Николай Лесков - Статьи

• Название: Статьи
• Автор: Николай Лесков
• Жанр: Публицистика

---

……………………………………………………………………………………………………

Мы обойдемся без примеров, надеясь, что читатели наши не нуждаются в доказательствах сказанного положения. Чем же живут, как богатеют почтеннейшие городовые и уездные врачи? Этого бы не решили народы Запада, величаемого у нас “гнилою язвою” и “душевредным куколем”, но мы, толстоносые скифы, можем отвечать на него. Только одни мы можем знать и верить, что таинственная рука, питающая городовых и уездных врачей, есть взятка, взятка и взятка. Исключения весьма редки и в известной мере возможны только для некоторых уездных и очень небольшой части городовых врачей маленьких городов; всем остальным городовым врачам, кроме взятки, жить нечем, и мы вызываем их доказать нам противное. Если всякая взятка чиновника непозволительна в глазах человека развитого, то взятка, без которой городовым и уездным врачам нельзя жить, взятка cum eximia laude[117] и вовсе не может быть терпима. Чиновник, берущий взятку, иногда обманывает свою совесть тем, что эта взятка — безгрешная благодарность, что она взята только за ускорение дела, и привычная совесть спит под пошлый лепет этой песни, сочиненной чернильным воображением. Но городовой и уездный врач не может ничем извинить свою взятку, она есть всегдашнее вымогательство или подкуп на зло, на обман, на подлог. Разделим известные нам взятки городовых и уездных врачей, или, как они говорят, их “средства к жизни” на два отдела, на которые они делятся по своему существу, то есть на взятки определенные, текущие, и взятки экстренные, и взглянем: за что они берутся, в каком размере и какое количество благодати поставляют для берущих; причем возьмем в расчет какой-нибудь идеальный город с 75 тысячами жителей и заметим, что во взятом нами городе ни торговле, ни промышленности, по штату, не положено процветать. Допустив, что в этом городе 4 житных базара, 6 кондитерских, до 40 булочных, 2 временные ярмарки, до 300 лавок и магазинов, в которых продается мука, крупа, соль, сало, рыба разных видов и наименований и проч., съестные припасы и виноградные вина, около 60 мясных лавок, до 200 публичных женщин, известных полиции и записанных в разряде, и половина такого же числа торгующих своею добродетелью с ведома городовых врачей и полиции, без записи в разряд безнравственных, — мы будем иметь перед собою семь статей постоянных текущих доходов городовых врачей, коих там, положим, два. Эти семь статей дают постоянно такой доход: 1) 4 житных базара, по 3 руб. с рундука, полагая по 40 рундуков на каждом, с 160 рундуков, — всего 480 руб. серебра. 2) 6 кондитерских, по 50 руб. с каждой, — 300 руб. 3) 40 булочных, по 10 руб. с каждой, — 400 руб. 4) Две ярмарки огулом 2000 руб. 5) 300 лавок и магазинов со съестными припасами и виноградными винами, по 10 руб. с каждого номера, — 3000 руб. серебром. 6) 60 мясных лавок, по 25 руб. с каждой, — 1500 руб. и 7) 200 публичных женщин, записанных в разряд безнравственных и живущих в общих домах, каждый содержатель коих платит по 10 руб. в месяц с “заведения”, а их во всех частях города 20 заведений, то общий итог дохода с этой статьи выйдет 2500 руб. серебром. Кроме того, в городе есть еще 100 безнравственных женщин, подразделяющихся на две категории; одна из них состоит из камелий, известных полиции и платящих городовому врачу по 3 руб. в месяц с персоны, а другая — суть персоны, не записанные в полицейском адрес-календаре и платящие врачебную пошлину по обоюдному согласию с городовым врачом, не возбраняющим им “практики” и не тревожащим их своим осмотром. Общий доход со всех женщин, обративших непотребство в ремесло, должен составлять в этом городе около 5000 руб. серебром в год. Таким образом, весь текущий годовой побор будет равняться 12680 руб. серебром текущего валового дохода, а за отчислением 20 процентов в пользу влиятельных лиц медицинской и гражданской части, то есть 3170 руб., составит чистого дохода 9510 руб., то есть по 4255 руб. на брата. Эти доходы достаются только за невмешательство и освобождение от притеснении, совершаемых в силу прав, присвоенных