Самуил Киссин - Стихотворения 1906-1916 годов

• Название: Стихотворения 1906-1916 годов
• Автор: Самуил Киссин
• Жанр: Поэзия

---

Среди мечтаний и видений.

И я творил миры иные,

Иных законов, светов, сил.

Да, я творил и я царил,

Оковы свергнув вековые!

Но паутину мирозданья

Размел, развеял вихрь слепой.

Кому, окованный, больной,

Кому пошлю мои стенанья?

Пустые дни, пустые ночи,

Опустошенная душа.

Так нетопырь, с трудом дыша,

Пред ярким солнцем клонит очи.

* * *

«В пустых полях холодный ветер свищет…»

В пустых полях холодный ветер свищет,

Осенний тонкий бич.

В пустых полях бездомным зверем рыщет

Мой поздний клич.

Поля, застыв в глухом недобром смехе,

Усталый ранят взор.

Кругом меня один простор безэхий,

Пустой простор.

И отклика себе нигде не сыщет

Мой поздний хриплый клич.

В пустых полях холодный ветер свищет,

Осенний бич.

* * *

«Гудят трамваи, мчат моторы…»

Гудят трамваи, мчат моторы,

В густой пыли тяжелый чад.

Афиш огнистых метеоры

Пустое небо бороздят.

Лица, измученного скукой,

В ночной не видно темноте.

Сухая ночь — гигант безрукий,

Нас близит всех к одной мете.

Всех в плащ бескрайний запахнула,

Свила, столкнула разом всех.

И громче песнь ночного гула,

И громче полуночный смех.

Но если праздные гуляки

Шумят, толкаясь и крича,

И среди пьяной блещет драки

Порою острие меча;

Но если в злобном встречном взгляде

Блеснет отточенный клинок,

Но если ветреные бляди

Порой, как сноп, валятся с ног;

Но если шум ночной нарушен

Гудком сирены (резкий вой!), —

Веленью высшему послушен,

К тебе придет городовой.

* * *

«За пеленой тумана плотной…»

За пеленой тумана плотной

Не видно мне домов.

Лечу, как ветер беззаботный,

Под звон оков.

Лечу, от воли пьяной воя,

Я, беглый тать,

И знаю: выстрелом

Меня вам не догнать.

Я знаю, буду завтра в гимне

За то воспет.

Усталый, в «Голосе Москвы» мне

Строчит поэт.

Но за стихи он не получит

Ни медного копья.

Но если кто его научит,

Кто, встретив, шапку нахлобучит,

Знай: это я.

* * *

«Ты в каюте общей медлишь за пьянино….»

Ты в каюте общей медлишь за пьянино.

Наклонился к нотам толстый инженер.

Легкие мелодии пролетают мимо,

Шепчет он поручику: о, elle a des chairs.[1]

Ты, я знаю, выберешь нужную минуту,

Скажешь: до свидания, взявши верный тон,

И пойдешь к мечтателю в темную каюту

Грезить грезы вечера, слушать пенье волн.

* * *

«И дни мои идут, и цвет ланит бледней…»

И дни мои идут, и цвет ланит бледней,

И скудная любовь моих не красит дней.

Закат мою тоску пленяет тихой кровью,

А нужно мне еще и «мыслить и страдать»,

И жить среди людей, и с кротостью внимать

Их равнодушному злословью!

И нужно, помыслом таинственным томясь,

Вдруг ощущать души и тела злую связь —

Одних и тех же волн тяжелое кипенье —

И знать, что та, чей взор так радует меня,

Лишь искра малая бессильного огня,

Мечтой творимое творенье!

И нужно еще жить — не знаю, почему, —

Как бы покорствуя призванью своему,

Всегда оплакивать небывшую потерю!

И нужно еще жить — не знаю, почему, —

Наперекор душе, наперекор уму!

И я живу, и жду, и верю!

* * *

«В очках, согбенный и понурый…»

В очках, согбенный и понурый,

С высоким голосом скрипучим,

Интеллигентностию мучим,

Корпит всю ночь над корректурой.

Он бескорыстный друг Чулкова,

В «Тайге» когда-то бывший ссыльным,

А ныне голосом могильным

Читает Федора Гучкова.

Судьба! Играешь ты нечисто!

Едва ль тебе он был бы другом,

Когда 6 не нес он по заслугам

Прозванье морфиниста.

<1907–1908>

НА БЕРЕГУ ПУСТОМ

(Элегия)

На плоском берегу заброшенной реки

Стоит приют мой одинокий.

Холодных волн не знают рыбаки.

И в сон бездействия глубокий

Равно погружены и дух, и сирый дол,

Замкнутый дальнею дубравой.

