Худайберды Тухтабаев - Волшебная шапка

• Название: Волшебная шапка
• Автор: Худайберды Тухтабаев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Сказка
• Год: 1970

Жил-был на свете мальчик по имени Хашим Не желал он учиться, помогать матери по хозяйству, обижал сестрёнок и соседских мальчишек. Но вот однажды в руки этого лентяя и бесшабашного разгильдяя попала сказочная волшебная шапка, которая могла исполнить любое желание хозяина. Преисполненный уверенности в том, что с помощью чудесной шапки он совершит множество героических поступков и прославится на весь мир, Хашимджан отправляется странствовать по свету. И каких только испытаний, каких приключений – опасных и благородных, смешных и трогательных – не произошло с ним, пока он наконец понял, что без труда, без знаний, человек ничего не добьётся.

Молодой узбекский писатель Худайберды Тухтабаев живёт и работает в Ташкенте. Он пишет книги, статьи и фельетоны.

По профессии и по образованию Худайберды Тухтабаев – учитель. Именно поэтому, наверное, герои большинства его книг – дети, и он умеет рассказать о них живо и занимательно.

Повесть «Волшебная шапка» – первая книга писателя, переведённая на русский язык. Хочется верить, что она доставит читателям немало радостных и весёлых минут.

Повесть – сказка, удостоена премии на Всесоюзном конкурсе на лучшую детскую книгу в 1970 г.

---

Признаться, здорово придумано, остроумно, мне понравилось. Вначале я от души посмеялся, потом вдруг подумал: «А ведь точно так, как сейчас я смеюсь сам над собой, над нами смеялись и другие. Может, пришли домой и родителям рассказали, и те тоже посмеялись от души».

Руки сами собой сжались в кулаки, в голову ударила кровь, но я сдержал себя.

– Кто это нарисовал? Очень красиво! – добродушно улыбнулся я, точно хотел расцеловать того великого художника.

Я знал, что редактором у нас левша Таштемир. А он стоял рядышком, покряхтывал от удовольствия. Услышав мой вопрос, Таштемир горделиво выпятил грудь:

– Я нарисовал, апчхи!.. Отойди подальше, у меня насморк, апчхи!..

– Вы поглядите на него, опозорил человека да гордится, точно геройство совершил. Зачем нарисовал?

– Нарисовал, апчхи!..

– Зачем, говорю?

– Апчхи, апчхи!

– А ты погляди, погляди хорошенько, есть у меня голова или нет? – Для большей убедительности я потёрся головой о его живот.

– Сейчас вроде бы есть, апчхи…

– Эй, Апчхи, я тебя спрашиваю, почему нарисовал меня безголовым?

– А почему ты сам… апчхи… прогуливаешь уроки ради всяких… апчхи!.. Тянешь класс назад… апчхи… апчхи… мы очутились…

– Сейчас же сними карикатуру.

– Апчхи… не сниму.

– Ну погоди! – Я оттолкнул Таштемира, сорвал газету.

В классе поднялась страшная суматоха: кто-то схватил меня за руку, кто-то поднимал с пола Таштемира, другой отряхивал с него невидимую пыль.

Надо же было, чтобы именно в этот момент в класс вошёл мой «любимейший» Закирджан. Так уж мне всегда везёт, вы знаете.

– Как тебе не стыдно, Кузыев! Ты за это ответишь. Садитесь все по местам. Ну-ка скажи, почему ты порвал газету?

– Не знаю.

– Прошу после уроков не расходиться.

Проведём собрание отряда. – Закирджан удалился, по-боевому печатая шаг.

Я тихонько взглянул на Таштемира: как, интересно, он себя чувствует? А несчастный левша отвернулся, надул губы, сидит как индюк. Обиделся, конечно.

Уроки я провёл в беспокойстве: всё подумывал дать стрекача (кто бы мне поверил, если сказал, что плохо себя чувствую!), но я побоялся, что меня сочтут трусом. Будь что будет, что суждено – того не миновать.

Акрам попытался успокоить меня:

– Не бойся, Хашимджан, я свидетель: Таштемир сам виноват.

На классное собрание вместе с Закирджаном пришёл и Атаджан Азизович (Вахид Салиевич, как назло, уехал со старшеклассниками в город на экскурсию).

Собрание открыл Маматджан, самый худущий и длиннющий парень в классе, председатель совета отряда. Справа от него восседал директор, слева – мой «любимый» вожатый.

– Разрешите считать собрание открытым… – Маматджан кашлянул в кулак, схватился обеими руками за край стола и продолжал дрожащим голоском: – Собрание… это… посвящённое… вопросам посещаемости нашего класса «Б»… то есть шестого «Б»…

Я сидел, низко опустив голову (похож ли на раскаявшегося?), и изредка шмыгал носом. Маматджан предоставил слово директору. Атаджан Азизович поднялся, оглядел всех нас, заметно улыбаясь, потом согнал с лица улыбку, грозно нахмурился.

– Ну-ка, ребята, скажите мне сами: на каком месте ваш класс по посещаемости?

– На седьмом! – раздались нестройные голоса.

– А почему не на первом?

– Потому что у нас прогульщиков много.

– Так. А кто больше всех пропустил уроков?

– Хашим Кузыев!

– Акрам тоже.

– Ещё Умринисо.

– И Шеркузы! – посыпалось отовсюду. Не я один, оказывается, прогульщик! Всемвместе и ответ держать легче. Выпрямил спину, сел поудобнее.

Атаджан Азизович продолжал:

– Выходит, они и виноваты в том, что ваш класс плетётся в самом хвосте, попал на чёрную доску отстающих и портит показатели всей школы. Не так ли?

– Та-ак! Точно так!

