Джанет Дейли - Под сенью виноградных лоз

• Название: Под сенью виноградных лоз
• Автор: Джанет Дейли
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00279-3

Прошлое восходящей звезды телеэкрана Келли Дуглас – тайна за семью печатями. Журналистское задание приводит Келли в места, хорошо знакомые ей, к людям, которых она когда-то знала. И прошлое Келли, которое она старалась забыть, вновь приходит в ее жизнь неожиданными событиями. Она не могла и представить себе, что эти события принесут в ее жизнь любовь, перемены и откроют дверь в ее новую жизнь.

---

Это на минуту остановило его. Пока, чертыхаясь, он стряхивал с себя увесистую тряпку, она быстро отскочила в сторону, подальше от его карающей руки. Но о стакане с виски в этой руке она не подумала. Он швырнул в нее стакан. Она увернулась, но недостаточно ловко, и стакан угодил ей прямо в лоб.

Ужас ее оказался сильнее, чем боль, и она бросилась бежать, надеясь укрыться в винограднике, не обращая внимания ни на крики, ни на жгучую саднящую боль в бедре и от удара по лицу. Слыша топот позади и понимая, что он преследует ее, она нырнула под прикрытие виноградных лоз и стала пробираться под кустами, пригнувшись к земле, с каждым вздохом тихонько постанывая. Но она не замедлила бег, пока не уперлась в изгородь.

За изгородью были заросли толокнянки с пурпурно-красными ветвями. Она пролезла под проволоку и оттуда – в заросли. Только тут, ощутив себя в безопасности, она остановилась, задыхаясь, обливаясь потом, с бешено колотящимся где-то в горле сердцем. Бедро болело, голова раскалывалась. Она опасливо коснулась лица. Скула уже начала припухать, а на лбу была шишка размером с небольшое гусиное яйцо. Но кожа на лице была цела. Ей повезло. Повезло. При этой мысли она заплакала тихо и горестно.

– Вылезай, слышишь! – неожиданно гаркнул отец, и она застыла в новом приступе страха. – Оторви свою задницу от земли и пойди домой машину!

Проходили секунды, а она все не двигалась, не покидала укрытия.

– Никчемное ты создание, вот что! – снова гаркнул он. – Жирная лентяйка и неряха, и больше ничего? Неудивительно, что мама умерла. Не выдержала, когда убедилась, что дочь ее просто кусок жира и бестолочь. Умерла, потому что ее с души воротило глядеть на тебя, ты, неряха несчастная!

Она зажала уши, чтобы не слышать эти исполненные ненависти слова. Слова, ранившие сильнее, чем его кулаки.

Отзвук этих слов все еще раздавался в ее ушах, когда Келли медленно вылезла из машины и оглянулась, недоумевая, что она тут делает. Ей следовало бы лучше позаботиться о ночлеге, прежде чем туристы забронируют все номера. Но она знала, зачем она здесь – чтобы встретиться с последними из теней прошлого. Ей надо было это сделать. Слишком долго она избегала их, пытаясь забыть их существование.

По твердой каменистой почве трудно было идти на каблуках, но осторожно, стараясь не оступиться, она пробралась к переднему крыльцу. Так же осторожно, стараясь не наступать на прогнившие ступени, она поднялась на крыльцо и дернула дверь. Замок был по-прежнему неисправен. Когда она толкнула дверь, замок поддался.

Войдя, Келли постояла в душной гостиной, где ее охватили знакомые запахи пролитого виски, невыветрившаяся вонь от какой-то засохшей кислятины и невыброшенных окурков. Яркие послеполуденные лучи безуспешно пытались пробиться через грязные оконные стекла и осветить комнату, но ухитрялись создать в ней лишь тусклый сумрак. Журнальный столик возле отцовского кресла был еле виден за грязными стаканами и до краев переполненной пепельницей рядом с фотографией матери в рамочке. На полу возле кресла валялась пустая бутылка из-под виски. Возможно, под креслом лежала не одна такая бутылка.

Она глянула на диван, на котором умерла мать. Его прикрывало все то же старое индейское одеяло, полоски на одеяле выцвели и были сальными от грязи. Взгляд Келли случайно упал на тряпичный с кистями ковер на полу. Мгновенно в памяти возникла картина: она, катающаяся по этому ковру вместе с отцом, и как она невольно взвизгивает, когда пальцы отца щекочут ее, а сам он при этом хохочет так же заразительно, как и она.

Воспоминание это ее сильно озадачило. До сей поры она как-то не связывала понятие «смех» с понятиями детства, отца и этого дома.

Все еще хмурясь, она пошла на кухню. Раковина была полна грязных тарелок, как и рабочий столик возле нее. Растрескавшийся и пожелтевший от времени линолеум отклеился и обнажил потертые доски. Но плита была все та же – плита с духовкой, некогда распространявшей соблазнительнейшие ароматы – ароматы пирогов, печенья и коронных маминых сластей – вкуснейших шоколадных пряников.

Еще одна остановка. Ее комната. А потом она уйдет.

Со времени ее отъезда здесь все оставалось нетронутым. Толстая пелена пыли покрывала каждый предмет в комнате – дешевый комод соснового дерева, который она сама покрасила в белый цвет, железную кровать с цветастым одеялом, старенькое радио на прикроватной тумбочке. Келли включила радио. Оттуда раздались звуки музыки и треск атмосферных помех. Келли улыбнулась, удивленная, что радио еще работает, и выключила его.