Исполненные скуки величавой,

Проходят дни… О, как их шаг тяжел!

Здесь пища мне — мой ежедневный лов.

По вечерам, в неверном, тусклом свете

Сажусь чинить разорванные сети,

Пою, — и бедный звук моих унылых слов

Тревожит душу. И родят рыданье,

И ветра стон, и темных волн плесканье.

Где в реку врезалась песчаная коса,

Где светлые, пустые небеса

Безлесных берегов раздвинуты простором,

И в бледной синеве тонуть не больно взорам, —

Люблю бродить… глядеть на тускнущую гладь,

Ее малейшее волненье примечать

И в призрачном, размеренном движенье

Душою жаждущей впивать успокоенье.

Я пресыщения не знал,

Я юности моей не сжег в постыдной неге —

Квадригу я остановил в разбеге,

Не выпустил вожжей, не вскрикнул, не упал!

Отвергнутой любви не гнал меня призрак,

Не жаждал я вкусить забвенье,

Нет! Вольный, я избрал уединенье

И для него бежал мирских и шумных благ!

Не мнил, — о, детского мечтания краса! —

Я голоса внимать созвучные природы —

Песнь ярости, что грозно воют воды,

Песнь древней мощи, что поют леса!

Нет! Я один. Быть может, я счастлив,

Постигнув счастия и скорби невозможность.

На берегу пустом живу я, молчалив,

И скукою целю души моей тревожность.

* * *

«Пришел земной, тяжелый гость…»

Пришел земной, тяжелый гость,

Ходил по берегу спесиво;

А мы, как зыблемая трость,

По ветру стелемся лениво.

А мы, как беловейный дым,

Дыханью каждому послушны,

Кипим над ним, летим над ним

Толпою легкой и воздушной.

Земные грузные следы

Земное оставляло тело,

А я, под тихий плеск воды

Я песнь призывную запела.

Сестрицы стали в легкий круг

Земной лаская грубый слух,

Земное, злое зренье нежа.

И вот густей полночный мрак,

И тише, и призывней пенье.

Но он направил тяжкий шаг

К огням прибрежного селенья.

<1908>

* * *

«Как уютно на мягком диване…»

Как уютно на мягком диване

Ты закуталась в белую шаль.

Старых снов побледневшие ткани.

Уходящего вечера жаль.

Меркнут угли под сизой золою,

Мягкий сумрак сереет в углах,

И неслышною легкой рукою

Тени чертят узор на стенах.

Тихий вечер, он наш не случайно.

В этот мглистый и нежащий час

Молчаливая сладкая тайна

Незаметно овеяла нас.

<1909>

* * *

«Листьев широких качанье…»

Листьев широких качанье,

Тени гигантские рук.

Длинный прерывистый звук.

Это ль часы ожиданья?

Лампы спиртовой гуденье,

Вспышек коротких игра.

Длинны мои вечера.

Долги, раздельны мгновенья.

О, если б ждать мне напрасно!

Милый мой, не приходи!

Длинная ночь впереди.

Я ко всему безучастна.

Что это, сон иль забвенье?

О, как безгорестно жить!

О, как безрадостно жить!

Что это, сон иль забвенье?

<1909>

* * *

«Ты в зимний вечер ждешь меня покорно…»

Ты в зимний вечер ждешь меня покорно

С раскрытым томом Фета на диване.

Недвижны крылья темные латаний,

Но тень дрожит на кафели узорной.

Ах, в этой старой маленькой гостиной

Себя веселым помнишь ты ребенком

(На утре дней и радостном, и звонком!)

Средь мебели, таинственной и чинной.

Но дни текли, текли. Веселье реже.

Познали горечь счастья наши души,

И вздохи стали чище, глубже, глуше.

Латании, латании всё те же.

Вот и теперь их тень дрожит укорно

При слабом свете ламповых мерцаний.

Ты в зимний вечер ждешь меня покорно

С раскрытым томом Фета на диване.

<1909>

ЛЕТОМ

Пуст мой дом. Уехали на дачу.

Город утром светел и безлюден.

Ах, порой мне кажется, заплачу

От моих беспечных горьких буден.

Хорошо вдыхать мне пыльный воздух,

Хорошо сидеть в кафе бесцельно.

Ночью над бульваром в крупных звездах

Небо, как над полем, беспредельно.

Жизнь моя, как сонное виденье.

Сны мои, летите мимо, мимо.

Смерть легка. Не надо воскресенья.

Счастие мое — невыносимо.

ПРОГУЛКА

Дорожка в парке убрана,

Не хрустнет под ногою ветка.

Иду. Со мной моя жена,

Моя смиренная наседка.

Гляжу в просветы меж ветвей: