Андрей Басирин - Грааль никому не служит

• Название: Грааль никому не служит
• Автор: Андрей Басирин
• Издательство: 0dc9cb1e-1e51-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-037103-9, 5-9713-2284-2, 5-9578-4194-3

Война между землянами и «чужими» – рунархами длится уже много лет, и конца ей не предвидится.

Но теперь на планете Лангедок найдено странное существо, вызывающее и у людей, и у рунархов мощные мутации.

Среди мутантов попадаются кинетики, психоморфы, телепаты, эмпаты, пирокинетики… а самыми сильными считаются «срединники», обладающие даром контролировать таланты и умения многих мутантов и создавать из них сплоченные боевые команды.

Юноша Андрей, воспитанный в интернате, даже не подозревал, что обладает колоссальным потенциалом мощного срединника.

Однако, возможно, именно ему предстоит остановить бесконечную войну…

---

Конечно же, катер был защищён от подслушивания. Но дело даже не в этом. Сама обстановочка! Темное поле, звёзды, хищный силуэт боевой машины. У нас получалась не просто беседа, а настоящая встреча заговорщиков. Я раньше никогда не видел космического корабля вблизи. Даже самого маленького.

– Что, – спросил капитан, – сильно бы тебе влетело?

– Да ерунда, – пожал я плечами. – Воспитывать бы начали. Вы не подумайте: у нас педагогика на высоте. Ну, сослали бы в Лачуги брюкву окучивать, вот и всё.

Подробней я объяснять не стал: ещё подумает, что жалуюсь. Капитан – он ничего, хороший дядька. Понял с полуслова.

– Лачуги – это для крестьян, да?

Тут он меня уел.

– У меня отец лорд-полководец, между прочим, – буркнул я. – У него административный индекс «А118».

– Индекс по наследству не передаётся.

– Ага…

Индекс у нас определяет, кем станет человек: администратором или жалким инженеришкой. Индекс моего отца был почти лучшим на Казе. «А118» – это очень много, поверьте! Такой человек может управлять целой страной, если не планетой. Вот только меня это никак не касалось. Я слышал не одну историю о том, как ребёнок лорда получал индекс «О» – отщепенец. После такого отцу ничего не остаётся, как уйти в отставку. Или – пулю в лоб.

– А вы знаете мои вероятностные прогнозы?

Капитан покачал головой:

– Нет. Индексы рассчитывает Белый Оракул. Мы к этому касательства не имеем. Я к тебе с другим делом. – Он выдержал паузу и скучным голосом объявил: – На Каз прибыл генерал от экзоразведки, его превосходительство Сергей Дарович Рыбаков. Императорский Визионер. По нашим сведениям, на Казе есть человек, который в недалёком будущем станет срединником. Мы обследуем всех юношей моложе шестнадцати лет. Ты подходишь по всем параметрам.

Я нахмурился. Визионер, срединник… Слова были не то чтобы совсем незнакомыми. Они никак не связывались с реальностью.

– Срединники – это фантастика, – безапелляционно заявил я. – Нам вчера про них показывали фильм в стереатре. «Звёздные тернии».

Ладонь капитана легла мне на плечо.

– Всё правильно. У вас часто показывают фантастику?

– Каждую неделю.

– А когда в фильмах впервые появились срединники?

Я стал припоминать. Два года назад их не было. А потом – раз, и есть. Сразу во всех фильмах. Как бластеры или космические корабли. Их даже в старьё разное вставили, вроде «Аэлиты», «Спектра» или «Часа быка».

– Всё правильно. Программу подготовки модификантов рассекретили несколько лет назад. Тогда же было принято решение переснять все старые фильмы. Это называется «формирование общественного мнения».

Капитан не важничал, не надувал щёки. Разговаривал как равный с равным. Он честно объяснил, что произойдёт, если я откажусь или завалю проверку: мне сотрут память и вернут в интернат. А дальше всё пойдёт своим чередом. Как если бы Николай Джонович не появлялся в интернате. Лачуги, бесконечные поля брюквы, тяпка… Уроки смирения – так это называется.

– Всё зависит от тебя. Соглашаешься – летишь со мной. Нет – иди обратно в корпус. Я поговорю с твоей наставницей, но вряд ли это поможет. Мальчишек она, скорее всего, не любит.

С этим не поспоришь. Что есть, то есть. Такая жаба!

– Я… – начал я и умолк. Вспомнилось мамино лицо. Через месяц она должна была приехать в интернат.

Ну да. Конечно. А если останусь, что, лучше? После Лачуг хорошего индекса не получишь. Фигушки! Уж лучше в озеро головой – к Хозяину Бретёров.

– Николай Джонович, – торжественным и чуть-чуть срывающимся голосом объявил я. – Я… я согласен.

* * *

Романова осталась в интернате, – а что ей было делать с нами? Начиналась новая жизнь. Жизнь, наполненная приключениями и подвигами, жизнь, о которой я знал до смешного мало… Мне казалось, что отныне я должен поступать правильно и солидно. По-взрослому.

– А плазмер вы мне выдадите, когда прилетим? – важно спросил я. В моём представлении все экзоразведчики ходили с оружием.

Николай Джонович на это едва заметно усмехнулся:

– Плазмер… Плазмер, братец ты мой, тоже не всякому дадут. У меня вот, например, нету. Да и не нужен он мне.

