Евгений Таганов - Рыбья кровь

• Название: Рыбья кровь
• Автор: Евгений Таганов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2008
• ISBN: 5-9717-0736-3

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.

Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

---

Осенью, когда Маланка забрала сына к себе, она обнаружила в нем разительные перемены. Если первую зимовку Дарник всю почти промолчал и пробездельничал, то сейчас рядом с ней находился деятельный и сосредоточенный мальчик-трудовичок. Даже когда он просто сидел, уставившись на пламя очага, и тогда ощущалось, как в нем происходит некая большая внутренняя работа. Приходя с охоты, Маланка нередко находила приготовленную еду, зашитые прорехи на рубахах, заготовленные лучины, наточенные наконечники стрел и сулиц.

– Откуда ты все это умеешь? – удивлялась мать.

Сын только смеялся в ответ, пряча хитрые глаза. Правда, когда она сама наказывала ему сделать то же самое, ничего не получалось – по чужой воле он делать ничего не хотел. Шептуха Верба могла быть довольна – все выходило, как она и предсказывала. Изумляло его равнодушие к еде и одежде. Когда она спрашивала, тепло ли ему или вкусно, Дарник сердито отвечал:

– Разве сегодня кусок мяса может быть другой, чем вчера? Все время было в тулупе тепло, почему сегодня будет холодно?

Заново пришлось учить его грамоте, но теперь он вспомнил все за несколько дней, и уже сам стал копаться в свитках, выискивая истории про путешествия, решив, что, когда вырастет, будет обязательно великим путником и обойдет все страны на свете. Среди свитков нашлось три или четыре карты с надписями на незнакомом языке, которые Маланка не могла объяснить, что нисколько не мешало Дарнику часами рассматривать их, воображая самые невероятные свои приключения.

Так у них с тех пор и повелось: летом он с братьями куролесил в Бежети, зимой сосредоточивался со свитками на Черном Камне.

В семь лет Дарник впервые узнал, что такое ватажная иерархия. Если прежде в ватаге Сбыха царило равенство и любые ссоры и драки тут же забывались, то теперь даже самые незначительные стычки призваны были выстраивать всех членов ватаги в определенном порядке. Естественно, Рыбья Кровь после зимнего отсутствия ни к чему подобному не был готов, и первые же наскоки бывших сотоварищей стали для него неприятным сюрпризом. Сбых смотрел со стороны и не вмешивался, давая младшему брату возможность самому за себя постоять. Поняв, что помощи ждать не приходится, Дарник просто подтянул свои холщовые штаны и стал лезть во все столкновения по поводу и без повода. Для своих лет он был крупным ребенком, ловкости и силы ему тоже было не занимать, поэтому побеждал чаще, чем проигрывал, и вскоре стал в ватаге вторым лицом, к вящему удовлетворению Сбыха. А когда в один прекрасный день Дарник тайно вывел ватагу за пределы Засеки к себе на Черный Камень, то его второе место в их детской стае стало неоспоримым и для самых ярых соперников.

Черный Камень представлял собой холм, поросший двухобхватными черными елями. Вся земля вокруг их с матерью землянки была покрыта столь толстым слоем опавших иголок, что через него не мог пробиться ни один росток привычного подлеска. Даже в самую сильную бурю здесь всегда царила тишина, ничто не летало, не ползало и не двигалось. Благоговейный ужас сковал мальчишеские сердца, и, видя их робость, Маланкин сын испытал истинное наслаждение оттого, что он сам ничего этого не боится. Так недостаток обособленной жизни обернулся неожиданным преимуществом.

Среди запугиваний взрослых, чтобы дети не ходили за Засеку, чаще всего повторялось слово «раб». По лесным просторам, мол, вокруг их селища бродят звероподобные охотники за рабами, которые схватят вас и навсегда увезут из родных мест. Там вас будут наказывать, плохо кормить, заставлять много работать и даже своей семьи не позволят создать. Слова, написанные в свитках, только подтверждали это. Но Дарнику, по свойственной ему уже тогда особенности думать как-то по-своему, было жалко почему-то не рабов, а их хозяев – как они могут столько времени тратить на совсем чужих людей: следить за ними, заставлять что-то делать, наказывать, – тут со скотиной не знаешь, как намучаешься, ежедневно заботясь о ней, а еще канителься с какими-то рабами. И вскоре слово «раб» стало у него ассоциироваться со всем неприятным, что пытается пристать и воздействовать на человека. Дабы победить это внешнее вторжение, он со временем выработал у себя привычку: когда что-то слишком сильно увлекало его, в самый восторженный момент упрямо встряхивать головой и говорить себе: «Я не раб этого», – и всякое наваждение тотчас исчезало, превращаясь в полное безразличие к тому, к чему минуту назад он рвался всей душой. Такое подчинение себе собственных страстей неизменно потом приносило Дарнику немалое удовлетворение, позволяя смотреть на крикливых, азартных и несдержанных людей как на существа низшей ступени.