должности; тогда как все экстренные взятки, определить которые нет никакой возможности, но которые тоже составляют значительную цифру, немыслимы без продажи правды и истины. Такие доходы суть: акты осмотров, составляющие чувствительную статью в стране, где много праздников, проводимых в пьянстве и драках, судебно-медицинские вскрытия, привоз несвежих и подозрительных продуктов, перегон скота и, наконец, рекрутские наборы, когда таковые случаются на слезы человечества и на радость городовых и уездных врачей, обыкновенно попадающих по распоряжению врачебных управ в члены рекрутских присутствий. Нельзя же иначе — “свой своему поневоле друг”. Постоянные доходы городовых врачей в меньших городах уменьшаются пропорционально численности населения. У уездных врачей они идут гораздо сложнее, там они берутся “коллегиально” с временным отделением, в котором иногда пишут нечто вроде известной резолюции: “мертвое тело приобщить к делу”. Во всяком случае мы видим, что городовые и уездные врачи, не известные в науке никакими трудами и не заботящиеся нимало следить за современным ее развитием, получают несравненно более средств к жизни, нежели многие университетские профессора, служащие двигателями науки. Это не новость, и мы не стали бы говорить обо всем этом из желания устыдить и исправить городовых и уездных врачей — они что ваш Добчинский и Бобчинский, им даже может быть приятно, чтобы о них поговорили. Мы, выставляя на вид незаконный способ существования городовых и уездных врачей, столько же преисполнены негодования к их не достойному нашего века способу жизни, сколько протестуем против равнодушия тех, кто, зная невозможность существовать на 200 руб. годового содержания, не задает себе даже вопроса, чем поддерживается их существование. Однако поднятие такого вопроса убедило бы правительство, что в теперешнем положении наших городовых и уездных врачей взятки есть conditio sine qua non,[118] а дойдя до этого убеждения, как же равнодушествовать к этому делу? Мы хотели сказать, что медицинское управление наше настоятельно требует радикальной реформы, что ему не помогут никакие реставрации, никакие односторонние поправки. Мы надеемся быть только справедливыми, сказав, что пока лица, занимающие места городовых и уездных врачей, не будут получать за свою службу вознаграждения, соответственного главным современным потребностям врача как члена общества, до тех пор нельзя ожидать, чтобы городовые и уездные врачи перестали считать свои взятки законными спутниками их должности. Тогда только можно будет заместить эти должности людьми, которым можно дать имя человека, не унижая человечества, и от них требовать добросовестного ему служения. А до тех пор, пока мы остаемся с теперешними нашими городовыми и уездными врачами и содержание их не будет увеличено, не умрет ни медицинская взятка, ни крайне злостное невнимание ко всему тому, что не дает взятки, без которой нельзя пропитаться. До тех же пор мы будем читать безобразные и бессмысленные акты, вроде следующих: “Такой-то, от тяжких побоев, не видя глазами зрения, впал в беспамятство”. Или “такой-то противузаконно застрелился, отчего ему от неизвестных причин приключилась смерть; а при освидетельствовании оказалось: зубы исторгнуты из своих влагалищ и находятся близ науличного окна; прочие челюсти как будто из головы вовсе изъяты и находятся на отверстии лба; верхний потолок, на второй половице, прострелен дырою, имея при действии своем напряжение на север, ибо комната эта имеет расположение при постройке на восток”. Много, много есть подобных нелепиц, много за ними кроется зла, неправды и лихоимства. Пора бы и очень пора открыто поговорить, каким образом завести, вместо врачей-взяточников, просвещенных и добросовестных медиков, на недостаток которых теперь уже нельзя опираться. Одна беда — их годовой труд нельзя приобресть за такое ничтожное возмездие, которым обходятся теперешние горе-врачи, а этой-то беде нужно помочь во что бы то ни стало.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ О МЕСТАХ РАСПИВОЧНОЙ ПРОДАЖИ ХЛЕБНОГО ВИНА, ВОДОК, ПИВА И МЕДА

