Барбара Брэдфорд - Женщины в его жизни

• Название: Женщины в его жизни
• Автор: Барбара Брэдфорд
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7027-0151-8

Максимилиан Уэст – миллиардер, промышленный и финансовый магнат, живая легенда, человек, обладающий магической властью и обаянием. Загадка для друзей и родных, не всегда понятный самому себе.

В его жизни было пять женщин, каждая из которых заставляла трепетать его сердце.

Урсула – женщина, давшая ему жизнь.

Теодора – преданная нянька, единственная, кто знала все его секреты.

Анастасия – его первая любовь.

Камилла – верная подруга, тайно любившая его всю жизнь.

Адриана – американская «сирена» – извечная противница днем, которую ночной покров преображал удивительным образом.

---

– Да.

– В каком?

– Твой отец в Бухенвальде… мама в Равенсбрюке.

– Как?

– Этого я не знаю. Действительно, не знаю. Даю тебе слово, Максим, мне не известно, как они умерли, – сказала она спокойно и твердо.

Он сидел и безмолвно смотрел на нее. Лицо его выглядело серым, глаза почернели от боли.

– О Тедди… Тедди!.. – воскликнул он, и рожица его сморщилась.

Она потянулась к нему, а он – к ней, она обняла его, а он выплакивал в рыданиях боль и скорбь по матери и отцу. Она покачивала его, пытаясь хоть как-то унять его горе.

– Я всегда буду ухаживать за тобой и помогать, и Марк тоже. Я знаю, что разница велика, но все-таки у тебя будем мы. Ты будешь наш мальчик.

Он не отвечал, но она знала, что он ее слышит и понял, хотя он еще плакал, и сердце его разрывалось.

Позднее, когда он немного успокоился, Тедди велела ему сесть на диване ровно. Когда он утер мокрое лицо носовым платком, она опустила руку в карман жакета.

– В тот день, когда мы уезжали из Парижа в тридцать девятом году, твоя мама вручила мне коричневый конверт. Ты помнишь, Максим?

Он кивнул.

– Это лежало в нем, – пояснила она и отдала ему белый конверт меньшего размера с его именем, надписанным рукой Урсулы.

Он взял письмо и уставился на него. Спустя минуту прошептал:

– Я, пожалуй, пойду к себе в комнату, ты не возражаешь, Тедди?

– Нет, конечно. Я понимаю, – сказала она. Тедди отклонилась на спинку дивана и смотрела, как он медленно уходил из комнаты. Сердце у нее защемило. Он был еще такой маленький во многих смыслах слова и все-таки сильный и смелый мальчик.

Максим сидел на стуле лицом к комоду, на котором стояли портреты его родителей. Несколько минут он смотрел на них до того, как вскрыть письмо матери и начать его читать.

Париж. Март, 10, 1939

Мой дорогой Максим!

Я возвращаюсь в Берлин с мыслью, что рискую больше никогда тебя не увидеть. Однако возвращаюсь с меньшей тяжестью на сердце, нежели тогда, прежде, потому что знаю: скоро ты будешь в безопасности в Англии с Тедди. И тебе не будет грозить никакая беда. Твое благополучие и счастье всегда имели для нас с твоим папой наиважнейшее значение, помни об этом всегда. Единственная цель моего возвращения в Берлин – помочь папе в уходе за бабушкой и вывезти ее из Германии в безопасное место. Папа и я очень долго ожидали тебя, и самым счастливым днем в нашей жизни был день, когда ты появился на свет. Из тебя вырастает замечательный мальчик, Максим, и мы с папой очень гордимся тобой.

Если мы не приедем в Англию, Тедди будет о тебе заботиться, пока ты не станешь взрослым. Доверяй ее суждениям и мудрости и всегда люби ее так, как она любит тебя.

Что бы ни случилось, знай, что папа и я очень тебя любим. Ты – самое лучшее, что есть у нас.

Ты всегда в моем сердце, родной.

Любящая и преданная тебе мама.

Он отложил письмо и нашарил носовой платок. Вытер текущие из глаз слезы, сунул платок обратно в карман, долго-долго сидел на стуле, мучимый внутренней болью, чувствуя, что часть от него отрезана.

В конце концов он вложил письмо обратно в конверт и подошел к комоду. Выдвинул ящик, достал бумажник отца, спрятал в него письмо, после чего положил бумажник рядом с резной деревянной лошадкой и закрыл ящик.

«Мамочка, мамочка», – прошептал он печально и с болью. Ему была невыносима мысль, что никогда больше он не увидит ее, не услышит ее голоса, не угреется в ее объятиях, не почувствует аромат ее духов «Лилии долины», которыми она всегда пользовалась. Он не мог поверить, что никогда больше ему не гулять по лесам с отцом и не ходить с ним под парусом по озеру и что им уже не работать вместе в «Вестхейм банке», когда он станет взрослым. Эти планы они всегда строили вместе. «Папа, папа», – почти беззвучно воскликнул он и почувствовал, как защемило сердце. Он зажмурился. В голове у него раздавалась музыка в исполнении отца, он слышал звуки фортепиано в отцовском доме на Тиргартенштрассе…

Он взял фотографию матери и отца в вечерних туалетах и, застыв, смотрел на нее, а слезы опять капали на стекло. И вдруг Максим понял, что эта печаль внутри него никогда не уйдет. Она поселилась в нем навсегда. На всю жизнь.