Ощущение, что он не такой, как другие, не только из-за жизни вне селища, а и по внутреннему своему складу, начало постепенно осознаваться им. Привыкнув сперва думать, потом действовать, а затем еще и завершать это действие с каким-либо узнаванием для себя, он с трудом понимал своих сверстников, которые вдруг куда-то устремлялись, что-то делали и тут же, забыв о сделанном, приступали к чему-то другому, столь же привычному. Больше всего угнетали Дарника повторяемость одних и тех же мальчишеских проделок и безудержное веселье по их поводу. Все чаще, устав от галдежа сбыховцев, он отделялся от них и, как настоящий путник, мог часами тайно бродить вокруг селища, обращая внимание на окружающее не как член мальчишеской стаи, а будучи сам по себе.

Изучив все до последнего кустика внутри Засеки, он, чтобы испытать себя, повадился в одиночку отправляться из Бежети на Черный Камень и шататься там по лесу, часто даже не заходя в свою землянку. Узнав о таком «баловстве», Маланка не стала ругать сына, а просто велела всегда иметь при себе топорик и нож, которые он может, если стесняется, прятать возле селища.

– Разве я смогу победить ими медведя или рысь? – спросил он у матери.

– Все звери боятся человека с оружием.

– А откуда они знают, что это оружие, а не какие-то палки? – не согласился сын. – Помнишь, того медведя зимой, он ведь ничего не боялся.

– Он тоже боялся, только был очень голодным.

– А почему все звери боятся людей?

– Потому что лишь от людей постоянно исходит дух убийства, даже когда они сыты.

Слова матери слегка разочаровали Дарника: оказывается, покушаться на его жизнь в лесу без крайней необходимости никто не собирается.

Тогда же им было сделано еще одно важное открытие: если сосредоточенно заниматься чем-то каждый день, а не от случая к случаю, то можно достигнуть самых невероятных результатов. Подсмотрев, как на Грибной Поляне старшие подростки соревнуются в метании в цель топоров и сулиц, он и себе соорудил за пределами Засеки похожую мишень и принялся подолгу ежедневно упражняться в таком же метании, добавив еще стрельбу из лука и метание ножа. И когда ватага Сбыха тоже занялась метанием, он, всем на удивление, сразу стал первым среди них. Дарник понял, что опережать – значит всегда выигрывать, и такой простой вывод навсегда определил большинство его поступков, побуждая изобретать что-то свое и идти непроторенными тропами.

Заметив, как от тяжелой работы у сверстников крепнут мыщцы и вырабатывается выносливость, Дарник придумал себе «путь на деревьях» и продолжительное плавание не поперек, а вдоль их небольшой речушки. Чтобы выработать у себя быстроту реакции, он ловил змей и дразнил их, ловко отдергивая в самый последний момент руки. Не имея напарника для поединка на деревянных мечах, он развешивал на деревьях десятки тяжелых чурок и, сильно раскачав, проделывал немыслимые увертки и выпады, чтобы всех их победить и не получить сдачи.

Ребята из ватаги не могли ничего понять: как это так – лесной отшельник все умеет лучше их?

– Это потому, что он живет в колдовской землянке, – авторитетно объяснял Сбых.

Дарник не возражал. Смутно он чувствовал, что все, что с ним происходит, связано с самостоятельной и достаточной жизнью его матери, но как именно, он понять не мог, говорить, что он сам себе все придумал, тоже не хотелось, поэтому пусть лучше будет колдовская землянка.

Так уж совпало, что в Бежети в десятое дарнинское лето произошла смена ребячьих поколений. Достигшие отроческого возраста подростки обоего пола отправились на далекий Сизый Луг возле селища Каменки женихаться с соседскими девицами и парнями, а ватаги младших подростков заняли освободившееся место на Грибной Поляне в Засечном круге. Каждый завел себе бойцовские рукавицы, смастерил круглый щит, выстругал деревянный меч и, уйдя подальше от родителей, приступил к настоящим боевым схваткам. Из трех детских ватаг должна была сложиться одна, подростковая, со своей собственной иерархией, которой через два-три года самой суждено будет отправиться на Сизый Луг за невестами.

Все прежние заслуги здесь уже не имели значения, надо было добывать свое место в общем ряду по новой. Сначала Дарник смотрел на поединки со стороны, прочитанные в свитках истории про большие сражения заставляли его относиться к подобному ребячеству со снисходительной усмешкой. Очнулся он от своего благодушия, лишь когда поверженным в одном из поединков оказался Сбых. Тут уже Дарнику стало не до шуток, и, надев бойцовские рукавицы, он тоже вышел на ристалищный круг. Еще во время детских стычек он научился наносить удары не только нижней и внутренней частью кулака, как дрались все мальчишки, а костяшками пальцев, из-за чего короткий прямой удар получался гораздо сильней кругового беспорядочного замаха. Но прежде они старались не наносить удары в лицо, поэтому никто не обратил на его необычный прием внимание. Иное дело было теперь. Познав в своих первых поединках вкус крови и, главное, уже как следует разозлясь, Дарник не жалел противников, и от его прямых ударов в лицо они валились, как пшеничные снопы, вытирая кровь из разбитых губ и носов.