Александр Ханин - Рота, подъем!

• Название: Рота, подъем!
• Автор: Александр Ханин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

"отмажут" родители, а кто-то будет "косить", даже портя собственное здоровье и молодое тело, наслушавшись страшных рассказов вернувшихся дембелей с выбитыми во время разборок или выпавшими от авитаминоза зубами. Я понимал, что родители сделают все возможное, чтобы их дети остались живы. Их матери могут, изменив себе и всем своим принципам, лечь под военкомов, а отцы будут пить с этими же военкомами водку, заглядывая в глаза тому, от кого может зависеть, где будет проходить службу их единственный ребенок. Они будут класть толстые конверты с деньгами, чтобы дети остались в институтах, а не попали в казармы и на флот, потому что уже десятилетия армия не пользуется популярность и уважением у гражданского населения многонациональной страны. И я не осуждал их, я понимал, что не каждому нужно идти в армию. Ведь кто-то может куда больше принести пользы стране в чем-то другом.

Многое закладывается воспитанием в школе, на улице, дома, когда поздно вечером отцы, услышав о количестве "груз 200", идущего из

Афгана скажут: "Лучше учись, сын, а с армией я сам разберусь". И совсем не многие отцы, хлопнув широкой ладонью по хрупким плечам своих восемнадцатилетних сыновей, произнесут: "Иди сынок и служи. И помни, что мужчина – этот не тот, кто в штанах ходит. Мужчина должен защищать свою Родину, свою страну, свой мир в котором он вырос и живет, свой дом, свой двор, свою семью. Должен защищать потому, что в этом наша мужская суть. Именно этим определяется тот, кто хочет называться мужчиной. Служи и ничего не бойся. Служи так, чтобы было не стыдно поднять после глаза и сказать, что ты прошел эти два года и, став мужчиной, остался человеком". Таких отцов будет мало, но они обязательно будут. Я в это верил.

Эти мальчишки не разбирались в знаках советской армии, и значок-звезду курсов "Выстрел", висевший на лацкане моей формы, принимали за боевой орден Красной Звезды. Особо активный рыжий, веснушчатый мальчишка спросил у офицеров, за какие особые заслуги перед Родиной они получили по одинаковым медалям, качающимся у них на груди.

– За старость, – ответил Гераничев, так как медали в действительности являлись юбилейными, и были вручены не далее, как третьего дня всем, кто носил офицерские погоны.

Школьники были еще далеки от армии, у них еще был запас времени видеть мир таким, каков он есть на самом деле без лишней грубости, хамства, оскорбления и неуважения к личности.

Мы вышли из класса и направились обратно в часть. Дорога была широкая, и я встал рядом с Мальковым.

– Товарищ сержант, – тут же отреагировал Гераничев. – Вы почему идете рядом? Я уже однажды Вам объяснял, что Вы обязаны идти на полшага сзади.

– Как верный пес? Он тоже знает несколько команд: "ко мне", "к ноге" и "рядом".

– Оставь его,- тихо произнес Мальков, – Ему уже пофиг. Через неделю первая партия уходит.

– До того момента, пока он не ушел – он мой подчиненный. Это устав. И почему, товарищ сержант, на Вас лычка старшего сержанта?

Надеешься на дембель получить?

– Плох тот солдат, который не стремится быть генералом, – ответил я солдатским афоризмом.

– Сзади иди. Я с тобой потом поговорю.

Я отстал на несколько шагов и поднял голову к небу, по которому шли белые кучерявые облака. Девятое мая был для меня всегда святым днем. Два года назад я подарил своему деду новый набор орденских планок. Я, и раньше разбиравшийся в этих ленточках, стал куда лучше понимать их значимость и отличал юбилейные медали от боевых, зная истинное достоинство наград.

До самого вечера Гераничев донимал меня то с одним, то с другим.

Я упрямо старался не выполнять его бессмысленных с моей точки зрения указаний, или пропуская их, или прячась по разным местам. Ночью наши взаимоотношения достигли апогея, и длительная беседа стала завершением праздничного дня. Гераничев никак не мог понять, что для меня служба уже закончена, и в течение последних дней ему не удастся сделать из меня робота, выполняющего быстро и беспрекословно все мыслимые и немыслимые приказы и распоряжения. Для того чтобы понять солдата, нужно два года носить кирзовые, а не яловые сапоги. Спать вместе с солдатами в казарме, есть с ним из одного котелка и точно также не видеть дом. Офицеры, которые прошли срочную службу кардинально отличались от офицеров, только закончивших училища.