– Тогда пусть эти молодцы выйдут сюда, покажутся нам во всей красе. Так, так, выходите, не стесняйтесь, ребята. Молодцы, молодцы! Вы только посмотрите на них. Симпатичные, хорошие ребята вроде, а на поверку… Никак не пойму, как они докатились до жизни такой – стали злостными прогульщиками. Маматджан, веди дальше собрание, пожалуйста. Я посижу в сторонке, послушаю вас. Посмотрим, есть ли настоящие пионеры в шестом «Б» классе, сумеют ли откровенно сказать товарищам об их недостатках.

– Кто желает выступить? – спросил Маматджан.

Таштемир начал говорить с места, но председатель перебил его:

– Вначале подними руку, возьми слово, тогда и говори!

Таштемир разобиделся и заявил, что теперь ни за какие деньги не выступит.

Мои дорогие одноклассники, видать, здорово соскучились по такому собранию. Активничали: стыдили прогульщиков, осуждали, призывали исправиться. Интересовались, почему прогуливаем, не учим уроки, позорим свой класс. «Ну, пронесло грозу, – подумал я с облегчением, – меня не трогают». Но в этот момент Маматджан возьми да заяви вдруг:

– А теперь поговорим о Хашиме Кузыеве. Кто хочет высказаться?

Все молчат. Я гляжу направо и говорю про себя: «Спасибо, мои дорогие, что молчите! Правильно, так, именно так надо поддерживать друзей!» Гляжу налево, думаю: «Никогда не забуду вашей доброты, милые! Спасибо вам!» Но вдруг вскакивает Таштемир и всё портит. Он поднял руку, с поднятой рукой встал с места и так же с поднятой рукой затараторил:

– Вчера мы выпустили стенгазету… апчхи… простите, посвящённую дисциплине в классе. Об этом специально просил Вахид Салиевич. А мулла-ака… апчхи… простите, Хашим Кузыев самым хулиганским образом изорвал газету, апчхи… Кузыев должен держать ответ за свой проступок, апчхи!..

– Не может быть! – нарочно удивился Атаджан Азизович. – Неужто он изорвал газету? Почему ты это сделал, Кузыев?

– А почему они нарисовали меня без головы? – спросил я в свою очередь.

Вот уж где началось настоящее собрание, скажу я вам! Атаджан Азизович сам занялся мной. И Акрама поставил рядышком. Меня теперь обсуждали не как рядового прогульщика, а прогульщика-хулигана. Я стоял и боялся одного-единственного: как бы они вообще не выгнали меня из школы. Где я найду ещё таких чудесных ребят?

– Ну-ка, скажите, ребята, в чём состоит главный и священный долг каждого пионера? – спросил вдруг Атаджан Азизович.

– Он должен отлично учиться.

– Ещё в чём?

– Быть дисциплинированным.

– Ещё?

– Учиться без прогулов.

– Молодцы! Выходит, пионер Хашим Кузыев не выполняет ни одну из заповедей пионерского кодекса? Верно?

– Верно!

– А достоин ли такой человек носить красный пионерский галстук?

– Нет, не достоин.

«Всё, – подумал я, – конец. Хоть бы Вахид Салиевич вернулся, уж он-то не дал бы меня в обиду!»

– У кого какие предложения?

– У меня! – вскочил с места Мирабиддинходжа. – Я хочу сказать… в общем, я хочу сказать…

– Хочешь сказать, так скажи! – поторопил Маматджан.

– Да ничего особенного… просто я хочу сказать, что Хашимджан – хороший парень, только вот ленив немного, неорганизованный… Но если вы выгоните его из школы, ятоже брошу учиться. Вот! – и сел на место, готовый заплакать.

– Кто ещё хочет сказать?

С места встала Саддиниса. Она постояла, наматывая на палец кончик косички, вздохнула и вдруг выпалила:

– Если мы исключим Хашимджана из пионеров, то его мать повесится!

Класс испуганно охнул. Саддиниса продолжала:

– Да, да, я сама не раз слышала, как она говорила: «Если Хашим будет по-прежнему плохо учиться или бросит школу, я не перенесу этого: или повешусь, или обольюсь керосином и сожгу себя!»

После Саддинисы опять вскочил Таштемир, он уже не рвался съесть меня живьём. Он сказал, что меня можно простить при условии, если я попрошу у товарищей прощения за прогулы и сам выпущу новую стенгазету.

– А за то, что он меня толкнул, мы потолкуем с ним потом на улице, – закончил он.

А класском Хамрокул тут же вставил:

– Верно, верно, Кузыев не выполняет никакой общественной работы. Его надо ввести в редколлегию стенгазеты, пусть поработает. Тем более, что у него почерк хороший.

Маматджан тоже долго и непонятно говорил о том, что выгонять меня из пионеров не стоит, но можно временно отобрать у меня галстук и посмотреть, как я себя поведу дальше.

Выступили почти все ученики нашего класса. Я уже не различал, кто что говорит, меня окутал какой-то липучий туман, начала кружиться голова…

– Кто за то, чтобы исключить Хашима Кузыева из рядов пионеров, прошу поднять руку, – сказал Азизов.

Я вздрогнул, поднял голову. Сейчас рубанёт. Но что это? Проходит минута, другая, третья. Никто не поднял руки. Сидят, ждут чего-то.

– Хорошо! – произнёс Азизов непонятно почему повеселевшим голосом. – Молодцы, ребята, другого я от вас и не ожидал. Теперь у меня есть другое предложение. Прошу поднять руки тем, кто готов не пожалеть ни сил, ни времени на то, чтобы помочь Хашимджану Кузыеву исправиться, стать примерным пионером и хорошим человеком.