Владимир Романовский - Год Мамонта

• Название: Год Мамонта
• Автор: Владимир Романовский
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12236-2

Версия с СИ от: 12/05/2008.

* * *

Аннотация автора:

Историко-приключенческий роман, притворяющийся романом жанра «фентези». Данная версия — авторская, без издательских купюр и опошляющих повествование «поправок». Версию, которую можно в данный момент купить в магазинах, автор НЕ РЕКОМЕНДУЕТ. Мягко говоря.

* * *

Аннотация издательства:

Прошли годы, минули столетия, но жизнь в Троецарствии продолжается. Ушли в предание времена Придона, Иггельда и Скилла. Но по-прежнему отважны славы, дерзки артане, хитры куявы.

Пришли новые герои.

И снова кипят страсти, и снова льется кровь…

---

Записанную секретарем речь Фалкона подправили тут и там, убрали оскорбительные для провинциалов пассажи, вставили новые пассажи, оскорбительные для жителей столицы, и отправили с курьерами во все концы страны.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. УЮТ В КНИКИЧЕ

Пятнадцать лет к ряду Зигвард умудрялся управлять Славией, скрытый двойной тенью, отбрасываемой боевым щитом Кшиштофа и юбкой Забавы. Теперь он умудрялся править Славией из Кронина, непрерывно посылая курьеров в Висуа, где его приказы оглашала Забава, и в провинции, где они оглашались кем попало, но действовали не менее эффективно. Два часа в день он посвящал таким образом славской почте. Остальное время надо было как-то занять. Когда Кшиштоф был конунгом, Зигвард дарил себя женщинам целиком. Теперь у него появились дополнительные интересы. Он приписал это, во-первых, своему возрасту, и во-вторых, общей непривлекательности жительниц университетского города. Он был неправ. Он чувствовал, что он не прав, что возраст и выбор здесь не при чем. Но он боялся себе в этом признаться — боялся сказать самому себе, что Ниверия и Славия по отдельности слишком малы для него, зато вместе — почти в самый раз.

Положение между тем было критическое — Зигвард понимал, что Фалкон долго ждать не будет, а ощущение новизны, испытываемое кронинцами в результате смены власти, скоро пройдет, и когда окажется, что благосостояние горожан и окрестных провинциалов не стало лучше, чем было при Фалконе, они сразу вспомнят, что Зигвард — ниверийский аристократ только во вторую очередь, а в первую — славский конунг. Кто их знает, как они себя в этом случае поведут.

Он надеялся, что, как всем баловням политической фортуны, ему в конце концов повезет. И ему повезло.

Археолог по кличке Лейка, искавший где-то недалеко от Кникича погребенный под многослойной вековой пылью город, обнаружил вместо города огромные залежи золота. Самому Лейке золото было до жопы, но остальные члены группы возбудились настолько, что Лейка испугался и послал курьера к Ярислифу в Кронин. Ярислиф, он же Зигвард, срочно выехал в направлении раскопок, взяв с собой сотню воинов и две сотни землекопов. Воины были славы, землекопы ниверийцы. В первый же день по прибытии случились три драки, и какое-то количество золота перешло в чьи-то карманы без ведома Зигварда. Провинившихся воинов и землекопов пришлось, следуя методам Кшиштофа и Фалкона, казнить на месте, и дисциплина восстановилась.

Добывали быстро, переливали в слитки рядом с рудником, и под конвоем отправляли в Кронин, в ратушу. Через неделю Зигвард имел достаточно золота в своем распоряжении, чтобы заплатить фермерам и купцам — продовольствие раздавали бесплатно на улицах и в тавернах. Обозы с продовольствием шли также в серверные провинции. Три дня спустя уже никто не сомневался, что Зигвард — законный Великий Князь. Можно было передохнуть.

Он выиграл время — теперь провинциальные князья присоединялись к нему гораздо охотнее, и армия мятежников начала стремительно расти. А Фалкон все еще ничего не предпринимал. То есть, предпринимал, конечно — стягивал войска из южных и восточных провинций к столице, а также ответил на хитроумную депешу Зигварда о возможных переговорах коротким письмом — «С мятежниками Ниверия переговоров не ведет. Рядилище». Но все это было пока что не очень серьезно.

Тогда Зигвард предпринял короткое путешествие в Кникич. Славскому контингенту в Кникиче объяснили положение. Славия и Ниверия — дружественные страны, состоящие в альянсе против Артании. Автономный Кникич должен поэтому защищаться воинами из обеих стран. Тут же несколько сот ниверийцев из перешедших под знамена Зигварда присоединились к славам в Кникиче. И тем и другим объяснили, что положение в Ниверии тяжелое, ибо в Астафии власть захватил узурпатор. То, что он захватил ее два десятка лет назад, старались не упоминать. По примеру славов, ниверийцы стали строить себе времянки.

Местному населению вообще ничего не объясняли, да оно и не стремилось понимать. Падал снег, и кникичи готовились к долгой зиме — с утра варили варенье и солили сало, а вечером сидели на крыльце, ежась и жуя соломинку. Впрочем, были исключения.

