Владимир Романовский - Польское Наследство

• Название: Польское Наследство
• Автор: Владимир Романовский
• Жанр: Альтернативная история

Версия с СИ: 27/05/2008.

* * *

Третий роман «Добронежной Тетралогии». Со времен событий, описанных в первых двух романах, прошло девятнадцать лет. Действие тетралогии распространилось на весь цивилизованный мир. Заговор «Неустрашимых» включает попытку одновременного захвата нескольких государств. Варанг смоленских кровей принимает деятельное участие во всех событиях, иногда следуя инструкциям киевского князя, иногда совершая прямо противоположное тому, что вменяется ему делать.

---

К утру ее бил озноб, и тело было горячее, на щеках играл нездоровый румянец, а кожа вокруг глаз побелела. Хелье послал Нестора в детинец за княжеским лекарем. Пришел лекарь, принес какие-то травы, долго осматривал Лучинку, и сказал, что такое бывает, случается.

Оставив Нестора присматривать за больной, Хелье побежал — на торг, к знахарям, и они тоже дали ему какие-то травы. Затем он вспомнил старорощинские придумки и сам набрал разных трав. Дома он изготовил по нескольким разным предписаниям травяные отвары. По совету соседа он сбегал снова на торг и купил кувшин свира, и свиром, подогрев его над огнем, растер Лучинку с ног до головы. Ей полегчало. Снова оставив ее на попечение Нестора, Хелье опрометью бросился в церковь. Молился он страстно, кусая губы, сдавливая себе виски, то стоя на коленях, то ложась на живот.

Вернувшись домой, он увидел, что Нестор плачет, и вспомнил, что никогда до этого не видел сына плачущим.

— Что ты, что ты, Нестор, — растерявшись, говорил Хелье, обнимая сына, гладя его по голове, целуя в щеки и в нос. — Не плачь, парень. Мать твоя женщина крепкая.

На следующий день Лучинка совсем ослабла и только шевелила иногда рукой или головой, и пыталась улыбаться. Хелье выскакивал из дома два раза — один раз на торг за едой для Нестора и снадобьями для Лучинки, и один раз в церковь.

Прошел еще день, и еще один. Иногда Лучинке становилось лучше, но к ночи снова начинался жар. Через неделю она начала кашлять — громко, с хрипом, часто. Хелье, придерживая ей затылок, кормил ее куриным отваром, улыбался, подмигивал, выходил из комнаты, бледнел, сжимал зубы. Кашель не прекращался.

— Лучик, что же ты, Лучик, — шептал Хелье ночью, боясь дотронуться до жены — у нее болело все тело, кожу саднило.

Потом она стала кашлять кровью.

Иногда Хелье удавалось с помощью снадобий, отвара и растираний приостановить кашель, и тогда он звал Нестора, и Нестор приходил и говорил глупости, и смотрел сердито, а Лучинка ему улыбалась.

Как-то ночью кашель прекратился. Лучинка лежала, глядя широко открытыми глазами в потолок. На улице была весна, орали соловьи.

— Потушить свечу? — спросил Хелье.

— Не надо, пусть…

— Лучик, тебе лучше?

— Да.

К утру Лучинка умерла.

Нестор еще спал. Тщательно заперев спальню, Хелье твердым шагом вышел из дому и направился к церкви. Утренняя служба еще не началась. Он разыскал священника и объяснил ему в чем дело.

— Нет, — сказал священник, глядя на Хелье суровыми греческими глазами.

— Что — нет?

— Не могу. Отпевать хорлу — не буду.

— Она моя жена.

— Не буду. Как ни грустно.

Илларион жил неподалеку от строящейся Софии. Хелье направился к нему. Ему долго не открывали. Когда открыли, он отодвинул прислужника и вошел в дом.

— Где хозяин? — спросил он грозно, с неожиданно резким шведским акцентом.

— Спит.

— Буди.

— Не велено.

— Убью.

Сказано было таким холодным тоном, что прислужник понял — убьет. И пошел будить хозяина.

Самый скандальный священник Киева вышел, заспанный, в гостиную и, посмотрев на Хелье, понял, что дело не шуточное.

— Что случилось?

Хелье объяснил. Глаза Иллариона засверкали, щеки побелели от злости. Он быстро облачился в рясу, нахлобучил шапку, и сделал Хелье знак следовать за ним.

Служба шла полным ходом — в приходе Хелье начинали раньше, чем в остальных церквах. Не обращая внимания на молящихся, Илларион быстрым шагом пересек помещение и вплотную подошел к священнику.

— Отец Никодемус, нам срочно нужно поговорить.

— Ты в своем уме, сын мой? Служба!

— Если ты сейчас с нами не выйдешь, следующую службу ты будешь служить не здесь. Патриарх будет уведомлен, не сомневайся.

— А что случилось?

— Сейчас объясню.

Они вышли — в закуток, втроем.

— Отец Никодемус, у этого человека умерла жена. Ее нужно отпеть и похоронить.

— Я не могу позволить, чтобы в святой земле хоронили хорлу. И отпевать не буду.

— Меня не интересуют твои предрассудки, Никодемус. И твои представления о приличиях тоже не интересуют. Ты все сделаешь так, как я тебя прошу.