ЧАСТЬ 4 АНАСТАСИЯ ПАРИЖ, 1959

Возлюбленный мой начал говорить мне: встань,

возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!

Вот зима уже прошла; дождь миновал, перестал;

цветы показались на земле; время пения настало,

и голос горлицы слышен в стране нашей.

Песнь песней Соломона, 2; 10, 11, 12

38

Поднимаясь по широкой лестнице, она слышала голос девушки. Голос этот плыл сверху ей навстречу, струясь в теплом июльском воздухе, легкий, лиричный, исполненный музыкальности голос, особенно пленительный еще и потому, что он был такой естественный, лишенный всякого кокетства.

Идеальный голос для сцены или экрана, подумалось Марго Деревенко, но, слава Богу, амбиции девочки в этом направлении не простирались. А если даже и было бы так, ее отец никогда не разрешил бы дочери стать актрисой. Он слишком хорошо знаком с этим жестоким и призрачным миром, чтобы рисковать своей дочерью, позволив ей окунуться в него. У площадки второго этажа она задержалась, чтобы послушать еще; одной рукой она взялась за полированные дубовые перила, в другой была маленькая корзинка со свежесрезанными белыми цветами из сада. Теперь слова девушки были слышны ясней и отчетливей, и Марго догадалась, что та разговаривает с портнихой.

– Вот, Мари, я и говорю этому оборванцу: «Пойдем со мной, бродяжка, я знаю, ты голоден. Приглашаю тебя вон в то кафе позавтракать».

Мари охнула.

– И что же, мадемуазель, пошел он с вами в кафе? – с недоверием поинтересовалась она.

– Да конечно же нет, Мари! Посмотрел на меня так, будто я пригласила его на похороны. На его собственные. Тогда я говорю ему: «Хорошо, если вы не желаете позавтракать со мной в кафе, тогда пойдемте домой к моим родителям. Наш повар Маруба приготовит вам великолепный завтрак, все, что только ни пожелаете». И вы можете себе представить, Мари, что произошло дальше?

– Нет, мадемуазель, не могу.

– Он отказался.

– Это он правильно сделал, – помедлив, сказала Мари сухо. – Не думаю, чтобы ваши родители были слишком рады, если бы вы превратили их прекрасный дом в приют для бродяг.

– Да уж конечно! Рады бы мы не были, – прошептала Марго слушая.

Некоторое время было тихо, затем портниха произнесла весьма озадаченно:

– Не понимаю, мадемуазель Анастасия, зачем вам с первого же раза надо было предлагать этому оборванцу завтрак?

– Это же так ясно, Мари, потому что он голоден!

– Но это же его забота. И вообще, все эти бродяги с Сены – наглые негодяи.

– Как вы можете так говорить! Не их вина, что они попали в тяжелое положение и дошли до такой жизни. Я всегда разговариваю с ними, беседую, и, поверьте, Мари, эти бездомные, что живут под мостом, ничуть не в восторге от своей жизни, ночуя в любую погоду без крыши над головой, без средств к существованию, роясь в отбросах в поисках пищи.

– Они сами виноваты в своих бедах.

– Я так не думаю и стараюсь помочь им.

Поскольку Мари не отреагировала на последнюю фразу, девушка продолжала с жаром:

– Мне удалось помочь одной женщине-бродяжке. Теперь она сама заботится о своем благополучии.

– Да уж конечно, – весьма скептически отреагировала Мари.

– Ну правда же, я в самом деле помогла ей. Я убедила ее расстаться с бутылкой, что она и сделала, и теперь у нее есть работа, и где-то она ютится.

– Понятно. А скажите мне, мадемуазель, ваши родители знают о ваших заботах об участи этих оборванцев на Сене и о том, что вы с ними знаетесь?

– Разумеется, и они одобряют.

«Мы одобряем? – удивилась Марго. – Интересно, с каких это пор?» Она быстро поднялась по широкой деревянной лестнице и оказалась в просторной гостиной, где главным украшением интерьера была бронзовая балеринка Дега, а на стене справа висели «Голубые танцовщицы» работы того же художника. Дега и Моне – любимые живописцы ее мужа – были хорошо представлены в их домашней коллекции.

Огромные двойные двери, ведущие в малый салон, были распахнуты. Марго секунду помедлила перед тем, как войти, заглянула в комнату и застыла от удивления и восторга.

Ее восемнадцатилетняя дочь стояла посреди комнаты, медленно поворачиваясь, расставив руки в стороны, а Мари старалась и хлопотала вокруг, завершая подгонку вечернего туалета, сшитого ею накануне. Платье – нечто эфемерное из шифона нежно-голубых и бледных тонов – колыхалось и струилось вокруг стана девушки, подобно клочьям морского тумана. Если платье можно было счесть шедевром, то Анастасия была само совершенство.

Утреннее солнышко сквозь высокие окна заливало комнату, девушка купалась в потоках света. Ее белокурые волосы ниспадали до тоненькой талии и, казалось, были пронизаны лучами солнца. Прелестное личико с чуть выдававшимися скулами напоминало по форме сердечко, кожа светилась, как полированная слоновая кость. Широко расставленные глаза в опушке тяжелых ресниц были изумительного дымчато-синего цвета. При среднем росте у девушки были длинные изящные ноги и руки. Линия рук угадывалась под невесомой тканью расширенных книзу рукавов, ниспадавших с великолепных плечей, а кромка подола в движении приоткрывала прекрасной формы щиколотки и очаровательные ножки.