Роберт Скотт - Ореховый посох

• Название: Ореховый посох
• Автор: Роберт Скотт
• Издательство: ЭКСМО, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25305-0

Много двоелуний назад, занимаясь учеными трудами, Лессек, один из сенаторов Лариона, острова в море, омывающем западное побережье некогда великого государства Элдарн, открыл маленькую щель во вселенной, крохотное окошко, соединяющее миры. И сам же, того не ведая, высвободил страшную силу, самую сущность зла, возникшую по недосмотру богов в первые времена Творения. Зло, проникнув сквозь эту щель и меняя свои обличья, пытается овладеть тайным знанием, сосредоточенным в магическом рисунке на рабочем столе Лессека. Ибо обладающий этим знанием способен выпустить на волю все мировое зло, и во Вселенной не останется ничего живого.

---

— Светло-голубой. — Каменное лицо Бранага ничего не выражало.

Собака рядом с ним тоже хранила полное молчание. Ханна побледнела.

— А что, если обойтись шапкой, шляпой или еще чем-нибудь в этом роде? — пролепетала она.

Ледяная сдержанность Бранага вдруг куда-то исчезла, а его улыбка, казалось, разом согрела всю кладовую.

— Да коричневый, Ханна Соренсон! Каштановый. Мне показалось, что будет неплохо, если сделать твои волосы темно-каштановыми.

— Ах так! — Ханна с облегчением вздохнула. — Ну что ж, каштановый — это уже не так страшно...

Вытянув шею, она заглянула в плошку, и на мгновение ей все же стало очень страшно. А вдруг Черн насильно пригнет ей голову и Бранаг все же покрасит ей волосы в небесно-голубой цвет? Шорник сунул плошку ей под нос, и Ханна сразу успокоилась: смесь действительно пахла, точно заношенные носки рыбака, но цвет, по крайней мере, был вполне удовлетворительный.

Когда Бранаг покончил с окраской, на лице Ханны застыла такая гримаса, от которой, как она боялась, ей теперь не избавиться до конца жизни.

— И долго продержится этот запах? — Даже пес не выдержал — отошел к самой дальней стене и лег там, прикрыв нос своими огромными лапами.

— Недолго, — заверил ее Хойт, — дней восемь-девять, не больше!

Ханна засмеялась и довольно сильно, хотя и шутливо, толкнула его в плечо.

— Ну что ж, в таком случае можно, пожалуй, больше не беспокоиться насчет того, чтобы прятаться в тайник; они меня в любом случае сразу найдут. Да они еще на пороге поймут, что здесь какая-то жуткая тварь издохла.

Время от времени Хойт и Черн порознь выбирались в город, чтобы проверить, как настроены местные жители. Бранаг сказал им, что несколько молодых мужчин были обвинены в убийстве того солдата и повешены, и Хойт каждый раз боролся с непреодолимым желанием придушить каждого встреченного случайно малакасийца. Ни ему, ни Черну не доводилось прежде служить причиной казни невинных людей, и теперешняя ситуация ему совсем не нравилась.

— Ничего, они у нас еще за это заплатят! — побелев от гнева, пообещал сквозь зубы Хойт, и Ханна поняла, что у этого, такого приятного в общении и веселого молодого человека есть и вторая сторона натуры, грозная и страшноватая, которую он умело скрывает. Она это запомнила и решила, что лучше не попадаться этому пражскому лекарю на глаза, если что-нибудь снова приведет его в такое бешенство.

А в последующие дни Ханна только удивлялась тому, как здорово Хойт умеет изменять свою внешность, причем без всяких видимых усилий. Впалая грудь, перекошенное плечо, слегка выпирающий животик — Ханна была просто потрясена тем, что столь простые детали внешности способны до неузнаваемости изменить человека. Казалось, Хойт каждый раз выходит из мастерской шорника в совершенно ином обличье.

Когда он возвращался, они с Бранагом долго и очень тихо о чем-то беседовали, знаками поясняя Черну отдельные моменты. Ханна почти не сомневалась, что они планируют отомстить оккупантам за невинно загубленные молодые жизни, и была даже рада, что ее эта троица держит в полном неведении.

Но как бы ни тревожили ее их планы, которые, безусловно, могли вовлечь ее в еще большую беду, бежать из мастерской Бранага и сдаваться малакасийцам она совсем не собиралась. Ведь солдаты, которых она тогда встретила на дороге и всего лишь попросила о помощи, тут же принялись ее насиловать. А представители здешних оккупационных войск — хоть она и узнавала обо всем как бы через вторые руки — были в ответе за смерть невинных людей и бесконечные обыски, во время которых безжалостно потрошили дома мирных жителей, в том числе и лавку Бранага.

Ханна старалась не подслушивать, о чем они говорят, но невольно все же подслушивала и даже шею вытягивала, чтобы различить каждое слово. Она надеялась, что это даст ей хоть какую-то информацию об этом мире, где она теперь находится, и особенно — о том, как ей отыскать Стивена и вернуться домой.

