Любовь ЛУКИНА - Сборник рассказов и повестей

• Название: Сборник рассказов и повестей
• Автор: Любовь ЛУКИНА
• Жанр: Публицистика

---

— Это еще что такое? — удивился бритый. Он шагнул к обрывчику и заглянул вниз.

— До сих пор алебардами не владеют, салаги! — пояснил хриплый. — Вот решили немножко погонять…

— Отставить! — рявкнул бритый. — Какой еще к черту, тренаж? Нам сейчас марш предстоит — в пять километров! Давай командуй общее построение!

Хриплый скомандовал, и воины, бренча и погромыхивая доспехами, полезли из овражка. Поскольку все были одного роста, выстроились по возрасту. Я уже начинал помаленьку разбираться в их (то есть в моей) иерархии. На правом фланге — «деды»: загорелые обветренные лица, надраенные до блеска старенькие брони и шлемы. Собственно, это были одна и та же броня и один и тот же шлем — из нашего запасника. Пятый год службы играл роль сержантского состава. Он занимал центральную часть строя. Дальше располагались «молодые» и, наконец, на левом фланге — самая салажня: в крупнокольчатых байданах, в шлемах-мисюрках, не спасающих даже от подзатыльника, и с шанцевым инструментом в руках.

— А кто это там влез на левый фланг в панцире? — осведомился захвативший командование бритый ветеран. — Штрафник, что ли?

Ему объяснили, что я новичок и в панцирь влез по незнанию.

— Ага… — сказал командир. — Значит, для тех, кто в этот отряд еще не попадал или попадал, но давно: задача наша чисто вспомогательная. Конница противника будет прорываться по равнине, там их встретят первая и вторая баталии. Ну это вы и так знаете… А нам, орлы, нужно заткнуть брешь между оврагами и рощей. Значит, что? Значит, в основном земляные работы, частокол и все такое прочее…

Не снимая кольчужной рукавицы, он взял в горсть висящую поверх панциря ладанку и поднес к губам.

— Докладывает двадцать третий. К маршу готовы.

— Начинайте движение, — буркнула ладанка моим голосом, и командир снова повернулся к строю.

— Нале… уо!

Строй грозно лязгнул железом.

Как и предсказывал хриплый, плечи я стер еще во время марша. К концу пути я уже готов был малодушно нажать кнопку моего «минихрона» и, вернувшись, доложить шефу, что переоценил свои возможности. Однако мысль о сетке из витого капрона, в которой я оказался сегодня утром, заставила меня стиснуть зубы и продолжать марш.

— Стой!

Колонна остановилась. Справа — заросли, слева — овраги.

— Перекур семь минут…

Строй смешался. Человек пятнадцать отошли в сторонку и, достав из шлемов сигареты, закурили. Я обратил внимание, что среди них были воины самого разного возраста. Из этого следовало, что годика через три я от такой жизни закурю, потом брошу, потом опять закурю. И так несколько раз.

Броню мне разрешили снять. Пока я от нее освобождался, перекур кончился. Стало шумно. В рощице застучали топоры, полетели комья земли с лопат. Меня как новичка не трогали, но остальные работали все. Задача, насколько я понял, была — сделать гиблое для конницы место еще более гиблым. Темп в основном задавали воины пятого года службы. Сияя жизнерадостными оскалами, они вгрызались в грунт как экскаваторы, успевая при этом страшно орать на неповоротливых салажат в байданах. «Старики» спокойно, не торопясь орудовали саперными лопатками. И все это был я. Причем даже не весь, а только крохотная часть меня — каких-нибудь человек сорок. А там, за тем холмом, на равнине, развертывалась, строилась и шла колоннами основная масса — сотни и тысячи…

Рвы были вырыты, частоколы вбиты. На бугре выставили наблюдателя, в рощице — двоих, Потом достали свертки и принялись полдничать. Я, понятно, ничего с собой захватить не догадался, но мне тут же накидали бутербродов — больше, чем я мог съесть.

— Здесь еще спокойно… — вполголоса говорил один салага другому. — Окопался — и сиди. А вот в первой баталии пахота…

— В первой — да… — соглашался со вздохом второй. — Я на прошлой неделе три раза подряд туда попадал. Набегался — ноги отламываются. Сдал кладовщику байдану, шлем, выхожу на улицу, чувствую — шатает… Ну, думаю, если и завтра опять в первую! Нет, повезло: на переправу попал…

— Ну, там вообще лафа…

— Никак спит? — тихо, с любопытством спросил кто-то из "стариков".

Все замолчали и повернулись к воину, который действительное задремал с бутербродом в руке.

— Во дает! Ну-ка тюкни его легонько по ерихонке…

Один из бородачей, не вставая, подобрал свое огромное копье и, дотянувшись до спящего, легонько тюкнул его по навершию шлема тупым концом древка. Тот, вздрогнув, проснулся и первым делом уронил бутерброд. Остальные засмеялись.