Не подлежит никакому сомнению, что большая или меньшая дороговизна многих произведений зависит от большего или меньшего участия лиц, состоящих посредниками между потребителем их и производителем. Посредниками этими бывают неизбежные, вызываемые силою обстоятельств и такие, без которых, по существу дела, можно бы обходиться, но которые делаются неизбежными при существовании в потребительном классе известных привычек и предубеждений. К разряду посредников этого последнего рода относятся содержатели трактирных заведений и ресторанов, продающие водку, пиво и мед по несоразмерно возвышенной цене. Горячее вино, водку, пиво и мед в обыкновенных питейных заведениях у нас пьет только низший, менее образованный класс народа, привыкший, вследствие исторических причин, пропивать иногда свой заработок в один раз и, пропивая его, кричать, целоваться, плакать и браниться, а иногда и драться с собутыльниками и друзьями. Остальной класс, потребляющий горячее вино, водку, пиво и мед, но не желающий, вследствие своего нравственного развития, участвовать в криках, лобзаниях и побоищах и избегающий даже близкого соприкосновения с этими сценами народного сердцеизлияния, должен искать возможности удовлетворять своим потребностям другими путями. Хлебное вино и водку он может купить или в питейном доме, или в питейной конторе, а пиво и мед также или в этих же самых местах, или в портерной лавке, или же, наконец, в дозволенном количестве, на заводе и после волен употреблять их дома по благоусмотрению. Как ни прост такой способ приобретения питей из тех монопольно-посредствующих рук, которые мы довременно должны считать первыми и даже непосредственными, однако и он не всегда доступен, частию вследствие некоторых общественных условий, частию вследствие недоразвитости отдельных личностей. Идти в наше откупное питейное заведение для того, чтобы выпить там водки, пива или меду, не всякому удобно, потому что войти туда противно, а пить там еще противнее. По той же самой причине не пойдет никто из более или менее облагонравленных людей в большинство портерных лавочек, двери которых украшены изображением бутылки, брызжущей дугообразной струей красной влаги с подписью: “эко пиво”. Мы, конечно, не имеем в виду тех людей, которые думают, что входом в питейное заведение они могут уронить свое человеческое достоинство или, по крайней мере, достоинство своего звания, общественного положения или форменного платья; но и людям, чуждым этих предрассудков, нельзя войти в эти места перелива откупных специй в желудки потребителей по тому омерзению, которое они внушают всякому человеку, мало-мальски очистившему свой вкус. Их вечно грязная обстановка внесет в его душу самое тяжелое, самое возмутительное впечатление. Здесь от никогда не мытого пола до облитого свечным салом гвоздя, которым нечесаный, с оплывшими глазами подносчик выковыривает из посуды бумажную затычку и обтирает своею грязною, немытою дланью горлышко откупоренной посуды, — все посягает на оскорбление эстетической стороны человека. Не говоря уже о том, что, заходя в эти заведения, рискуешь натолкнуться на самые неприятные сцены, в которых, подчас, можешь быть поставлен в необходимость взять на себя роль страдательную. А купить для себя вина в питейной конторе, а пива на пивном заводе не всякий может, во-первых, потому что контора и заводы нередко слишком удалены от потребителей, а во-вторых, потому что питья там продаются в определенном количестве, на которое у многих не всегда есть достаточно денег. Остается еще один способ покупать пиво и водку в местах раздробительной продажи, посылая за ними прислугу или вообще людей, не стесняющихся входом в эти заведения; но многие из людей, не ходящих в кабаки и пивные, не имеют вовсе прислуги, а сторонних людей и негде и некогда иногда бывает искать, да и нужно чем-нибудь вознаградить их за этот труд; а это значительно увеличило бы расход мелкого потребителя. К тому же, чем обширнее город, тем более в нем таких людей, которые нуждаются в подкреплении себя рюмкою водки или бутылкою пива неподалеку от тех мест, где они занимаются делами своей профессии. И таких людей в больших городах чрезвычайно много, и все они потребляют пиво или хлебное вино вне