Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

Были экзамены. Принято 10 человек. Есть интересный молодой человек, одна ученица – копия З. Г. Морозовой, одна – Роксанова, одна девочка, почти новорожденная, один – рубашечный самородок и проч. и проч.

С женой мы не видались все лето, не видимся и теперь: она в Любимовке, я – в Москве. Она очень пополнела. Скорее похожа на каплуна, чем на чайку2. За зиму – все потеряет. Больше всего нас огорчает, что Антон Павлович не чувствует себя совсем хорошо, а иногда раскисает. Не раз помянули все недобрым словом Остроумова3. Он наврал и сбил хорошее настроение с Антона Павловича, а ведь известно, что его здоровье зависит от внутреннего спокойствия. Не думайте дурно о нас. Мы огорчаемся за самого Антона Павловича и его окружающих, о пьесе же думаем совсем в другие минуты, когда волнуемся о судьбе театра. Как ни верти, а наш театр – чеховский, и без него нам придется плохо. Будет пьеса – спасен театр и сезон, нет – не знаю, что мы будем делать. На "Юлии Цезаре" далеко не уедешь, на Чехове – куда дальше… Дай бог прежде всего здоровья и хорошего расположения духа вам обоим. Ничего не знаем: приедет ли Антон Павлович в Москву? Будет ли жить здесь?

Все наши домашние и театральные кланяются.

Целую ручки и жму руку Антону Павловичу.

Преданный К. Станиславский

Найденов нас очень огорчил своей пьесой. Хотелось бы знать мнение Антона Павловича и Ваше4.

Целую ручки Марии Павловне, мамаше. Всем ялтинцам – поклоны.

К. А.

161. Из письма к М. П. Лилиной 12 сентября 1903

Москва

…Пишу два словечка, так как тороплюсь на репетицию. Здоровье мое ничего себе… но бивуачная жизнь надоела. В последние дни "Цезарь" начинает подавать надежды, но Брут… в том же положении1; очень удачна последняя декорация ("Поле битвы"). Очень эффектно привидение Цезаря. Едва ли удастся быть в воскресенье в Любимовке…

162. М. П. Лилиной

Сентябрь (после 15-го) 1903

Москва

Посылаю тебе письмо Чехова1. Интереснее всего будет репетиция в воскресенье: "Сенат" и "Форум"2. Прости, что распечатал письмо Чехова, – надо было узнать положение дел3.

163. А. П. Чехову

Понедельник

13 октября 1903

Москва

Дорогой Антон Павлович!

Я сержусь на Вас? Какое же я имею на это право? Не вижу и оснований. Очевидно, Вы не знаете, насколько я Вас чту. Если б я услыхал, что Вы сделали преступление, я бы ни на секунду не усомнился в Вашей правоте.

Разве я не понимаю, что Вы не можете писать пьесу к сроку и по заказу? Для этого нужно быть бездарным Крыловым1 , а не гениальным Чеховым. Я не могу умерить своего нетерпения прочесть пьесу и начать ее репетировать… Это правда.

Меня тревожит боязнь, что Ваша пьеса появится на сцене в конце сезона и не успеет нашуметь настолько, чтоб публика, проглотив все глупости, которые о ней будут писать, составила бы себе надлежащее о ней представление… Правда и то, что со вчерашнего дня мы все затосковали о Вашей пьесе. Вчера был радостный день. Мы все ожили после "Цезаря"… Мы играли после долгого перерыва "Трех сестер". Повторилась прошлогодняя история на репетиции. Сошлись, чтобы проговорить пьесу, увлеклись и сыграли ее для себя во весь тон. Вчера играли вторично перед публикой.

Давно я не играл с таким удовольствием.

Прием восторженный и по окончании пьесы овации у подъезда. Кажется, мы вчера играли хорошо.

Один из самых неприятных для меня людей на свете, г. Любошиц (Бо – из "Новостей дня") 2, был в театре. Он не видал пьесы с первого спектакля и вчера пришел в неописуемый восторг. Я не сомневаюсь в том, что только вчера он ее понял, хотя неоднократно писал о ней глупости. Зинаида Григорьевна Морозова с компанией была также в театре. Она редко приезжает к нам, и потому ее выезд на старую пьесу меня удивил. Оказывается, она соскучилась по Антону Павловичу. Восхищалась пьесой и целый антракт вспоминала о Вашем визите к ней. Говорила умно и тонко.

Покаюсь Вам, что я недавно только пришел в себя после моего жестокого провала в Бруте. Он меня до такой степени, ошеломил и спутал, что я перестал понимать: что хорошо и что дурно на сцене. В день спектакля, ночью, я написал Вам отчет о первом представлении, но должен был разорвать его, до такой степени он был написан в мрачных тонах. Теперь настроение изменилось, хотя я не выяснил себе: в чем моя ошибка в исполнении Брута. Жизнь создалась каторжная, так как приходится играть 5 раз в неделю неудавшуюся и утомительную роль – в одной рубашке и в трико. Тяжело, холодно и чувствуешь, что "никому ж это не нужно!" Жду пьесу с большим нетерпением.

Преданный и любящий Вас К. Алексеев

164. А. П. Чехову

Т_е_л_е_г_р_а_м_м_а

20 октября 1903

Москва

Сейчас только прочел пьесу1. Потрясен, не могу опомниться. Нахожусь в небывалом восторге. Считаю пьесу лучшей из всего прекрасного, Вами написанного. Сердечно поздравляю гениального автора. Чувствую, ценю каждое слово. Благодарю за доставленное уже и предстоящее большое наслаждение. Будьте здоровы.

Алексеев

165. А. П. Чехову

Т_е_л_е_г_р_а_м_м_а

21 октября 1903

Москва

Чтение пьесы труппе состоялось. Исключительный, блестящий успех. Слушатели захвачены с первого акта. Каждая тонкость оценена. Плакали в последнем акте. Жена в большом восторге, как и все. Ни одна пьеса еще не была принята так единодушно восторженно.

Алексеев

166. А. П. Чехову

22 октября 1903

Москва

Дорогой Антон Павлович!

По-моему, "Вишневый сад" – это лучшая Ваша пьеса. Я полюбил ее даже больше милой "Чайки". Это не комедия, не фарс, как Вы писали, – это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте. Впечатление огромное, и это достигнуто полутонами, нежными акварельными красками. В ней больше поэзии и лирики, сценичности; все роли, не исключая прохожего, – блестящи. Если бы мне предложили выбрать себе роль по вкусу, я бы запутался, до такой степени каждая из них манит к себе. Боюсь, что все это слишком тонко для публики. Она не скоро поймет все тонкости. Увы, сколько глупостей придется читать и слышать о пьесе. Тем не менее успех будет огромный, так как пьеса забирает. Она до такой степени цельна, что из нее нельзя вычеркнуть слова. Может быть, я пристрастен, но я не нахожу никакого недостатка в пьесе. Есть один: она требует слишком больших и тонких актеров, чтоб обнаружить все ее красоты. Мы не сможем этого сделать. При первом чтении меня смутило одно обстоятельство: я сразу был захвачен и зажил пьесой. Этого не было ни с "Чайкой", ни с "Тремя сестрами". Я привык к смутным впечатлениям от первого чтения Ваших пьес. Вот почему я боялся, что при вторичном чтении пьеса не захватит меня. Куда тут!! Я плакал, как женщина, хотел, но не мог сдержать[ся]. Слышу, как Вы говорите: "Позвольте, да ведь это же фарс"… Нет, для простого человека это трагедия1. Я ощущаю к этой пьесе особую нежность и любовь. Я почти не слышу критики, хотя актеры любят критиковать. На этот раз как-то все сразу подчинились. Если же и раздается голос критика, я улыбаюсь и не даю себе труда спорить. Я жалею критикующего. Кто-то сказал: самый лучший акт 4-й, а наименее удачный – это 2-й. Мне смешно, и я не спорю. Начинаю только припоминать сцену за сценой 2-го акта, и уже это лицо сбито с толку. 4-й акт хорош именно потому, что 2-й акт великолепен, и наоборот. Я объявляю эту пьесу вне конкурса и не подлежащей критике. Кто ее не понимает, тот дурак. Это – мое искреннее убеждение. Играть в ней я буду с восхищением все, и если бы было возможно, хотел бы переиграть все роли, не исключая милой Шарлотты. Спасибо Вам, дорогой Антон Павлович, за большое наслаждение, уже испытанное и предстоящее. Как бы я хотел бросить все, освободиться от ярма Брута и целый день жить и заниматься "Вишневым садом". Противный Брут давит меня и высасывает из меня соки. Я его еще более возненавидел после милого "Вишневого сада". Крепко жму Вашу руку и прошу не принимать меня за психопатку.