Марина Цветаева - Тетрадь вторая

• Название: Тетрадь вторая
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Когда начну?

Буду любить его — каким бы он ни был: не за красоту, не за дарование, не за сходство, — за то, что он есть. М. б. это самая большая любовь моей жизни? Может быть — СЧАСТЛИВАЯ любовь? (Такой не знаю. Любовь для меня — беда.)

И чуть с языка не сорвалось: — Борюшка! — нет, в этом я честна, ну пусть — Георгий. Барашек мой.

— Господи! — (думаю о смерти) не узнать каким ты будешь, не увидеть тебя. Я на тебя за все эти пять недель ни разу не рассердилась (нужно знать меня, мою физическую любовь к свободе и повышенную слуховую чувствительность!). Самое мое острое и частое чувство к тебе — благодарность.

* * *

(Продолжение Крыселова: гимн пуговице.)

* * *

Волосы вверх, как у музыкантов,

Гениев, прощалыг...

* * *

И была доброта в той руке...

(NB! — чьей? 1933 г.)

* * *

Запись:

Сыну своему я пожелаю быть, как я, произведением природы, а не искусства.

* * *

Демон

Шуман

* * *

(Об утрачиваемости первоначального смысла больших имен. Шуман — (Schumann) — башмачник, а звучит как шум потоков — как оно и есть. Особенно для русских.

Кто же сейчас думает, что Пушкин — от пушки, Некрасов — от некрасивости, Фет — от fett [128], <фраза не окончена>

* * *

Мысль:

Влияние далекого современника уже не влияние, а сродство. Для того, чтобы, напр., Генрих Гейне (1830 г.) повлиял на меня (1930 г.) нужно, чтобы он заглушил во мне всех моих современников, он — из могилы — весь гром современности. Следовательно, уже мой слуховой выбор, предпочтение, сродство. Не подчинение, а предпочтение. Подражатель не выбирает.

* * *

50 гр. воды, 50 гр. молока, неполную чайную ложку манной крупы, варить 5 мин.

Два раза в день по две ложки.

(Здесь начинается манный прикорм Георгия. Шесть недель. Переносит отлично.)

* * *

Мысли и строки

(Борису)

Мы встретимся как покойники

* * *

Не иметь уже права дарить (брак), не иметь уже права терять (нищета). В обоих случаях ничто не твое, в первом — ни улыбки, во втором — ни копейки.

* * *

А главное (нищета) масса лишнего хламу, который не имеешь права выбросить.

* * *

Удивляюсь любящим землю как лучшее мыслимое, ничего кроме нее не желающим. «Не желаем, потому что не знаем». А я желаю, потому что знаю. Мое желание и есть знание. Если не нравится эта — значит, есть другая. Не было бы другой — нравилась бы эта. (Заложенность другой — внутри.)

И еще: у меня к земле в лучших ее случаях неизменное: се n’est que ça? [129] (Лучший ее случай — <пропуск одного слова>.) В лучших ее, потому что музыка, небо — иногда любовь — не ее (случаи), иной земли — законы.

* * *

(NB! А материнство? А природа? — Додумать. — 1933 г.)

* * *

«Вот моя деревня,

Вот мой дом родной» —[130]

что касается меня — я всегда предпочту родной «деревне» — чужой «город», своему маленькому — чужое большое. (А разве есть свое маленькое и, главное, разве есть чужое большое?)

* * *

Что же касается деревни и города — Дольние Мокропсы поныне предпочитаю Парижу. Там были гуси — и ручьи — и вдоль ручьев дороги — и красная глина из которой Адам, красная глина как на Кубани, где я никогда не была — и тот мой можжевеловый кипарис (Борис <фраза не окончена>

Таруса — Langackern — Коктебель — Мокропсы (Вшеноры) — вот места моей души. По ним — соберете.

В Париже (живу восемь лет) и тени моей не останется. Разве что на Villette (канал, первый Париж...). 1933 г.

* * *

Сравнение: курит как цыганка.

* * *

Запись:

— «Чего только ни сделаешь, чтобы они не плакали!»

Это у женщин распространяется и на мужчин.

* * *

(Первая глава Крыселова закончена 29-го марта 1925 г. — Писала ровно месяц.)

* * *

Попытка 1-ой главы нáчисто

крыселов

* * *

— Теперь о Крыселове. Так и напечатали в Воле России — Крыселов. Редактора друг другу: — Но почему Крыселов? Разве Крыселов? Наверное ошибка, описка... Но нет: — везде. М. б. М. И. так больше нравится? И только один Сталинский, безапелляционно: «Раз у М. И. Крыселов — значит Крыселов и есть. М. И. не может ошибиться. Значит мы все ошибаемся».

Так и оставили. Так и стояло в (кажется мартовском) № Воли России: КРЫСЕЛОВ.