Прислоненная к ее подушке на кровати лежала ее кукла Бэбс. Когда Келли взяла ее в руки, кукла заплакала: «Уа-а-уа-а!» Келли вытерла с ее лица слой пыли, наклонила куклу так, чтобы она открыла глаза, потом тронула подол голубого платья, сшитого для нее матерью на руках.

Бэбс была главным подарком Санта-Клауса в день, когда Келли исполнилось семь лет. В том году на Рождество у них была елка. Отец принес ее в дом в Сочельник, и весь вечер они втроем – отец, мама и Келли – низали бусы из кукурузных зерен, клеили мучным клейстером бумажные цепи и украшали елку звездами, леденцами и снежинками, не забыв и об огромной звезде из фольги на верхушке. Когда отец стащил несколько кукурузин и съел их, мама рассмеялась и шлепнула его по руке. Отец подмигнул Келли и поделился с ней зернышками. А наутро под елкой Келли увидела Бэбс.

Келли прижалась щекой к пыльным белокурым волосам и зажмурилась, смущённая неожиданно нахлынувшими воспоминаниями. Она покачивалась из стороны в сторону, рассеянно баюкая куклу, когда внезапно услышала, как во двор въехала машина.

«Полиция!» – подумала она, и может быть, с ордером на обыск, чтобы обнаружить новые улики против отца. Быстро пройдя обратно в гостиную, она приподняла выцветшую на солнце штору как раз вовремя, чтобы увидеть, как из джипа вылезает Сэм Ратледж. На мгновение она застыла от страха, подумав, сколько нового он сможет узнать теперь о ее корнях и какое впечатление у него сложиться о ней.

Но беспокоиться об этом было поздно. Он уже шел к двери. Она опередила его и распахнула перед ним дверь, все еще стоя с куклой в руках. Быстрым движением он смахнул с головы побитую всеми ветрами шляпу и запнулся на пороге.

– У меня было предчувствие, что я застану вас здесь. – Карие глаза его испытующе и с нежностью глядели на Келли.

– Мне хотелось побывать здесь.

Она смущенно сжала в руках куклу, взволнованная его присутствием, но не желавшая выказать это волнение.

Он кивнул, согласившись с таким объяснением.

– Я только что говорил с Оливером Зелински. Он сообщил мне, что вы виделись с отцом.

На секунду она вновь перенеслась в тесную каморку для свиданий с арестованными, вновь очутилась через стол от отца.

– Он ненавидит Кэтрин. Наверное, до этого дня я и не догадывалась, как сильно он ее ненавидит.

– Знаю. – Приблизившись, он тронул нейлоновые пряди волос у куклы. – Наверное, это ваша кукла.

– Я не смогла забрать ее, когда уезжала. В чемодане места не было. – Она посторонилась, словно приглашая его войти. С появлением в ней Сэма гостиная сразу же стала казаться тесной. Она старалась не опускать глаз, через силу глядя прямо ему в лицо.

– Вы не спросили, почему я соврала насчет того, кто я и откуда.

Он быстро окинул взглядом комнату, прежде чем обратить глаза к ней.

– Думаю, я понял, почему.

– Дом не всегда выглядел так, как сейчас. Когда мама была жива, она вечно в нем все чистила и драила, то краску подновляла, то из лоскутьев делала шторы или чехлы. После ее смерти я тоже пыталась, но…

– Сколько вам было, когда она умерла?

– Восемь лет. Тут я говорила правду, – сказала она и отвернулась. – И печь она любила тоже. В доме тогда так вкусно пахло. – Машинально Келли ухватила куклу поудобнее и, держа ее в обеих руках, оглядела комнату, видя ее не такой, какой она была на самом деле, а какой представлялась ей в воспоминаниях. – Помню, мама все ходила от окна к окну, дожидаясь, когда отец вернется. Иногда она и мне разрешала не ложиться, ждать его вместе с ней, и я притаскивала сюда на диван подушку и одеяло и ждала. Когда он въезжал во двор, она поскорее отсылала меня в мою комнату, убеждая, что лучше мне оставаться там, «потому что папа себя плохо чувствует».

Сэм слушал скорее ее голос, чем слова. Голос этот казался ему чем-то вроде нешумного ручья – поверхность гладкая, а в глубине – подводные течения и водовороты, и ручей такой затягивает – не выбраться. Как затягивали ее сейчас воспоминания прошлых лет. И выглядела она при этом такой маленькой и одинокой – стоит тут одна с куклой в обнимку…

– Он и тогда выпивал, – рассказывала она. – Хотя не так много, как сейчас, и, наверное, не так часто. В раннем детстве я не понимала, что подразумевала мама, когда говорит, что он плохо себя чувствует. Я лишь знала, что не люблю, когда он приходит и от него так странно пахнет, а лицо раскраснелось, и говорит непонятно – то ласковый такой, нежный, а через минуту вдруг сердитый. Мама пыталась уговорить его бросить пить. Сколько раз она его просила, умоляла, и он обещал ей бросить. Какое-то время держался, а потом опять пускался в загул.