Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

Душевно преданный

К. Алексеев

491. Л. Я. Гуревич

5 – I – 916. Москва

5 января 1916 Дорогая и милая

Любовь Яковлевна!

Пока пишу два слова. Играю днем и вечером.

С Новым годом.

Спасибо за письмо. Часто думаю о Вас. Вспоминаю Мариенбад. Тоскую о начатой вместе работе.

В искусстве живется тяжело. Сезон – мертвый.

Ждем больше призывов. Не знаем, с кем и что ставить. В материальном отношении – сезон бешеный. Полные сборы, но это не радует. В студии работа идет. Сыграли "Потоп". Готовят два спектакля Чехова (водевили и миниатюры). Принимаемся за "Село Степанчиково" Достоевского. Фому – Чехов, я – дядюшку. Выходит чудесная пьеса.

Приедем ли в Петроград, не знаю. Напишите, какое настроение. Ждут ли наступления, и думаете ли Вы, что будет весенний сезон?

Целую ручку. Всем кланяюсь – маме, дочери, сестре, братьям. Душевно преданный

К. Алексеев

492*. В. Я. Брюсову
31 января 1916

Москва

Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!

Приветствуя Вас в Вашей новой роли – друга и советчика артистов, я льщу себя приятной надеждой, что Вы приглядитесь к той трудной душевной работе, которой мы захвачены1.

Кроме того, спешу сообщить Вам, что я сделаю невозможное и добуду несуществующий билет на премьеру, которую к слову сказать, мы считаем лишь одной из неудачных публичных проб. И чем сложнее внутренний план роли, тем труднее выполнить его, тем неудачнее публичная репетиция.

Примите уверение в моем глубоком почтении к Вам.

К. Алексеев (Станиславский)

31 – I – 916 Мскв.

493. Л. Я. Гуревич

12 апреля 1916

Москва

Дорогая Любовь Яковлевна!

Спасибо за Ваше милое письмо. Не сразу мог ответить, так как я нахожусь в таком же ненормальном состоянии неврастеника, в котором был в Берлине.

Призывают Игоря, и у меня в мозгах не могут соединиться эти два представления – полубольного ребенка и безжалостного к врагам воина. Живу надеждой, что доктора поймут эту нелепость подобного соединения и освободят его, так как он действительно никуда не годится по здоровью. Оказывается, что у него и сердце слабо, и в легких выдыхи, и желудок никуда не годится, и расположение к аппендициту. Какой же это воин? Пока живем и ждем.

В Петроград мы не едем. И на этот раз говорим: слава богу! – хотя материальные потери от этого громадны. В Москве сборы падают, а в провинцию тоже ехать нельзя. Почему не едем? Потому что, во-первых, поездка не художественная, а чисто материальная. Это торговля, а не искусство. В этом году мы ничего не могли делать при постоянных призывах. Все пьесы спутаны, ансамбль нарушен, нервы истрепаны. При таких условиях нельзя играть. Лучше мы останемся дома и будем работать над "Селом Степанчиковым", над "Розой и Крестом"1 и пр. Теперь Вы должны приехать сюда. Только таким способом можно будет возобновить прерванную работу по выпискам. Вторая причина, почему мы не едем, та, что идет разговор: вот, мол, Художественный театр едет наживать деньги, как и все купцы теперешние; он занимает вагоны, которые нужны для перевозки снарядов. Конечно, 20 вагонов при 1500 ежедневной отправки – ровно ничего, и нам их дают охотно, без всяких оговорок и подкупов, но толпу нельзя разубеждать, и потому уж лучше понести убыток и не бросать тени на театр.

Итак, ждем Вас сюда. В самом деле, приезжайте. Посмотрите "Потоп", "Будет радость" и сговоримся о выписках.

Еще просьба. Помните эту милую барышню, которую я встретил у Гессена (она ученица его сына) на вечере и ужине? Она прислала мне премилое письмо с просьбой ответить ей два слова на моей посткарте с портретом. Я хотел ей послать свой большой портрет и выписал его из Киева с большим трудом. Портрет пришел, а письмо я опять потерял. Выручите. Напишите ее имя, отчество, фамилию и адрес.

Напишите еще несколько слов о своем здоровье, оно нас очень беспокоит. Знаете, ведь одно из лучших средств для невроза сердца – переменить обстановку… Приезжайте же в Москву.

Да, забыл главное. Давно я убеждал кое-кого из наших (задолго до разговора с Вами) о том, чтобы издавать сборник "Круг чтения для актера" 2. Моя идея не прививалась, и я стал убеждать Вас.

В этом году Леонидов ничего не делает и отдыхает без работы, по болезни. Он, как недавно оказалось, принялся за эту-работу. Читает, собирает. Всего того, что Вы достали, он не знает, и я, конечно, ему не говорю, но теперь у Вас и у него намерения сошлись, и я спешу Вас предупредить об этом вовремя, чтобы самому не оказаться перед Вами в ложном положении. Я вернусь к этому вопросу, когда мозги придут в порядок после волнений с Игорем. Очень хочу и мечтаю о нашей совместной работе. Знаю, что без Вашей помощи изучение истории актерского искусства не удастся произвести, и потому еще раз от души желаю, чтоб Вы скорее приезжали бы в Москву.

Поклон Вашей маме, братьям, сестре и милой дочери от

душевно преданного Вам

К. Алексеева

1916-12-IV

Жена и дети мне вторят.

494*. Л. А. Сулержицкому

15 мая 1916

Москва

Милый Сулер!

Я сейчас получил письмо от Владимира Ивановича, в котором он извещает меня о двух постановлениях Совета.

Первое: признание Ваших заслуг художественно-этическо-идейных, как в театре, так и студии (словом, признание Вашей победы).

Второе: Совет просит Вас принять на лечение 500 рублей, которые я должен Вам послать, – но как? Я знаю Ваш ящик на почте, и туда я только что послал чек на 500 с чем-то рублей (моя часть по содержанию имения). По этому чеку надо получить в банке по моему текущему счету (у меня текущий счет в Евпатории). Чек послал заказным письмом. Получите ли Вы его? Напишите. Мой адрес: Ессентуки, санаторий доктора Пржисецкого (с 13 июня), до этого времени – в Москве.

Мы все играем и играем. Невыносимо, особенно во время жары. Сборы почти все полные – у нас и совершенно полные – в студии.

Студию признали и в правлении театра и хорошо относятся к ней. Студийцы нормировали свое жалованье. Чего недостает до нормы, сравнительно с тем, что они получают в театре, будет ими получаться из доходов студии.

Кончаю письмо недоконченным. Третий звонок. Пишите скорее, как пересылать деньги.

Ваш К. Алексеев

Может быть, послать с Хмарой чек?

495*. И. К. Алексееву

30/VI 916.

Ессент.

30 июня 1916

Дорогой Игорек!

Прости, что так долго не писал. Не потому что не думал и забыл, а потому что – изленился. Ничего не делаешь, и все некогда, все куда-то надо спешить, то к доктору, то в аптеку, то с анализом, то за газетами.

От Кирюли имели известие из Судака. Вот текст ее телеграммы: "Судак доехали хорошо. Остановились Морской уголок. Целую". От Сулера имею также длинное письмо, но оно какое-то странное и напугало меня. Бурджалов, который приехал оттуда, говорит, что он неважно себя чувствует, плохо выглядит и не поправляется.

Куда ты и что ты будешь делать после 1 августа, когда Алексей Александрович 1 тронется на Кавказ? В Евпаторию? А не страшно? Появление "Гебена" – это неприятная новость… 2. Конечно, ты во всякое время можешь приехать сюда, на Кавказ, и поместиться временно ко мне в комнату, пока не найдется помещение. Я этому буду только рад. Но, конечно, веселья не обещаю. Белла Роман (так, кажется?) вспоминала о тебе и шлет тебе поклон.

Вчера из Ессентуков в Кисловодск уехал Рахманинов, а с неделю назад уехал в Крым Шаляпин. Мы с ними отлично проводили время. Гуляли, пили воду. К нам присоединялись Кусевицкий, Кошиц (от Зимина), Софья Федорова, Санины. Вся эта компания возбуждала внимание, это злило Рахманинова и радовало Шаляпина. Последний был в хорошей полосе и потому очень занятен и мил.