Митьки Митьки - Выбранное

• Название: Выбранное
• Автор: Митьки Митьки
• Издательство: ООО "Канон"
• Жанр: Философия
• Год: 1999

Группа ленинградских живописцев «Митьки» приобрела известность в художественных кругах родного города во второй половине восьмидесятых. А в начале девяностых слава о них разнеслась далеко за пределами не только Ленинграда-Петербурга, но и СССР-России. Можно смело сказать, что «Митьки» – самая известная группа художников в нашей стране. Однако, помимо живописных и поведенческих особенностей, «Митьки» знамениты еще и своей литературной практикой, благодаря чему сумели удивить, а затем и обаять мир своим лукавым простодушием и опрятными чувствами.

Настоящий сборник – первая широкомасштабная попытка представить группу «Митьки» как совокупность авторов литературных текстов, каждый из которых (авторов) имеет собственное лицо и неповторимую, свойственную только ему интонацию.

В оформлении книги использованы рисунки авторов.

---

Назначение цитаты: доставание (см. статью «христианское смирение»).

Происхождение цитаты: пятая серия телефильма «Место встречи изменить нельзя» (см. статью «Место встречи изменить нельзя»).

Экспозиция произнесения цитаты в первоисточнике: Жеглов (см. статью «Жеглов») заловил Горбатого (см. статью «Горбатый») в подвале и говорит в рупор (см. статью «Матюгальник»), чтобы тот выходил.

ГОРБАТЫЙ (из подвала): Кто это там гавкает?

ЖЕГЛОВ (в рупор): С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов!

Область применения цитаты: цитата не имеет выраженной эмоциональной окраски, но убедительно звучит в телефонном разговоре. Например: митек звонит абоненту.

АБОНЕНТ: Алло!

МИТЕК: Кто это там гавкает?

АБОНЕНТ (обиженно): А это кто звонит?

МИТЕК (победно): С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов!

С достоинством произнесенная цитата в большинстве случаев произведет на абонента желаемый эффект.

Цитата уместна в разговоре с соседями по коммунальной квартире, украсит она и праздничный стол.

Митьку-абитуриенту можно посоветовать произнести ее во время собеседования с преподавательским составом (по тому же типу, например, ПРОФЕССОР: Здравствуйте, молодой человек! МИТЕК: Кто это там гавкает? ПРОФЕССОР: Что вы себе позволяете, молодой человек! МИТЕК: С тобой, свинья, говорит капитан Жеглов!).

Митек-студент, имея зычный голос, оживит этой цитатой скучную лекцию, митек-служащий с ее помощью сделает более непринужденными, как правило, натянутые отношения с начальством.

НОВОЕ В КУЛЬТУРЕ РЕЧИ МИТЬКОВ

О новых направлениях в лексике митьков можно сказать немногое, ибо она развивается столь стремительно, что мудрено предугадать.

Как мы знаем, для речи митьков характерно употребление ласкательных окончаний и мощный драматизм. Первый фактор помогает избежать сухости и суровости, второй – ханжеского, елейного оттенка речи в стиле Иудушки Головлева.

Не так давно ласкательные окончания употреблялись только применительно к существительным и прилагательным, например:

– Где оттягивался вчера?

– В Паркушке Победушки.

Или, поскольку речь идет о культуре:

– Какой фестивальный фильм убойнее?

– «Гибелюшечка боженек» Висконтьюшки.

(Здесь восхищает смелая ломка общего угрожающего смысла названия фильма.)

Однако язык митьков, как и было сказано, не стоит на месте. Недавно на вопрос, какой фестивальный фильмушко самый улетный (читатель, полагаю, догадывается о различии между «улетом», «обсадом» и т. д.), Дмитрий Шагин дал ответ: «А кораблюшечка плыветушки».

(Попутно отметим, как приятен здесь «кораблюшечка» вместо набившего оскомину банального «кораблика».)

Итак, ласкательные окончания появились также у глаголов, причем у всех глаголов (из редких зарниц митьковской лексики: «А не пора ли нам спатеньки?» Другого примера уже, пожалуй, и нет).

Можно смело предсказать, что вскоре ласкательные окончания появятся также у местоимений, деепричастий и герундиев.

Мощный драматизм речи митьков достигается перманентно-надрывной интонацией, частым употреблением абстрактно-жалостливых баек (см. раздел «О трагическом у митьков») и специфическим понятием о долге – скорее трансцендентном, чем реальном.

Митек не выполняет взятых на себя обязательств, чего от него, впрочем, уже и не ждут, но считает важным исполнение невысказанных желаний (ведь так и надо в любви – а митьки всех любят). Так как окружающим трудно не только выполнить, но и догадаться об этих желаниях, обида митька накапливается и драматизм речи возрастает.

Например, митек просыпается с похмелья один. Ему жарко и муторно, хочется, чтобы кто-нибудь зашел в гости и развлек его – но никто не приходит, не приносит ему пивка. Потерявший терпение митек звонит приятелю, кандидатуру которого он считает подходящей для сегодняшнего гостя:

– За что?! За что ты меня так?!