Капитан принялся рассказывать. Теперь-то я понимаю, что он многое скрыл. Ну а как иначе? Не всё же выбалтывать мальчишке, первому встречному. Да многого я и не понял бы. Я ведь родился на провинциальной планетке Второго Неба, да ещё и жил в интернате.

Прежде всего Николай рассказал об экзоразведке. В моём понимании это означало всё: охоту на пиратов, перестрелки со шпионами, зачистки планет с опасной биосферой. Приключенческих фильмов к пятнадцати годам я пересмотрел много.

Николай не стал меня разубеждать. О том, что экзоразведка должна заниматься лишь неоткрытыми планетами, я узнал позже. Все остальные дела нам навязали бюрократы императорского двора. Но об этом я потом расскажу.

Мы сели в катер и отправились на орбитальную станцию. Как я узнал позже, она называлась «Авалон». После того как мы взлетели, Николай Джонович с головой ушёл в работу. Сложность была не в том, что приходилось управлять машиной (катер вёл автопилот, он умный), а в том, что нас доставали диспетчеры. Представляете, пароли у нас запрашивали восемь раз!

Сам полёт мне не понравился. В фильмах всё врут. Нет никакого звёздного неба, нет огромного шара планеты внизу – ничего нет! В «Марсианских хрониках», когда герои летали на катерах, сквозь блистеры было видно всё, что снаружи. Особенно на линкорах. Там вообще здорово: адмирал на верхней палубе, а вокруг – бескрайний космос. И точки кораблей мерцают.

Здесь даже приборов толковых не было. Один инфодисплей во всю стену. А на нём – пятна, пятна, пятна. Вроде нефтяной плёнки в луже. Николай объяснил, что у него имплантат, который преобразует эту мешанину в информацию. Он по этим пятнам и скорость видит, и запас топлива, и стабильность систем. А ещё воспринимает картинку – расположение станции, планеты, катера и много чего ещё.

Хорошо ему. А мне что делать? А если авария и кроме меня на катере никого в сознании не окажется? Имплантаты у нас вживляют только после того, как скажут индекс. Да и то, вряд ли мне достался бы пилотажный – на Казе даже космопорта нет. В принципе, он и не нужен: к другим планетам мы не летаем, а спутник запустить или там шаттл отправить можно и так. Из аэропорта.

Но всё равно обидно. И станция меня разочаровала. Потому что… Но не буду об этом.

Я ожидал, что меня сразу представят Рыбакову. Ага, щас! Николай обменялся по визору несколькими фразами с неведомым начальником, и меня повели по длинному коридору. В каюту с порядковым номером «21». Она должна была стать моим домом, пока я жил на «Авалоне».

Мне выдали карточку-пропуск и брелок для управления автоматикой. А потом оставили в одиночестве – осваиваться. Последним ушёл Николай Джонович, пожелав спокойной ночи.

Какая там спокойная ночь! Прежде чем забраться в постель, я облазил каюту вдоль и поперёк, изучая новое место. Из фильмов я хорошо знал, как выглядят помещения на орбитальных станциях. Зеркальные переборки, округлые стены, шлюзы… Здесь же всё было каким-то бутафорским. Ни тебе скафандра, ни сейфа с оружием, ни тюбиков с прессованной пищей. Даже в стене вместо нормального круглого иллюминатора мерцал инфодисплей.

Я разложил постель, с презрением глядя на серо-синее клетчатое одеяло. Точно таким же одеялом я укрывался дома – до того, как меня отправили в интернат. И это космическая станция? Крепость экзоразведчиков?

Блин! Стоило ради этого уходить из интерната! Ведь Елена Борсовна – она же не зверь. Ну, рассказал бы ей, как дело было. Ну, получил бы скакалкой по заднице… В изоляторе посидел бы недельку-другую. В Лачуги отправлять – это же крайняя мера, для отщепенцев.

Станция показалась мне страшной, чужой. Каюту наполняло множество непривычных звуков: что-то пощёлкивало под полом, попискивал уснувший дисплей. Откуда-то снизу раздавались едва ощутимые удары, становившиеся всё сильнее и сильнее. Станция корректировала орбиту, и от лёгкой вибрации двигателей становилось не по себе.

Я нырнул в постель и уткнулся лицом в кусачее шерстяное одеяло. Хотелось зареветь, как девчонка. Одеяло пахло точно так же, как то, что я оставил дома. Последний кусочек прежней жизни… Ничего. Это я устал. Не выспался. Завтра всё будет по-другому.

С этими мыслями я уснул.

* * *

Снилось мне что-то сумбурное и тревожащее, как обычно бывает на чужом месте.

Во сне меня всё-таки отправили в Лачуги. Там я никогда не был и не знал, как они выглядят. За глинобитной хижиной поблёскивали струны железной дороги. Подъехал электровоз с открытыми настежь дверями; в тамбуре, на узлах и чемоданах, нахохлившись, сидела Иришка. Она смотрела на меня невидящими глазами, и от этого становилось не по себе.

Малыши с пятнистыми лицами тянули меня к утонувшему в тумане полю. Я отбивался, крича, что мне нужно на поезд, что я опаздываю, но карлики не слушали. Их лапки стали неожиданно сильными и цепкими. Тут я понял, что сейчас поезд уедет и произойдёт что-то непоправимое.