в годы борьбы с нашествием полчищ Наполеона.

С волнением читаются и те страницы хроники, которые посвящены Денису Давыдову как поэту и человеку. Книга с интересом будет прочитана самыми широкими кругами читателей.

---

Возвращаясь под вечер домой, Денис нагнал по дороге босоногого деревенского мальчика, нагруженного огромной вязанкой хвороста. Заметив подъехавшего сзади молодого барина, мальчик посторонился, опустил свою ношу на землю и, тяжело дыша, вытирая рукавом посконной рубахи обильно катившиеся по лицу капли пота, с любопытством стал смотреть на Дениса.

Он был примерно в одних с Денисом годах, только чуть повыше ростом и поуже в плечах. С открытым, почерневшим от загара лицом, светловолосый, голубоглазый, он невольно располагал к себе.

Остановив лошадь, Денис полюбопытствовал:

– Куда же ты столько хворосту несешь?

– Известно, домой… Нужно на зиму-то припасать…

– А сам откуда?

– Бородинский… Савелия-кузнеца большак, Никишка, – бойко отозвался мальчик и, сделав шаг вперед, неожиданно спросил: – А чего это с конем у вас приключилось?

Денис рассказал. Никишка внимательно выслушал, поскреб в затылке и посоветовал:

– Надо моему деду Михею показать… Он всякие снадобья знает и враз коня поправить может…

– А живете вы далеко?

– Да вон она, хата наша, – указал Никишка на выглядывавшую из-за пригорка соломенную крышу. – Почитай, на самом отшибе села построились.

Денис советом воспользовался. И не раскаялся. Дед Михей, высокий, седобородый и радушный старик, осмотрев коня, обнаружил обычный малый вывих и выправил его без труда.

– Где же ты, дедушка, лекарить обучился? – спросил Денис.

– И-их, баринок, – ответил с легкой усмешкой старик, – за тридцать годов в солдатах чему не научишься… Оно верно говорится, что солдат на все руки мастак: шилом бреется, дымом греется…

– В каких же войсках тебе служить пришлось?

– В конных гренадерах состоял… С покойным Салтыковым-генералом еще походы делал, немцев били… Потом с Румянцевым турок замиряли… Много кой-чего на белом свете повидать довелось, баринок! Захаживай, коли милости твоей угодно солдатские банки послушать…

Денис с той поры стал частенько навещать старика. Привлекали не только любопытные военные истории, но и особенное умение их рассказывать. Простой, образный народный язык, меткие словечки, шутки и прибаутки деда Михея крепко запоминались, обогащая невольно язык самого Дениса. Да и Никишка все более удивлял своей смышленостью: то лисий или волчий выводок выследит, то еще чем угодит.

Денис упросил отца сделать Никишке сапоги и подарить старое ружье. Вскоре Никишка сделался постоянным товарищем в охотничьих забавах.

Впрочем, Денису приходилось участвовать и в большой, настоящей охоте, которую устраивал Василий Денисович совместно с соседями-помещиками.

Поездка куда бы то ни было вместе с отцом доставляла Денису большое удовольствие. Отношения между ними не оставляли желать лучшего. После происшедших изменений в судьбе отца привязанность к нему Дениса возросла. Да и отец, кажется, любил старшего сына больше других детей.

Однажды они поехали в коляске к соседу-помещику покупать лошадей. Денис оказался хорошим помощником. С видом знатока он осматривал каждого коня, подавал весьма дельные советы. Когда возвращались обратно, Василий Денисович сказал:

– Ну вот, дружок, ты становишься совсем взрослым. И, право, нам давно следует поговорить о твоем будущем…

Денис насторожился. Он никогда не скрывал от отца своего твердого решения идти на военную службу. Зачем же затевался такой разговор?

– Вы знаете, батюшка, – тихо и почтительно ответил он, – я буду служить…

Василий Денисович грустными глазами посмотрел на сына и тяжело вздохнул:

– Я понимаю… Но тебе известно, дружок, как ограничены наши средства. А чтобы не умалить своего достоинства, молодому офицеру, особливо гвардейцу, необходимы лишние расходы… И немалые. Знаю по себе… – Он сделал короткую паузу, вытер платком лоб и с неожиданной резкостью добавил: – Достоинства же своего и чести Давыдовы никогда не роняли! Запомни!

– Чего же вы желаете, батюшка? – низко склонив голову, дрогнувшим голосом спросил Денис.

– Я желаю, чтобы ты сам хорошенько подумал, – произнес Василий Денисович. – Есть много способов служить с пользой для отечества и необременительно для семьи… Мне сообщили, что тебя и Евдокима можно записать в архив иностранной Коллегии…

– Нет, нет, батюшка! – горячо перебил Денис, схватив руку отца. – Я избрал военное поприще. Я не прошу ничего, кроме вашего благословения! Я соглашусь скорее служить простым солдатом, чем сидеть в канцеляриях… Мне даже слово это противно… Не принуждайте меня, батюшка!