– А что? – пугается приятель.

– А что…- горько усмехается митек,- да ладно… Нет, все ж таки скажи, только одно скажи – за что ты со мной так?! Пусть, пусть я гад, западло – но так! Так-то за что меня! Я что – убил кого-нибудь? Ограбил?

– Митя, да что случилось?!

– А ты не знаешь, что случилось?!

– Не знаю…

– Почему же ты не мог один – один только разочек в жизни! – спокойно прийти в гости?!

О ТРАГИЧЕСКОМ У МИТЬКОВ

Есть такие старые, навсегда закрывшиеся пивные ларьки. Наметанный глаз еще различит вокруг них следы недавнего оживления: слежавшиеся пласты окурков, там-сям пятна металлических и пластмассовых пробок, осколки зеленого стекла. Но сквозь плотно утрамбованную почву уже пробивается трава, черная пыль лежит на прилавке ларька, стекла разбиты, оттуда разит мочой.

И часто можно увидеть, как утром к этой могилке ларька по одному, по двое или по трое приходят некрасиво, неряшливо одетые люди и долго стоят здесь. Это, в основном, пожилые люди («Брали Берлин! – со слезами говорит митек-рассказчик. – А такой, как Дэвид Бауи, – нет! Он не придет к такому ларьку!»).

– Или нет! – с ходу перестраивает повествование Д. Шагин (а рассказывает именно он). – Это бы еще полбеды! Ларечки-то… еще открыты! Только в них теперь… квас, а не пиво!

И вот приходят так… постоят… Один к ларьку подойдет, возьмет кружечку… кваса! Со вздохом посмотрит на нее (Митька, изображая все в лицах, смотрит на воображаемую кружку как очень грустный баран на новые ворота)… отопьет от нее… поставит обратно… вздохнет… подойдет к своим товарищам…

– А чего они стоят? Курят?

– Просто стоят! Ну подойдет так…

– Чего они собираются-то? Разговаривают?

– Да нет! Молча! Молча стоят! Один только подойдет к ларечку, возьмет кваса, посмотрит так…

О ЭПИЧЕСКОМ У МИТЬКОВ

Митьки уже потому победят, что они никого не хотят победить… Они всегда будут в говнище, в проигрыше (шепотом)… И этим они завоюют мир.

Из разговора с Д. Шагиным

Гете и Жан Поль высказывали мнение, что эпическое – противоположно комическому. Устное творчество митьков не только опровергает это мнение, но и доказывает обратное. Как высокий образец эпического у митьков я приведу анекдот.

Каждое слово, интонация, пауза и жест в этом шедевре отшлифованы на общих собраниях и съездах митьков, где этот анекдот повторялся бессчетно, неизменно вызывая восторг, переходящий в сдавленные рыдания и клятвы быть верными делу митьков по гроб.

Итак: плывет океанский лайнер. Вдруг капитан с капитанского мостика кричит в матюгальник:

– Женщина за бортом! Кто спасет женщину? Молчание. На палубу выходит американец. Белые шорты, белая майка с надписью «Майами-бич».

– Я спасу женщину!

Одним взмахом, пластично расстегивает зиппер, срывает шорты и майку, остается в плавках стального цвета.

Корабль, затаив дыхание, смотрит.

Американец, поигрывая бронзовым телом, подходит к борту, грациозно, не касаясь перил, перелетает их и входит в воду без брызг, без шума, без всплеска!

Международным брассом мощно рассекает волны, плывет спасать женщину, но!., не доплыв десяти метров… тонет!

Капитан в матюгальник:

– Женщина за бортом! Кто спасет женщину? Молчание. На палубу выходит француз. Голубые шорты, голубая майка с надписью «Лямур-тужур».

– Я спасу женщину!

Одним взмахом, пластично расстегивает зиппер, срывает шорты и майку, остается в плавках с попугайчиками.

Корабль, затаив дыхание, смотрит.

Француз подходит к борту, как птица перелетает перила, входит в воду прыжком три с половиной оборота без единого всплеска!

Международным баттерфляем плывет спасать женщину, но!… не доплыв пяти метров… тонет!

Капитан в матюгальник срывающимся голосом:

– Женщина за бортом! Кто спасет женщину?

Молчание. Вдруг дверь каптерки открывается, на палубу, сморкаясь и харкая, вылезает русский. В рваном, промасленном ватничке, штаны на коленях пузырем.

– Где тут? Какая баба?

Расстегивает единственную пуговицу на ширинке, штаны падают на палубу. Снимает ватник и тельняшку, кепочку аккуратно положил сверху, остается в одних семейных трусах до колен.

Поеживаясь, хватается за перила, переваливается за борт, смотрит в воду – и с хаканьем, с шумом, с брызгами солдатиком прыгает в воду и… сразу тонет.

Таков полный канонический текст этого анекдота. Рассказывая его непосвященным, митек вынужден слегка комментировать: так, описывая выход американца и француза, митек, не скрывая своего восхищения, прибавляет: «В общем, Дэвид Бауи! Гад такой!», – а когда на палубе появляется русский, митек заговорщически прибавляет: «Митек!»