Также отличались боевые офицеры, прошедшие Афган от штабных офицеров

Подмосковья. У "афганцев" не было той требовательности к внешнему виду, они не цеплялись к форме, значками, скошенным дембельским сапогам или ночным посиделкам дедов в каптерке за чаем. Они требовали знание службы и выполнение необходимых обязанностей, в то время как не имевшие боевого опыта офицеры старались максимально использовать появившуюся у них практически безграничную власть. Из моих эмоциональных объяснений Гераничев снова сделал вывод, что я пытаюсь оскорбить офицерский корпус и, наверное, только Бог сдерживал его от желания съездить мне по физиономии.

На следующий день, когда я, закинув ногу на ногу, смотрел в телевизор и не вскочил на появление взводного в радостном приветствии, это оказалось для него последней каплей.

– Товарищ сержант, дайте мне Ваш военный билет.

Военный билет в тот день оказался со мной, и я протянул его лейтенанту.

– Идите за мной.

– Опять на губу?

– Не задавайте вопросов. Идите!

Под вопросительными, смеющимися и сочувствующими взглядами солдат, я вышел из роты и, практически дыша в спину командира взвода, пошел за ним мимо столовой, чепка и лысых кустов роз в штаб полка. Мы поднялись на второй этаж и остановились около двери командира части.

– Стойте здесь, – приказал Гераничев и, постучав, вошел в дверь кэпа. – Разрешите, товарищ подполковник?

– Заходи, что у тебя?

Внутренние стены штаба полка были достаточно тонки для того, чтобы слышать все, что за ними происходит.

– Товарищ подполковник. Я прошу разжаловать Ханина в ефрейторы.

– Это еще почему? Он не справляется со своими обязанностями?

– Так точно. А главное, он не уважает своих непосредственных командиров. Он не выполняет их распоряжений и приказов, он…

– Он твой сержант?

– Так точно.

– Значит, ты не справляешься со своим замкомвзвода? Я правильно понял? Он дембель? Дай его военный билет. Так, что у нас тут? Ага, ага. Так значит, – забормотал подполковник, и вдруг его голос затряс стены и без того хлипкого здания. – Ты охерел, лейтенант? Ты его военный билет хоть раз в руки брал? Ты видел, что он не сержант, а старший сержант? На всю часть всего два старших сержанта, Ханин и

Аврумян из разведроты. Он гвардеец, отличник боевой и политической подготовки. Ты эти печати в военном билете не видел? У тебя со зрением или умом плохо, взводный?!!! Если его разжаловать в ефрейторы, то тебя в младшие лейтенанты

– За что, товарищ полковник? – поднял одно звание вверх Гераничев.

– Потому, что он должен такое вытворить такое… что я даже не знаю, что, чтобы его понизить на три… Это же позор для всей части будет. В общем, ты меня понял. Иди отсюда, пока я тебя самого не разжаловал к той самой матери. Иди и работай с личным составом.

На Гераничева, покинувшего кабинет командира полка, было жалко смотреть. Бравый офицер, который фанатично тянул лямку армейской службы и только в ней, в службе советской армии, видел свое будущее, стоял опущенным. Глядя в пол, он протянул мне военный билет.

– Ханин, Вы почему не сказал мне, что Вы старший сержант? – сделал он ударение на слове "старший".

– Виноват, товарищ лейтенант, я гвардии старший сержант, – выделил я гвардейское отличие.

– Идите в роту. Я скоро подойду.

Мне было жалко лейтенанта. Человек, всю свою жизнь стремящийся в армию, верящий, что только таким образом он может принести пользу стране, любящий учиться и обучать, свято верящий в правильность своих действий и действий командиров, оказался заложником системы, в которую верил. Я понимал, что еще не раз он столкнется с этим в своей жизни, если она будет целиком связана с армией, местом, где нет и, наверное, не должно быть свободы. На то она и армия.

Дембельский аккорд

– Домой-то хочешь? – вопрос ротного застал меня, сидящего перед телевизором в расположении, врасплох.

– Кто ж не хочет? Хочу. А когда?

– Когда дембельский аккорд закончишь. С завтрашнего дня направляешься в танковый батальон. Там будете есть, спать, и строить то, что прикажут.

– Есть! – обрадовался я. Любой дембельский аккорд означал, что ты на финишной прямой армейского марафона…

– Если хочешь, можешь оттуда приехать на первую отправку. Из нашей роты никого не будет, но…

– Я лучше поработаю на свой дембель.

– Это правильно. А сейчас собери роту в ленинской комнате. Будем прощаться с будущими гражданскими лицами.

Через четверть часа все солдаты, сержанты и офицеры роты сидели, стояли, прохаживались в комнате с агитплакатами, портретами и стендом с количественно-национальным составом батальона. Ротный говорил последние прощальные слова, благодарил за службу, сожалел, что в роте не оказалось ни одного достойного для того, чтобы оказаться в первой партии и предложил сравнить способности уходящих в запас с теми, кому оставалось еще время служить. Солдаты отжимались, вспоминали обязанности дневального и часового, но ротному этого показалось мало, и он потребовал принести два АКМа.