Виктор Караваев - ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА

• Название: ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА
• Автор: Виктор Караваев
• Жанр: Современная проза

Законы статистики неумолимы, и самый главный из них – закон больших чисел. Вековая история жанра, набившие оскомину пафос, ходульность тем и стереотипность героев приводят порой к тому, что литературный процесс нарушается и вместо приключений и подвигов на ту же тему рождается сатира и юмор.

Юмор оперов весьма специфичен и похож на английский: острый, как врачебный скальпель, тонкий, как еврейский анекдот, и сильный, как выстрел из табельного пистолета.

Люди, способные смеяться над собой, непобедимы.

---

Конкретный пример: еще пару лет назад "наехал" практически на любого из базарных ларечников и, если не "зарываться" и не наглеть, гребешь оттуда себе на завтрак с обедом, а сейчас "бесхозных " киосков на моей "земле" вообще нет. Но есть группа хозяев, владеющих несколькими киосками, и у каждого из хозяев – своя "крыша" уровнем не ниже зампредседателя райадминистрации, начальника отдела налоговой полиции и так далее. Заявись я туда со своими финансовыми претензиями – не поймут, пошлют на три буквы и "крыше" пожалуются… Понятно, что и тут можно изловчиться – накопить компры побольше на коммерсанта, к стенке его прижать, и деться ему будет некуда, ведь далеко не от каждой неприятности в силах уберечь тебя даже и крутая "крыша "… Она – далеко, а ты рядом – злой, оголодавший и отчаявшийся.

Воевать с тобою зачастую невыгодно, от той войны коммерции будут одни убытки, дешевле откупиться… Но, как уже говорилось, серьезный компромат собирать у меня, районного опера, просто нет ни сил, ни времени.

Да и потом, когда свое кровное люди отдают мне не добром, а под нажимом, не уважают они меня тогда, и друг дружке про меня рассказывают, что сволочь-де я и "беспредельщик". Не поднять мне тогда вовек себе авторитет на своей "земле". А жизнь – штука хитрая: появись завтра у обиженных мною фирмачей хоть малейшая возможность кинуть мне подлянку – сомнут ведь они меня в два счета! Так что на "беспредел" ни я, ни мне подобные никогда не пойдут.

Караваев молча кивнул. Он почувствовал, что начинает хмелеть: сказалась нервотрепка последних недель.

– И последнее, – продолжил Игорь. – раньше я шел на определенный риск с верой, что в случае чего товарищи меня подстрахуют и вытащат из неприятностей, хотя бы из корпоративных соображений:

"сегодня – ты, а завтра – я; отмажем тебя сегодня – завтра и ты нас отмажешь". Короче, опер оперу был тогда друг, товарищ и брат. Нынче – не то. Мои коллеги запуганы бесконечными междусобойчиками "все против всех"; заступись они за меня – и сами попадут "под пресс". оно им надо?!

Начальство-то больше всего боится быть уличенным в собственных неблаговидных делишках. Практически у каждого рыльце в пушку и куча врагов, желающих тебя скушать и отнять твой сегмент кормушки. Заступись начальство за них – могло б и само быть утянутым ко дну, а так, беспощадно расправившись с "взяточниками и коррупционными перерожденцами", наше руководство как бы доказывает, что уж само-то оно – ни-ни, сплошные ангелы в погонах.

Теперь лозунги дня: "Каждый сам за себя!" и "Ты влип – ты и выпутывайся!" В налоговой полиции сегодня, как и в любой стае, больных, раненых и ослабевших добивают! Доходит до маразма. И деньги мне позарез нужны (у жены скоро именины, очередные проверяльщики из центра приезжают с бурчащими от желания выпить и пожрать на халяву желудками), а – не беру, строю из себя херувима, и все только потому, что боюсь! Давай за нас, – Игорь тряхнул головой, – и да черт с ним, этим начальством.

Они коснулись костяшками кулаков, дабы приглушить звон граненых стаканов.

– Мой тебе совет: не спеши уходить. нормальных оперов – по пальцам считать, лучше переводись… а здесь сломают или сам сломаешься.

***

Имей Свиньин какие-либо железные факты, удостоверяющие злоупотребление Караваевым своим положением или, хуже того, получения мзды, – защищать его никто не решился бы, да никто подобную защиту во внимание бы и не принял. Или же другой вариант: имей куратор из "безпеки" конкретную установку от руководства – "Дай для доклада конкретный пример капитана-мздоимца!

" – и атаку обязательно довели бы до конца, до логической развязки, до его увольнения и, возможно, осуждения…

Но ничего "железного" в обвинениях против Витька не оказалось.