своего дома и вне питейных заведений. Места, в которых все эти потребители пьют вино, водку, пиво или мед, суть многочисленные гостиницы, трактиры и рестораны, в которых за все эти продукты берут не втридорога, по русской пословице, а в десять дорогов, по мудреному экономическому расчету бог весть какой народности. Понятно и естественно, что всякие руки, чрез которые проходит товар, начиная от крупного торговца, приобретающего его от производителя, отмечают на товаре свое к нему прикосновение возвышением его ценности; но содержатели трактиров, гостиниц и ресторанов делают свое посредствующее прикосновение к дорогим и без того откупным продуктам до крайности ощутительным для потребителя. Ведро очищенной водки, продающееся в питейных заведениях по 10 рублей серебром, в трактирах продается по 40–60 рублей серебром. Правда, что мы не можем определить, насколько совестливо производится рестораторами продажа водок и пива, потому что откупщики не отпускают им питей и по тем высоким ценам, по которым продают их обыкновенным смертным, а еще значительно увеличивают их цену и к тому же облагают самые заведения произвольным налогом за право продажи напитков, и потому мы не беремся утверждать, что напитки эти можно бы продавать в трактирах дешевле, чем они продаются; но не можем и не жалеть о том, что в наших городах нет таких заведений, где бы пристойные потребители водки или пива могли употреблять их по той цене, по какой они достаются потребителям, не заботящимся ни о какой пристойности. В недостатке этих заведений лежит корень зла, вследствие которого человек с малым достатком, но с некоторым развитием эстетического чувства у нас лишен возможности удовлетворить своей потребности в вине или пиве за ту цену, за которую удовлетворяет ее человек с относительно большими средствами, но более грубый, более неразборчивый в отношении своих требований. Плотник, штукатур или землекоп, получающий 15 руб. в месяц, квартиру и хозяйские харчи, может выпить в кабаке крючок очищенной водки за гривенник и за 12 коп. бутылку пива; а чиновник, учитель, бедный студент и всякий другой человек, числящийся в высшем слое общества, но снабженный средствами, скуднейшими заработками землекопа, платит за четверть крючка водки 15 коп. а за бутылку пива от 25 до 40 коп., потому только, что он пьет их в трактире. А в трактире они пьют, как мы уже сказали, потому, что в кабаке и пивной лавке противно пить, а с другой стороны, потому, что если бы кто-нибудь из этих потребителей зашел в кабак и пивную лавочку, то такой поступок повлечет на него порицание от собратий и отчуждение членов той корпорации, с которой связаны его интересы, и, может быть, потерю существенных выгод, составлявших цель его долголетних исканий. Как ни неосновательны, как ни странны некоторые общественные воззрения, но не все могут оказывать им свое равнодушие; а наше общество снисходительно назовет кутилой человека, которого сносят на руках с трактирной лестницы какого-нибудь блестящего отеля, но непременно заподозрит в склонности к пьянству человека, хотя бы и твердою поступью сходящего с крыльца кабака или пивной лавки. Людям, стоящим в материальной зависимости от такого общества, которое величает шалунами развратников, разрушающих под маской дружбы семейное счастье, и затворяет двери перед человеком, предпочтившим “оригиналы спискам”, нечего прать против рожна. Говоря о негодности наших питейных заведений для разнообразных потребителей вина и пива, мы вовсе не имеем в виду упрекать их постоянных посетителей в том безобразии, которым сопровождаются их грубые оргии, — грубость этих людей не их собственная вина. Существующие питейные заведения нечисты сами по себе, не годятся для нашего времени и должны быть заменены такими, которые бы удовлетворяли требованиям разнородных потребителей, не посягая на чрезмерное опустошение их карманов. В Москве и особенно в Петербурге уже встречаются такие заведения, и хотя они еще не пользуются такою популярностью, как пивные погреба Германии, где офицеры, солдаты, богатые и бедные, извозчики, торговки и порядочно одетые дамы сидят мирно за столиками и пьют свою кружку пива за 11/2 