Ближе к вечеру, бредя по улице меж убогих изб, Зигвард заприметил добротно построенный дом — двухэтажный, ровный, симметричный, с правильной кровлей. Справа от крыльца, вплотную к стене, высилось какое-то сооружение из камня и жести. Подойдя ближе, Зигвард понял, что это печь. От печи отходила жестяная труба и скрывалась под крыльцом. Какой-то механизм, подумал Зигвард. Он ступил на первую ступеньку и почувствовал, что от крыльца исходит тепло. Дверь дома бесшумно (!) отворилась и на крыльцо выступил здоровенный рыжий детина в полушубке. Не обращая никакого внимания на Зигварда, он сел на верхнюю ступеньку, вставил в рот соломинку, и стал ее жевать, неотрывно глядя на высившийся позади (Зигвард обернулся) горный хребет, утыканный голыми и вечнозелеными деревьями и присыпанный снегом.

— Хо, — сказал Зигвард. — как зовут тебя, парень?

Детина безучастно посмотрел на него, помолчал, и сказал равнодушно:

— Иауа.

— Н-да, — сказал Зигвард.

Детина не ответил. Зигвард не был уверен, что такое Иауа — имя ли, или просто кникическое вежливое восклицание.

Дверь снова открылась, и на крыльцо вышел средних лет мужик, такого же роста и телосложения, что и детина, и такой же рыжий. Он сел рядом с детиной и тоже вставил в рот соломинку.

— А тебя как зовут?

— Аи, — откликнулся мужик.

— Хороший вечер, не правда ли?

— Да.

Помолчали.

— Вам как удобнее — по-славски или по-ниверийски? — спросил Зигвард.

— Одинаково, — сказал Аи.

— Это я все к чему, — объяснил Зигвард, — любопытный я очень. Иду по улице, смотрю на этот вот дом. Хороший дом, добротный. А кругом хибарки.

Аи улыбнулся.

— Да, — сказал он. — Хороший дом.

— Вы, кникичи, очень неразговорчивы все-таки, — заметил Зигвард.

— Зима, — объяснил Аи.

— А женщины у вас тут есть свободные? — спросил Зигвард.

Помолчали.

— А летом вы больше разговариваете?

— Летом?

— Летом.

Аи задумался.

— Пожалуй, нет. Бабы тараторят. Мужчины умнее.

— Дом-то сами строили? — спросил Зигвард.

— Сами. Не совсем. Помогал тут один. Указывал, чего и как. Не местный.

— Слав?

— Нивериец. Старенький, борода до пояса. Говорит много, но не попусту. Дочка у него. Хочу на ней сына вот женить, а он упирается.

— И где же этот нивериец живет?

— А вон дерево видишь? Вон там. Елка. Вот от той елки направо, верст пять. Или семь.

Зигвард поглядел в означенном направлении. В лучах заходящего солнца «вон там» елок не было, но стояла одинокая сосна.

Зигвард поблагодарил Аи и Иауа, вернулся к шатру, оседлал коня, и поскакал — сперва до сосны, а там направо, по оледенелой тропинке.

Версты через три показалось еще одно поселение. Вообще в Кникиче так везде жили — пучками, и пучки эти названий не имели, а все больше от елки направо столько-то верст. Названия выдумываются, чтобы упоминать в разговорах, а разговаривали тут мало. Впрочем, возможно, более разговорчивые женщины употребляли какие-нибудь названия, но с момента прибытия в Кникич, а прошли уже целые сутки, Зигвард видел только двух женщин — одну с вязанкой дров, другую с ржавым сломанным плугом.

Селение-пучок, как и предыдущие, состояло из хибарок, но в конце единственной улицы высился двухэтажный добротный дом, а чуть в стороне от улицы Зигвард обнаружил наполовину построенный деревянный храм, вполне ниверийского типа. Возможно, строительство прекратилось из-за наступления зимы и должно было возобновиться весной.

Зигвард постучал было в дверь кулаком в рукавице, как вдруг заметил самый настоящий висячий молоток в виде подковы, как в Астафии. Правда, молоток примерз к двери, так что стучать кулаком все равно пришлось. А потом еще стучать, поскольку что-то никто не отзывался.

Но вскоре раздались ленивые шаги, послышалось ругательство на ниверийском, и дверь отворилась. Рыжая, конопатая, молодая женщина смотрела наглыми зелеными глазами на Зигварда.

— Ао? — сказала она.

— Добрый вечер.

— Эо уи Нивер маа! — возмущенно сказала женщина.

— Простите, с местным наречием я не знаком, — сказал Зигвард по-славски.

— Местный наречие чего надо ты? — спросила она с жутким ниверийским акцентом.

— Здравствуйте, землячка, — сказал Зигвард.

— А! Вы — нивериец?

— Весь как есть нивериец. Полысел вот немного с возрастом, а так — нивериец.

— Шутник, — отметила женщина. — Так все-таки, чего надо-то?

— Зашел вот на огонек. Думаю, обогреюсь, а при большой удаче, может, чем-нибудь горячим кто-нибудь напоит, сказку расскажет, песенку споет, баиньки уложит, одеялом укутает, спокойной ночи скитальцу пожелает. Но, конечно, бывает, что и дверью в морду, и иди себе, дом на дом не приходится.