— Мой долг служителя церкви…

— Прежде долга служителя церкви есть долг христианина.

— Не смей мне указывать, мальчишка! Я вот разберусь! Я сам напишу патриарху!

— Хелье, — Илларион обернулся. — Я встану вот тут, чуть сбоку. А ты дай этому человеку в морду.

— В церкви? Священнику?! — закричал Никодемус.

— Грех беру на себя, — сказал Илларион. — И заранее даю тебе отпущение, если придется дать в морду два или три раза.

Хелье покачал головой.

— Хорошо, — сказал Илларион. — Тогда просто подержи его, я сам дам ему в морду.

Он схватил Никодемуса за грудки и сдавил ему грудь и шею.

— А может, я просто буду его душить, вот так, — сказал он. — До тех пор, пока в нем не проснется приличествующее его сану милосердие.

— Я буду жаловаться! Я к князю пойду! — прохрипел Никодемус.

— Ну, хорошо, — сказал Илларион, отпуская Никодемуса. — Ввиду полного отсутствия у тебя компетентности, управление этой церковью я временно беру на себя. Сейчас я пойду улаживать дела по этому поводу — нужны люди, нужна повозка, нужен гроб. Хелье, иди домой. Когда все будет готово, я подъеду, и все, что нужно, сделаю сам. Никодемус, иди, закончи службу. Только учти. Завтра ты волен делать все, что хочешь, писать любые жалобы кому угодно. Но сегодня, если ты хоть как-то помешаешь мне, к тебе домой придут двадцать ратников. И будут пороть тебя при жене и детях. А Ярославу я дам знать в любом случае. Пусть князь подумает, какой пример подает Никодемус своему приходу.

— Хороший пример…

— Молчи, Никодемус. Видишь этого человека? Посмотри ему в лицо. Сейчас он растерянный, жалкий. Но ведь он придет в себя. А он варанг, и умеет управляться со свердом, и мстителен, как любой варанг.

Некоторое время Хелье размышлял, нужно ли брать на похороны Нестора. И решил, что нужно. Уж не мальчик.

Стало еще теплее. Тень от колокольни легла на кладбищенскую землю по диагонали, пели птицы. Сдерживая дыхание, Хелье поцеловал Лучинку в лоб в последний раз. Нестор, насупившись, уткнулся носом отцу в плечо.

Потекли дни, за днями недели. Ярослав был в отъезде. На поминки пришла недавно родившая Ингегерд — с младенцем. Передав младенца кормилице, она долго гладила Нестора по светлым волосам, а он терпел.

Хелье тем летом как-то резко возмужал, растерял остатки мальчишества в лице и движениях. А Нестор отрастил щеки и стал больше походить на мать, чем на отца. И стали они жить вдвоем.

Нестор ходил в приходскую школу постигать науки. Хелье пришлось отлучиться по княжеским делам ближе к осени, и он оставил Нестора на попечение Ингегерд. «Своим человеком» в детинце у Нестора стать не получилось. За что-то его невзлюбил Ярослав — возможно, заподозрил, что шестнадцатилетний Нестор обхаживает какую-то из дочерей. По поводу дочерей у Ярослава были свои планы.

Рыжая Маринка, убежавшая от ненавистного мужа, прибыла в Киев повидаться с матерью, вернувшейся из путешествия. Нестор штудировал какой-то фолиант, сидя в кроге, когда Маринка ввалилась в этот же крог в компании разбитной молодежи. Над молодым человеком в робе стали потешаться, а он не обижался, и это Маринке почему-то понравилось.

* * *

Хелье еще раз демонстративно оглядел помещение.

— Почему ты здесь живешь? — спросил он. — Ты все-таки скажи. С татями… Вроде бы, средств я тебе дал достаточно, и даже сказал, где мой поверенный в Болоньи живет. А?

— Я, отец, подремлю тут, пожалуй, в уголку, — ответил Нестор. — Твой неожиданный приезд меня утомил. Разбуди меня через час, и, так и быть, пойдем мы слушать твоего проповедника, раз тебе как хочется. Будто в Киеве проповедников мало.

— Аспид, — сказал Хелье.

Нестор прилег на ложе в углу и действительно сразу уснул.

Утомил его мой приезд, подумал Хелье. Гостемиловыми словечками оперируем? Нет бы чему хорошему у Гостемила поучиться. Так нет же. Ладно. Это что такое? Это его сундук, а сверху лежат фолианты — грунок тридцать, не меньше! Где же он деньги на все это взял? Это ж александрийская библиотека у него тут! Ну, теперь понятно, почему роба и хибара эта, и в Болоньи тоже себе отказывал небось — там и накупил фолиантов. Книжный червь, а не Нестор. Ага, вот эту книгу ему Гостемил подарил. Латынь — не знаю я латынь толком. Так, что еще? Ага, платоновы рассуждения. «Солон, Солон, вы, греки, как дети». Глупость неимоверная, надо сказать. Но читается с интересом. Это что? А. Плутарх. О! Еще подарок Гостемила — Теренций. Гостемил тогда говорил, мол, я из отроческого возраста давно вышел, а Теренция только в отрочестве читать следует. Гостемил любит преувеличивать. Где они, мои любимые вирши? Ага, вот: