Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

Понедельник.

256*. А. А. Стаховичу
6-7 февраля 1907

Москва

Дорогой Алексей Александрович!

Пишу два слова о генеральной репетиции "Драмы жизни". Боюсь сглазить, но она имела большой успех. Не следует забывать, что публики было очень и очень мало, притом все свои: актеры и их близкие, народ экспансивный.

Правда и то, что среди этих лиц было немало предубежденных и плохо настроенных к спектаклю. Их мы, кажется, победили.

Кажется, победили и Немировича. Он по крайней мере бросил свой легкомысленный тон. Были декаденты – писатели и художники (Балтрушайтис, Поляков1, Средин).

Эти в большом восторге и уверены, что давно ожидаемое ими открытие – сделано.

Смешков не было. Первый акт принят хорошо, второй акт произвел на всех большое впечатление, четвертый акт – тоже и кончился аплодисментом (про него Немирович сказал, что это неизмеримо выше всего предыдущего). Третий акт – мнение раздвоилось. Одни подавлены, другие говорят, что местами скучно.

Хуже всех отнеслась Зинаида 2 (которая так заботилась о моем спокойствии). Она ругала все и вся и демонстративно вышла среди акта.

Не следует забывать, что именно такой публики будет больше всего на первом спектакле, и потому не удивляйся, если я напишу в скором времени, что спектакль провалился. Думаю, что шума, разговоров и споров он вызовет очень много.

Сейчас подали твое письмо. Благодарю за него и особенно за доброе отношение ко мне Марии Петровны3 и твое. Верь, что это меня искренно трогает и ободряет.

Целую ручки Марии Петровны. Тебя обнимаю. Жена, дети кланяются. Скоро напишу еще.

Любящий К. Алексеев

Здоровье поправляется, но туго. Слабость и повышенная температура, 37,4.

По болезни Игоря мои письменные принадлежности в ужасном беспорядке, прости за разношерстность бумаги и конверта.

257*. В. Я. Брюсову 10 февраля 1907

Москва

Глубокоуважаемый Валерий Яковлевич!

Я был очень тронут Вашим душевным письмом.

Согласен с Вами, что овации и свистки – это лучшая награда за наш первый трусливый опыт1.

Я вполне удовлетворен результатом спектакля, хотя отлично сознаю его недостатки.

И нам придется ждать Вашего отзыва о нашей работе целых две недели. Это тоже испытание. Тем искреннее мои пожелания Вам скорого выздоровления.

Я тоже совершенно измучен инфлюэнцей.

Приходится играть и репетировать с температурой 37,5 и даже 38.

Это очень тяжело.

Мы, конечно, искренно пожалели о Вашем отсутствии на генеральной репетиции.

Жму Вашу руку.

Искренно уважающий Вас

К. Алексеев

10/2 907.

258*. В. В. Котляревской
15 февраля 1907

Москва

Дорогой друг

Вера Васильевна!

Спасибо за память. С 20 января я хвораю. Теперь лучше, но еще не совсем оправился. Была инфлюэнца, 39 1/2; две недели лежал, потом перемогался и, с жаром, выезжал на репетиции – ставить "Драму жизни". Играл в первый раз больным и с жаром. Слабость еще не прошла, но температура стала ниже, 37,3-37.

"Драма жизни" имела тот успех, о котором я мечтал. Половина шикает, половина неистовствует от восторга. Я доволен результатом некоторых проб и исканий.

Они открыли нам много интересных принципов.

Декаденты довольны,

реалисты возмущены,

буржуи – обижены 1.

Многие удивлены и спрашивают по телефону о здоровье.

Есть много злобствующих – чего же больше?

Работали мы хорошо, и, кажется, многое удалось.

Решено, что мы приезжаем в Петербург, в Михайловский театр. Очень рад, что увижу милых друзей, и Вас в первую очередь посещу по приезде.

Постараюсь искупить разговором ту скуку, которую я навеял на Вас в Ганге чтением. Целую ручки, а Нестору Александровичу кланяюсь. Наши шлют поклоны. До скорого свиданья.

Преданный и любящий Вас

К. Алексеев

15 – 2 – 907

259*. М. Г. Савиной

12 апреля 1907

Москва

Глубокоуважаемая Мария Гавриловна!

Боюсь, что Владимир Иванович, которому пайщики поручили написать Вам благодарственное письмо за новый драгоценный знак Вашего милого внимания к нам, задержит Вас своим письмом1. Сейчас он сильно занят экзаменами школы, подготовкой поездки в Петербург, составлением труппы и репертуара будущего года. Я, потихоньку, краду у него поручение, данное ему пайщиками и труппой, и предупреждаю его своим письмом.

Еще раз полюбовался той грацией и находчивостью, с которой Вы умеете оказывать людям внимание и память. Как Ваш неизменный поклонник, не только на сцене, но и везде, я прихожу в восторг и радуюсь, что скоро буду опять любоваться Вашим талантом, который Вы разбрасываете щедро в каждый момент Вашей жизни.

Целую Ваши ручки, преклоняюсь и искренно благодарю за память.

Жена и вся труппа шлют Вам сердечные поклоны.

Неизменный почитатель Ваших талантов, сердечно преданный

К. Алексеев

12/4 907.

260*. К. К. Алексеевой

Апрель 1907 Петербург

Милая моя девочка, Кирюля,

наскоро исполняю обещание.

"Драму жизни" слушали хорошо1. После 1-го акта полное недоумение и жидкий вызов с одним свистом. После второго – недоумение то же. Раза два вызвали, жидко. Из публики доходили хвалебные отзывы. В начале третьего акта – смеялись, но скоро притихли. Вызовы несколько сильнее, один свисток. После четвертого акта ряд вызовов небольшой кучки ценителей.

Играли удачно. Спокойно и сильно.

Серьезные ценители, вроде Волынского, Чулкова, Андреевского, – в экстазе. Остальные писаки растерялись. Даже Чюмина не знает, что сказать, и виляет. Завтра будут и ругательные и восторженные рецензии 2.

Книппер и исполнение хвалят единодушно. Пьесу ругают почти все.

По-моему – успех. Шуму будет много, это несомненно. С сегодня начались заседания, и я опять занят днем.

Мама чувствует себя хорошо.

На будущий год решили такой репертуар: "Борис Годунов" (Пушкин), "Ревизор" (Гоголь), "Синяя птица", "Каин" Байрона.

Обними бабушку, милого Игоречка и сама себя. Мама всех целует. Подбодряй нашего историка3. Скажи, что я о нем очень соскучился. Целую, всем кланяюсь.

Твой папа

261*. И. К. Алексееву

СПб. Суббота 27/4 1907

27 апреля 1907

Милый мой и славный мальчишка – Игрушон,

ты, брат, не только историк, но и поэт. Я прочел твое письмо к Кире. Очень мило. Попробуй писать стихи. Это хорошо. Может быть, со временем ты напишешь целый курс истории – стихами. Вот легко будет зубрить гимназистам!

Итак, вы с Володей заговорились об истории и просмотрели Кремль. Пожалуй, когда вы будете смотреть дворец, выйдет такая история: вы заговоритесь и в рассеянности сядете на царский трон. Вас арестуют, поведут по улице, потом на Красной площади построят две виселицы – повесят, а вы будете болтаться на воздухе и все говорить и спорить об Ашшурбанипале. Вижу из писем, что тебя больше всего интересуют история, поэзия и Эрмитаж. Точно ты стоишь на перепутье и колеблешься: кем тебе быть – Виппером, Бальмонтом или Щукиным1. Принимая во внимание при этом, что ты любишь деньгу, пожалуй, в конце концов ты откроешь кафешантан и там будешь ставить исторические пьесы в стихах. Не забудь меня. Я могу играть роли старых царей. Володя будет критиком, а мама – кассиром. Федорова – первой актрисой, а Дези – твоей женой. Двенадцать человек детей, благополучие, много денег. Это ли не жизнь? Счастливчик! А нас, бедных антрепренеров, здесь ругают – а публика ломится. Погода холодная. Петербург скучный. Мы забрались так высоко, что к нам в квартиру никто не доберется, и потому никто не надоедает нам.

Вчера в театр ворвалась целая толпа студентов и требовала, чтобы их посадили. Они заявляли, что театр – для всех. Кричали, стучали в запертые ложи. Чуть не произвели переполох. Хамство и распущенность царят здесь еще больше, чем в Москве.