Потом — началось. Главный редактор — лютый старичок Лазарев [131]: — «Товарищи, мы опозорились». И все знакомые: — В чем дело?

Дошло до словаря (с него бы нужно было начать!). КрысОлов. Я: — Ошибка. Смотрим в другом: КрысОлов. Во всех словарях Праги, Вшенор и Мокропсов (Дольних и Горних) — КРЫСОЛОВ.

— Но, господа, в чем же дело?

— Не знаем. — Вам знать.

— Но я была уверена... голову на отсечение... я и сейчас так слышу... м. б. потому что крысы — гнусность, а так: селов — еще гнуснее? А м. б. от: мышеловка? — и т. д.

Следующая глава уже была: КРЫСОЛОВ. Но позорище мое д. с. п. в №-ном количестве экз<емпляров> — по белу свету — да, и в России! — Воля России № III март.

МАРИНА ЦВЕТАЕВА — КРЫСЕЛОВ

И эсеры — до сих пор не забыли! И сейчас, восемь лет спустя:

— А помните, М. И., как Вы нас тогда всех подвели с КрысЕловом? Мы все были уверены, только один Евсей Александрович:

— Раз М. И. — так и есть.

* * *

(Первая глава крыселова «Город гаммельн» закончена 19-го марта 1925 г. 1 — 19 марта 1925 г.)

* * *

Записи: (20-го — 22-го марта 1925 г.)

Ценность книги я измеряю срочностью необходимости выписки. Если нечего выписать, или — есть что, но время терпит, она мне не нужна.

Чтобы необходимость жгла руку, а карандаш — бумагу.

* * *

Теперь у меня есть всё: дом — любовь — Мечта — воспоминание.

* * *

— «Eh bien! abuse. Va, dans ce monde, il faut être un peu trop bon Dour l’être assez».[132]

(Гениальное слово Marivaux)

— Комедийный писатель, а какая грусть! Почти — Христос.

— Нечего сказать — «marivaudage»![133]

* * *

Б. П., когда мы встретимся? Встретимся ли? Дай мне руку на весь тот свет, здесь мои обе — заняты!

* * *

Б. П., Вы посвящаете свои вещи чужим — Кузмину [134] и другим, наверное. А мне, Б<орис>, ни строки. Впрочем, это моя судьба: я всегда получала меньше чем давала: от Блока — ни строки, от Ахматовой — телефонный звонок, который не дошел и стороннюю весть, что всегда носит мои стихи [135] при себе, в сумочке, — от Мандельштама — несколько холодных великолепий о Москве [136] (мной же исправленных, досозданных!), от Чурилина — просто плохие стихи (только одну строку хорошую: Ты женщина, дитя, и мать, и Дева-Царь), от С. Я. Парнок — много и хорошие [137], но она сама — не-поэт, а от Вас, Б. П. — ничего [138].

Но душу Вашу я взяла, и Вы это знаете.

* * *

(От Маяковского, в ответ на то, в Ремесле [139] (читанное ему еще в Москве) и приветствие в № I Евразии — за которое меня тогда погнали из Последних Новостей — тоже ничего. — «А, знаете Цветаева меня приветст<вовала?> в этих строках. Я сразу не понял. Значит — одобряет? Передайте ей, что я непременно, непременно ей напишу».

Но, занятый племянницей Яковлева — танцовщицей, кажется... [140] Во всяком случае, скача вслед за ней через кобылу, набил себе шишку...

Бедный М<аяковский>. Кто о нем так горюет как я?)

* * *

Единственный с лихвой мне вернувший

Князь Сергей Михайлович Волконский, посвятивший мне целую книгу, открыто и <пропуск одного словах «Милая Марина...»

Единственный, из моих современников, человек моего поколения. (Родился 4-го марта 1858 г., т. е. за 35 лет до меня, мог бы быть почти моим дедом!)

* * *

И Кузмин никогда не ответил на стихи. И Sigrid Undset [141] — на письмо (о ней же). И Comtesse de Noailles [142] (о ней же — и как!). Всех не перечесть!

Повторяющаяся случайность есть судьба. (1933 г.)

* * *

Lieblingskind hat viele Namen [143]. Кстати, Георгий у меня — Барсик: хвостик Бориса, тайный.

(А оказался — Мур!)

* * *

Строки:

«Хорошо поедете,

Холодком поедете...»

(Тот свет)

* * *

Дай мне руку на весь тот свет —

Здесь мои обе — заняты.

(Из письма)

* * *

Дописать:

Как билась в своем плену

От скрученности и скрюченности...

И к имени моему

Марина — прибавьте: мученица.

* * *

Сижу — и

Сижу — и слушаю,

Как расстояние растет

* * *

И католическая душа у меня есть (к любимым!) и протестантская (в обращении с детьми), — и тридцать три еретических, а вместо православной — пусто. Rien [144].