Взволнованность сына до глубины души тронула Василия Денисовича. Он понял, что никакие уговоры не помогут. Да и сам на месте сына поступил бы так же! «Что ж, может быть, прав окажется Суворов, пусть идет мальчик своей дорогой. Одного как-нибудь устроим, а Евдокима определим в гражданскую».

И Василий Денисович нежно привлек к себе сына, поцеловал в горячий лоб:

– Успокойся, дружочек… Неволить тебя никто не собирается. Пусть будет по-твоему!

IV

Среди московских знакомых Василия Денисовича своим умом и образованностью выделялся симбирский помещик и масон Иван Петрович Тургенев. Когда-то он принадлежал к кружку известного просветителя Николая Ивановича Новикова, был за это даже выслан и лишь недавно опять появился в Москве.

Денис подружился со старшими его сыновьями – Андреем и Александром, учившимися в Московском университетском пансионе. Мальчики были общительны, любили поспорить на литературные и философские темы. Правда, многие вопросы, интересовавшие братьев, Денису были непонятны и чужды, но литература его увлекала. Братья наизусть читали стихи Державина, басни Хемницера и Дмитриева. Они познакомили Дениса с альманахами, изданными Николаем Михайловичем Карамзиным. Андрей Тургенев, бывший года на три старше однолеток Дениса и Александра, сам пробовал сочинять. Некоторые его стихи уже печатались.

Как-то раз Александр, всегда оживленный и любезный, встретив Дениса, сказал:

– Приходи вечером к нам… Один пансионный приятель свои стихи читать будет… Чудо! Гений! Сам Карамзин хвалит!

Денис, давно подметивший в Александре склонность всех производить в гении, приглашение все же принял и вечером отправился к Тургеневым.

Юноша, которого он там встретил, произвел приятное впечатление. Среднего роста, волосы темные, густые, лоб широкий. В продолговатых восточных глазах задумчивость. С толстых, но правильно очерченных губ, казалось, не сходит легкая и добрая улыбка.

Дениса представили. Юноша приветливо протянул руку:

– Василий Жуковско́й.

Андрей Тургенев тотчас же поправил:

– Не Жуковско́й, а Жуко́вский. Карамзин говорит – так более правильно и благозвучно. Василий Андреевич Жуко́вский.

Денис заметил, как юноша почему-то смутился, покраснел и, опустив глаза, поспешно открыл лежавшую перед ним книжку.

В комнате находилось еще несколько товарищей братьев Тургеневых. Среди них самый старший – Александр Воейков. Он беспрерывно суетился, размахивал руками. Маленькие черные глазки смотрели на всех насмешливо. А самым младшим был десятилетний мальчик, сидевший смирно в углу на широком диване. Это брат Тургеневых, Николаша. Серыми строгими глазами он молча наблюдал за всеми и кусал ногти на коротких пальцах. Денис вспомнил, как возмущался мосье Шарль, отучавший его самого от этой привычки, и невольно улыбнулся мальчику. Но тот не обратил на него внимания и продолжал свое занятие, пока брат Александр не сказал ему:

– Николаша!, Пальцы! Сколько раз тебе говорили!

Мальчик, ничуть не смутившись, медленно опустил руку.

Выражение лица его осталось серьезным.

Жуковский начал читать. Голос у него мягкий, приятный, а стихи печальные.

В туманном сумраке окрестность исчезает,
Повсюду тишина, повсюду мертвый сон.

Товарищи слушали молодого поэта с напряженным вниманием. Светлые круглые глаза Андрея скоро сделались влажными. Александр Тургенев, сидевший рядом с Денисом, несколько раз толкал его в бок и восторженно шептал:

– Я же тебе говорил! Прелесть! Чудо! Гений!

Когда Жуковский кончил читать, его окружили, начали поздравлять. В комнате стало шумно. Все наперебой старались сказать что-нибудь приятное молодому поэту. Андрей, взволнованный и раскрасневшийся, крикнул даже, что теперь сам Карамзин может подавать в отставку. Один лишь Николаша, соскочив с дивана, заметно прихрамывая на левую ногу, молча скрылся из комнаты.

Денис испытывал какое-то странное чувство. Стихи, по правде сказать, ему не понравились, но в то же время он немного завидовал Жуковскому. Мысль, что этот тихий и приятный юноша, его ровесник, уже вышел на дорогу к славе, задела самолюбие. К славе Денис был ревнив! Чары поэзии не коснулись еще пылкого сердца, а любопытство к стихам пробудилось. Созревало страстное желание самому попробовать свои силы в стихах. Разумеется, никому в этом Денис не признавался. Но, прощаясь с Тургеневыми, взял у них несколько новейших альманахов и книг. И две недели прилежно постигал стихотворную мудрость. Порой казалось ему, что нет ничего проще, как складывать слова в гладкие строфы, а стоило взять в руки перо, и мысли куда-то исчезали, а слова порхали перед глазами, славно бабочки на весеннем лугу. Нет, писать стихи оказывалось не так-то просто!