гроша, — но, однако, имеют довольно посетителей из различных слоев общества, и питье пива там обходится не только без ссор, драк и побранок, как в кабаках и пивных лавках, но в них не нужен бывает даже немецкий “Hummel” (дурацкий колокольчик), звонивший всякий раз в Швейдницком погребе, когда кто-нибудь из посетителей позволял себе какую-нибудь непристойность. Стало быть, у нас есть люди, которые хотят пить пиво дешево, не делая непристойностей, нарушающих общественное спокойствие, а отсюда очевидна и нужда в повсеместном учреждении благопристойных мест для продажи этого напитка. Но кроме нескольких чистых заведений этого рода в Москве и Петербурге, их не случается встречать ни в одном русском городе. Мы полагаем, что такие заведения не имели до сих пор места в других наших городах по следующим причинам: 1) Откупа, продающие водку, пиво и мед, заботятся, чтобы народ более всего пил специальные водки, на которых темные барыши крупнее, нежели на других продуктах, каковы пиво и мед, и потому они варят пиво дурное, которое народ мало употребляет, хотя и очень любит этот здоровый и дешевый напиток. 2) О чистоте и удобстве питейных заведений откупа не прилагают никакого попечения, потому что главные потребители их товара суть не те люди, которые только пьют водку и пиво, но те, которые пьянствуют водкою и опохмеляются пивом: а это народ не разборчивый. Для этих бедных людей все равно, где бы ни напиться, и откуп, не имея конкуренции, не опасается чрез безобразие своих распивочных заведений потерять верных потребителей своих снадобий. 3) Пивных заводов, не принадлежащих откупам в России, очень мало, и вырабатываемый на них продукт часто бывает ниже всякой посредственности, отчего и не имеет большого сбыта. 4) Преизбыток в городских обществах непроизводительных членов, мало знающих цену добытка и незнакомых с заботой о производительной затрате его, порождает более потребителей на дорогое виноградное вино и влечет их в модные рестораны, недоступные людям, живущим на счет своего личного труда. И наконец 5) превратное понятие о приличии, в силу которого выпить в меру и не в меру в каком-нибудь известном ресторане прилично, а выпить бутылку пива в скромном пивном погребе — неприлично, прививает людям чувство ложного стыда и устраняет мысль о возможности благопристойных питейных заведений, не требующих излишней переплаты за нужный продукт. Последняя причина едва ли не самая существенная, по крайней мере, она имеет самые ощутительные последствия. Так, например, в Киеве, где очень любят пиво, в этом году открыта на лучшей улице большая, прекрасная пивная зала, с мягкою мебелью, мраморными столами и чисто одетою прислугою, где пиво продается только одною копейкою на бутылку дороже обыкновенных пивных, но заведение это встретило много осуждений со стороны некоторых господ, утверждающих, что порядочному человеку неприлично пить пиво вместе со всеми. Долгое время только немцы, университетские студенты, некоторые профессора и молодежь, не носящая форменного платья, были исключительными посетителями этой залы. Остальные люди форменные были против нее, а если кто-нибудь из них и заходил в эту залу, то не чрез парадные двери, как все другие, а пролезал иначе и не садился в зале, боясь смешаться с людьми, а жался особнячком в боковых комнатах. Эти господа входили и выходили из пивной залы чрез ворота дорогого английского отеля, вопия против наглости людей, открыто входящих на ее крыльцо. Но глас их оставался гласом в пустыне. Число людей, заходящих в залу выпить бутылку пива за 13 коп., день ото дня увеличивалось, и, говорят, в городе скоро будет открыто другое такое заведение на Подоле. Желательно, чтобы для общей выгоды и в других городах появились такие заведения. Пусть в них пьют на здоровье хорошее и дешевое пиво, это далеко не так вредно, как пьянство в отвратительных кабаках и изящных трактирах, где не нужное потребителю изящество тяжело ложится на счет его кармана. За успех таких заведений можно смело ручаться. Их не убьют толки прелазящих инуде везде, где найдутся люди, уверенные, что все не входящие дверьми суть тати и разбойники, которых не достоит слушать.