Однажды утром Хойт решил притвориться хромым — дело опасное, как сказал он сам, потому что хромать пришлось бы постоянно.

— Такая хромота, которая, сама знаешь, то бывает, то нет, мне никак не годится. Все подобные актеришки, например попрошайки, притворяются, будто не могут ходить, не хромая, и это их главная ошибка. А действительно хромые люди, напротив, всегда стараются показать, будто никакой хромоты у них нет. Вот в чем мой секрет.

— Извини, Хойт, но мне это не кажется убедительным, — засомневалась Ханна. — Ты, значит, выходишь в город, будучи не хромым, а только притворяясь, будто хромаешь, но при этом делаешь вид, что никакой хромоты у тебя нет?

— Черн! — возбужденно крикнул молодой лекарь. — У нас тут настоящий философ-виртуоз завелся! — Он широко улыбнулся Ханне. — Ты очень точно все объяснила. Это действительно так и есть. Ну и кроме всего прочего, все дело в ритме.

— В ритме?

— Да. Я должен обеспечить некий замедленный ритм. Люди могут жить практически с чем угодно, если это — скажем, какой-то недуг — обладает определенной предсказуемостью. Ну, например, возьмем Элдарн. Никто особенно не задумывается о необходимости сопротивления или мятежа, пока посланцы Малагона не начинают действовать слишком грубо и убивать людей. Предсказуемость питает ощущение постоянства и безопасности. До тех пор пока моя хромота обладает ровным ритмом, то есть определенным чередованием движений типа приволакиваем ногу — встаем на пальцы — делаем шаг — приволакиваем ногу — встаем на пальцы — делаем шаг и так далее, я буду выглядеть так, словно сражаюсь со своей хромотой уже по крайней мере полсотни двоелуний.

— Поразительно! — воскликнула Ханна, удивляясь тому, насколько потрясла ее изобретательность молодого человека. — Но почему бы просто не перекрасить волосы, не надеть шляпу... или не отпустить бороду?

— Любительство! — презрительно воскликнул Хойт и картинным жестом, точно плащ, перебросил через плечо край дубленой шкуры, так взлохматив себе волосы, что они неопрятными прядями закрыли ему пол-лица, а потом, неловко шаркая ногами, направился к выходу, идеально соблюдая тот ритм походки, о котором только что рассказывал Ханне.

* * *

Вернувшись вечером, Хойт стремительно влетел в кладовую, и Ханна увидела, что руки у него настолько перепачканы сажей и запекшейся кровью, что кажутся черными. Он весь взмок и тяжело дышал, а лицо покрывал толстый слой темно-серой пыли.

— Приготовьтесь: в любой момент, возможно, придется нырнуть в тайник, — сказал он Ханне и Черну. — Сегодня наверняка снова обыски будут!

Черн сидел, прислонившись спиной к козлам, а Ханна — у дальней стены. Помещение освещали две большие свечи. Девушке очень хотелось расспросить Хойта о том, что происходит в городе, но она понимала, что он и сам, наверное, сказал бы ей, если бы счел это возможным.

Удивительно, думала она, но ведь Хойт, что бы он там ни сделал, какой бы удар ни нанес малакасийцам от имени пражского сопротивления, так и не изменил своей прихрамывающей походки, по-прежнему сохраняя тот ритм, о котором рассказывал ей утром. И, глядя, как он подходит к своей постели в дальнем углу, Ханна спрашивала себя: не могла ли та свирепая часть его души, тот невидимый гневный дух, что время от времени овладевал им, вырваться на волю и заставить своего хозяина хотя бы в минуту опасности ходить, не хромая?

А вот Бранаг Отаро на Хойта был совсем не похож. Он довольно часто заходил к ним в кладовую, и Ханна уже успела сделать о нем кое-какие выводы: по всей видимости, это был вполне честный предприниматель, ненавидящий малакасийскую оккупационную армию и ее предводителя, некоего Малагона, который вроде бы не то король, не то правитель страны.

Все дни напролет Бранаг проводил у себя в лавке или в мастерской, время от времени подкрепляясь в таверне на углу рагу из оленины, свежим хлебом и холодным пивом, что привело Ханну к мысли, что у него нет ни жены, ни любовницы, ни подруги — она не знала, как принято называть таких женщин в Элдарне. Зато рядом с Бранагом постоянно был пес, которого он так и звал: «Пес». Ханна, во всяком случае, ни разу не слышала никакой другой его клички. Друзей-приятелей у Бранага, похоже, не было, если не считать покупателей, то и дело заходивших к нему в лавку, да странствующих повстанцев, которых он прятал у себя в тайнике.

Это был могучий мужчина, с необычайно широкой грудью и толстыми ручищами; носил он обычно хлопчатобумажную рубаху, заправленную в шерстяные штаны, несмотря на жару, и высокие сапоги. Но более всего Ханну впечатляла безграничная доброта Бранага. При всех своих поистине великанских размерах он обладал нежнейшей душой; ей казалось, что он, в принципе не способен столь же сильно, как, скажем, Хойт, презирать кого бы то ни было, даже представителей оккупационных войск.