Главная заповедь налоговой полиции: "Делай что угодно, но не "светись", не оставляй видимых следов!" Так вот, он не "засветился", не сделал ни одной грубой промашки в этой истории, а что она неожиданно всплыла наружу – так не по его воле, а исключительно по "наколке" самого Свиньина, причем не нашедшего должного подтверждения документально…

Ведь не исполнял Свиньин чье-либо указание, а действовал по собственной инициативе. За его "наездом" стоял лишь он сам. Это была его личная война. Можно даже так сказать: подполковник нарушил неписаные правила собственной службы, проявив чрезмерную активность в ситуации, когда его об этом не просили.

А подобная чрезмерная активность чревата…

Ведь основная функция УСБ – лишь притормаживать прыть повседневно нарушающих всяческие законы и инструкции оперов, а не пресекать ее вовсе. Начни с завтрашнего утра перепуганные репрессиями опера жить и работать строго по правилам – и деятельность органов налоговой полиции будет полностью парализована!

Разумеется, набравшая такие обороты и получившая некоторую огласку история не могла оборваться на полуслове. "Спускают на тормозах" всегда аккуратно, осторожно, с учетом реалий и известных всем правил игры, короче, так, чтоб комар носа не подточил и никто не смог бы прицепиться…

Спустя две недели после описываемых событий в городском управлении состоялось очередное совещание, на котором, среди прочего, обсуждалось и "соответствие занимаемой должности капитана налоговой полиции Караваева В. Б.".

С высокой трибуны замнач управления по кадрам проехался по его скромно сидящей на стульчике в зале личности, усердно попинав ногами.

Интонации у него были грозные, и Караваев затаил дыхание, ожидая резюме типа "…разжаловать… уволить… отдать под суд… расстрелять на центральной площади средь бела дня в присутствии тысяч горожан!.." Но концовка вдруг оказалась довольно-таки мягкой, внутренне не соответствующей началу: "…предупредить о недопустимости… объявить строгий выговор с занесением… усилить воспитательные меры…" Опытное ухо сразу же просекло: Витька полностью амнистировали!

Сидевший в зале невдалеке Свиньин показался ему слегка удивленным. Такое ощущение, что он ждал чего-то совсем другого, да наверняка и сделал все зависящее от него лично, чтобы именно "другое" в докладе замначальника и прозвучало!

Но что значит выучка и умение из любого, даже самого неожиданного и неблагоприятного развития событий извлечь хоть какуюнибудь выгоду для себя! После совещания куратор как ни в чем не бывало подошел к Караваеву и спокойно произнес:

– Ты должен быть благодарен нам, пацан: пожалели тебя, не выгнали и не посадили… Но в следующий раз – смотри!

Караваев глубоко вздохнул, мысленно послал подполковника по известному всем адресу, вслух же – скромно поблагодарил за проявленное внимание и отеческую заботу, пообещал сделать исключающие повторение подобного выводы из критики своих ошибок и в дальнейшем приложить все свои скромные силы для неукоснительного исполнения служебных обязанностей и поступающих в связи с этим указаний руководства…

Свиньин, даже не дослушав, милостиво кивнул – и двинулся прочь. Маленький, тщедушный, безжалостный – как клоп. Караваев смотрел ему в спину до тех пор, пока тот не скрылся за дверью, и лишь теперь понял, насколько же он устал! Как, оказывается, измотался за последние недели…

***

Отоспаться от души в субботу Витьку не удалось. С утра пораньше позвонил Седой и сообщил, что запись готова и он ждет Караваева немедленно, но не одного, а с бутылкой хорошего виски.

Старый приятель с трудом отвыкал от въевшихся в кровь и плоть привычек и пристрастий, приобретенных за долгие годы службы в загранрезидентуре ГРУ.

На этот раз они встречались на квартире Седого. Скромная обстановка жилища резко контрастировала с расставленными на стеллажах и полках новейшими образцами профессиональной аудио- и видеотехники, причем многие из них еще не поступали в открытую продажу в Первопрестольной.

Караваев, прислушавшись к своему организму, употреблять с утра отказался, выпросив у хозяина чашку кофе. Седой же не настаивал и, сделав щедрый глоток, указал ему на кресло.

– Давай к делу, не тяни, – попросил Витек.

– К делу так к делу, – Седой протянул наушники.

– Вывести разговор с твоим подполковником на угрозы оказалось плевым делом. Достаточно только было упомянуть твою персону и – пиши не хочу. А уж когда я депутата помянул всуе, так его вообще понесло. Думал, пленки не хватит, – ухмыльнулся Седой.

Караваев прослушал пленку до конца, попросил перемотать и прослушал еще раз, делая пометки на листке бумаги.

– Спасибо! Если несложно – почисть запись, убери упоминания обо мне. Нужно, чтобы эти угрозы принял на свой счет другой человек. Упоминание о депутате оставь.

– Чего только не сделаешь, чтобы ты отстал, – Седой сел за компьютер. – Ты посиди пока тихо, а лучше на кухне телевизор посмотри.

Через час запись была готова.

Витек достал визитку и набрал номер.