Юджин Линден - Обезьяны, человек и язык

• Название: Обезьяны, человек и язык
• Автор: Юджин Линден
• Издательство: Мир
• Жанр: Биология
• Год: 1981

Американский популяризатор науки описывает один из наиболее интересных экспериментов в современной этологии и лингвистике – преодоление извечного барьера в общении человека с животными. Наряду с поразительными фактами обучения шимпанзе знаково-понятийному языку глухонемых автор излагает взгляды крупных лингвистов на природу языка и историю его развития.

Кинга рассчитана на широкий круг читателей, но особенно она будет интересна специалистам, занимающимся проблемами коммуникации и языка.

---

Древним грекам, как и древним иудеям, не приходилось встречаться с какими-либо обезьянами – этим связующим звеном между человеком и животными, и потому они тоже не испытывали никаких сомнений, прославляя человеческий разум, отличающий человека от всех животных и ставящий его над ними. Для греков, как и для иудеев, представление о человеке как о существе разумном обосновывало превосходство человека, поскольку никаких других существ, которые могли бы воспрепятствовать такому представлению, не было. Платон был создателем идеи разумного человека не в большей степени, чем ветхозаветные пророки, написавшие книгу Бытие. И создатели Ветхого Завета, и Платон просто четко сформулировали представление о человеке как существе могущественном и биологически изолированном. Но если в глазах авторов книги Бытие познание было причиной проклятия и изгнания человека из рая, то в глазах древних греков оно являлось убежищем от власти времени и пагубных страстей природы. В представлениях Платона человек хотел жить в мире мысли, в суррогатном смещенном мире упорядоченности и стабильности.

Эти представления нашли отражение в древнегреческой трагедии. В своем сочинении «Рождение трагедии из духа музыки» Ницше описал, как греческая трагедия, начиная от Софокла и кончая Еврипидом, изобразила борьбу между идеалами Аполлона и Диониса. В используемых в нашей книге терминах такая борьба отражает конкуренцию между суррогатным смещенным миром и миром природы, заложенным в наследственности человека. Древнегреческая мысль под влиянием скептицизма Сократа все более подавляла культ Диониса, то есть животную сторону жизни, в пользу создания идеальной жизни согласно представлениям смещенного мира.

Еврипид, один из первых древнегреческих драматургов-трагиков, наиболее убежденный среди них приверженец философского учения скептиков, почувствовал опасность и тщетность пренебрежения животной стороной жизни и отразил это в своей великолепной трагедии «Вакханки». По его понятиям, представление о том, что «человек – это не животное», само по себе еще не искореняет животной части человеческой природы. Более того, когда ее проявления подавляются, дионисийская сторона существования становится агрессивной и таит в себе опасность. В «Вакханках» рационалистическое мировоззрение скептически настроенного царя Пентея, как в кривом зеркале, искажается разрушительными животными страстями, и в конечном итоге царя обезглавливают его же подданные. Ни Сократ, ни Пентей не могут жить только рассудком. Рассудок действует в смещенной версии реального мира и нигде больше.

Если бы мнения людей формировались в результате понимания предмета, а не под дулом необходимости, то представление о рациональном человеке могло бы быть похоронено еще Еврипидом, однако прошло много веков, прежде чем опасности, нашедшие выражение в сюжете «Вакханок», проявились достаточно рельефно, чтобы заставить нас наконец извлечь некоторые уроки. Только теперь мы начинаем отдавать себе отчет в том, что удобное представление о рациональном человеке имеет и оборотную сторону. А посему оставим Еврипида и альтернативу Дионис – Аполлон и перенесемся в наши дни, во времена космической программы полетов на Луну, названной «Аполлон», в которой нашел свое воплощение древнегреческий, «аполлоновский» идеал жизни в смещенном мире и начали проявляться таящиеся в нем «дионисийские» опасности.

В главе 17 я вкратце изложил историю парадигмы стимул – реакция и подчеркнул ее связь с концепцией, согласно которой Вселенная состоит из дискретных частиц. Происхождение парадигмы восходит к механике Галилея и представлению о том, что мышление может рассматриваться как движение некоторых неизменных частиц. Учение об атомистичности Вселенной, как и идея о рациональном человеке, красной нитью проходит через всю историю западной мысли. Идею о том, что материя состоит из атомов, которые в разных сочетаниях образуют различные предметы, наблюдаемые нами в природе, впервые сформулировал древнегреческий мыслитель V века до нашей эры Левкипп из Милета. В наши дни программа «Аполлон» предоставляет удобную возможность оценить достоинства и границы области применимости такого представления о Вселенной, а также взаимосвязи атомистического мировоззрения и платоновской парадигмы о месте человека в природе. Полет на Луну считается венцом современной цивилизации, окончательным покорением природы. Человек наконец разорвал оковы сил тяготения, перестал быть узником Земли. Истоки стремления покорять природу и преодолевать силы тяготения коренятся в вере, что человек – не просто часть природы, что он ответствен за нечто большее, стоящее вне законов природы. Природа – это сырье, лишенное какой бы то ни было неприкосновенности, совокупность частиц, движение которых определяется физическими законами. Достоинства такого представления о природе отчетливо видны из того, что именно это мировоззрение позволило нам достичь Луны. А недостаток такого взгляда на Вселенную состоит в том, что на этом пути мы не можем многого достичь. Полеты на гораздо большие расстояния сталкиваются с колоссальными проблемами в связи с необходимостью огромных затрат энергии и времени. Современные концепции западной технологии и ее потребительская направленность в отношении природы накладывают ограничения на степень нашего удаления от Земли.

В некотором смысле западная технология выполнила свой долг, обеспечив полет человека на Луну, поскольку, вероятно, именно наблюдения за движениями Луны, отличными от движений всех других небесных тел, впервые натолкнули человека на мысль о том, что небеса совсем не обязательно сделаны из жесткого материала, а представляют собой вакуум, именуемый космическим пространством, где плавают лишь отдельные тела. Возможно, это побудило нас к мышлению в трехмерном пространстве, оставив представление о плоской двумерной Земле и плоском небе. Возможно, трехмерность мышления – это результат его перемещаемости, и, достигнув Луны, человек достиг истоков западной технологии. Если наше первое греховное ослепление смещенным миром коренится в необходимости воспринимать себя как нечто отдельное от остальной природы, то Луна могла быть тем ободряющим нас телом на небесах, которое укрепляло нас в представлении, что мы точно так же отличаемся от всего царства животных, как Луна от других светил.

Если мы в состоянии преодолеть эту необходимость рассматривать самих себя как нечто отдельное от природы, то ясно, что наиболее отличительная черта западного мышления не прозорливость, а, скорее, избирательная слепота. Закрывая глаза на существование преемственности между человеком и животными, мы можем считать человека существом высшим по отношению к животным. В то время как первобытные народы воспринимали природу как единое целое, мы гордимся тем, что срываем с природы маску и различаем дискретные частицы, из которых она состоит. И в этом опять проявляется наша избирательная слепота, поскольку, как обнаружил один из создателей квантовой механики Вернер Гейзенберг, если приглядеться к этим частицам пристальнее, то их дискретность становится иллюзорной. Электрон, элементарная частица, не может быть локализован во времени и пространстве. Если зафиксировано местоположение электрона, то нельзя точно определить направление и скорость его перемещения; если же зафиксированы направление и скорость его перемещения, то невозможно определить его положение в пространстве. Это исключает возможность векторного описания движения.

Подобная дилемма в высшей степени характерна для западного мышления: коль скоро разум обладает свойством отчуждаться от реальности, то всегда должны возникать трудности при сопоставлении с реальностью результатов рассуждений. Мне кажется, что эти трудности являются особенностями самого процесса символизации и логических рассуждений. Для того чтобы анализировать абстрактные свойства мира, необходимо исключить из рассмотрения самого себя. Сама природа перемещаемости требует того, чтобы некоторые аспекты этого явления были принесены в жертву, – реальность должна быть привязана к чему-то постоянному. Дискретность лежит в самой сути мышления, поскольку без дискретности были бы невозможны ни перемещаемость, ни логические рассуждения. Неопределенность параметров гейзенберговского электрона связана с неопределенностью самого процесса мышления. Гейзенберговский электрон отражает проблемы, которые встают и перед системой мышления, и перед моделью Вселенной, если они основаны на представлениях о дискретности и пытаются количественно описать Вселенную, которая заведомо не дискретна и существование которой не основано на рациональных предпосылках.

Когда мы воспринимаем мир как целостное образование, частью которого являемся сами, то опасаемся подвергнуть испытаниям или разрушить какую-либо часть этой целостности – из страха причинить ущерб всему вместе взятому и в том числе самим себе. Однако, когда Вселенная представляется состоящей из перемещающихся частиц, в совокупности образующих более крупные агрегаты, то такие первобытные предрассудки преодолеваются. Но если мы убеждены в том, что разрушение одних частиц не обязательно неблагоприятно сказывается на других частицах и на нас самих, то появляется желание раскрыть для себя причину движения этих частиц, чтобы в результате научиться воздействовать на ход событий. Такой взгляд на мир позволяет нам успешно влиять на кое-что из происходящего в нем. Технология, отражающая подобное представление о дискретной атомарной Вселенной, позволила нам ступить на Луну, некогда почитавшуюся божественной. Однако в своих попытках достичь Луны, выделить себя из природы и перестроить природу в соответствии с системой ценностей нашего смещенного мира мы постепенно потребляем и расхищаем ресурсы того мира, в котором должны жить. Втискивая Вселенную в рамки корпускулярных представлений и упуская из виду взаимосвязи между частицами, мы разрываем эти связи и извращаем истинную целостную структуру, лежащую за видимостью корпускулярности. Пытаясь создать смещенный мир, свободный от оков времени и природы, мы коверкаем природу и самих себя.