— Солдат спит, а служба идет, — тут же съехидничал хриплый. Голос он, однако, при этом приглушил.

— Виноват, братцы… — Проснувшийся протер глаза и со смущенной улыбкой оглядел остальных. — Тут, понимаете, какое дело… Женился я вчера…

Сидящий рядом воин вскочил с лязгом.

— Согласилась? — ахнул он.

— Ага… — подтвердил проснувшийся. Лицо его выражало блаженство и ничего кроме блаженства.

Вскочивший набрал полную грудь воздуха, словно хотел завопить во всю глотку "ура!", но одумался, вздохнул и сел. Лица у этих двух сияли теперь совершенно одинаково. Зато хриплый был сильно озадачен.

— Погоди, а на ком?

— Да ты ее еще не знаешь…

Бородачи наблюдали за происходящим со снисходительными улыбками. А вот на лицах «молодых» читалось явное неодобрение.

— Додумался! — пробормотал один из них. — Военное время, а он — жениться!.. Дурачок какой-то…

На беду слова его были услышаны.

— Голосок прорезался? — зловещим шепотом спросил, оборачиваясь, сильно небритый «старик». — Зубки прорезались? Это кто там на «дедов» хвост поднимает? А ну встать! Первый, второй, третий год службы! Встать, я сказал! Вы у меня сейчас траншею будете рыть — от рощи и до отбоя!

"Молодые" поднялись, оробело бренча железом. Небритый подошел к новобрачному и положил руку в кольчужной рукавице на его стальное плечо.

— А тебе я, друг, так скажу, — задушевно проговорил он. — Хорошую ты себе жену выбрал. Кроме шуток.

Сидящий в сторонке командир отряда скептически поглядел за него и, вздохнув, отвернулся.

К часу дня подошла разведка противника.

Человек двадцать конных в голых "яко вода солнцу светло сияющу" доспехах подъехали к выкопанному нами рву. Я и еще несколько салажат в байданах, как наиболее уязвимая часть нашего воинства, были отведены в заранее подготовленное укрытие и теперь с жадным любопытством следили поверх бруствера за развитием событий.

Постарел авантюрист, осунулся. Я имею в виду того, что командовал их отрядом. Ударив саврасую лошадь длинными шпорами, он выехал вперед и долго смотрел на заостренные колья, вбитые в дно рва.

— Пес! — бросил он наконец с отвращением. — Успел-таки…

Он поднял глаза. Перед ним с того края рва грозно топорщился так называемый «еж». «Молодые» подтянулись, посуровели, руки их были тверды, лезвия алебард — неподвижны.

— А почему у него лошадь саврасая? — шепотом спросил я одного из салажат. — Была же белая…

Действительно, лошади под противником были и той, и другой масти.

— Белая во время атаки шею свернула, — также шепотом пояснил салажонок. — Да ты сам сегодня увидишь — покажут…

— Предлагаю пропустить нас по-хорошему! — раздался сорванный голос старшего всадника. — Имейте в виду: сейчас сюда подойдет еще один отряд — в пятьдесят клинков…

— Да хоть в сто… — довольно-таки равнодушно отозвался с этого края рва наш командир.

Мой противник оскалился по-волчьи.

— Ты вынуждаешь меня на крайние меры, — проскрежетал он. — Я вижу, придется мне завтра прихватить сюда…

— Пулемет, что ли?

— А хоть бы и пулемет!

— Прихвати-прихвати… — невозмутимо отозвался командир. — А я базуку приволоку — совсем смешно будет…

— А я… — начал противник и, помрачнев, умолк.

— Сеточку, — издевательски подсказал командир. — Сеточку не забудь. Такую, знаешь, капроновую…

Тот яростно крутнулся на своем саврасом.

— Червь! — выкрикнул он. — Татарский прихвостень! Там, — он выбросил закованную в сталь руку с шелепугой подорожной куда-то вправо, — терпит поражение князь Мстислав Удатный! А ты? Ты, русский человек, вместо того, чтобы ударить поганым в тыл… Сколько они тебе заплатили?…

— За прихвостня — ответишь, — процедил командир.

Тяжелый наконечник семиметрового копья плавал в каких-нибудь полутора метрах от шлема всадника, нацеливаясь точно промеж глаз.

— Куда, нехристь?! — Это уже относилось к противнику из «молодых», не сумевшему сдержать белую лошадь и выехавшему прямо на край рва. В остервенении старший всадник хлестнул виновного шелепугой. Тот взвыл и скорчился в седле — рогульчатое ядро пришлось по ребрам.

— А мы еще жалуемся… — уныло проговорил один из наших салажат. — У нас «деды» хоть орут, да не дерутся…