Геннадий Андреев - Белый Бурхан

• Название: Белый Бурхан
• Автор: Геннадий Андреев
• Жанр: Исторические приключения

Приключенческий роман, написанный со значительной долей фантастики и авторского вымысла, история здесь — лишь канва, по которой проходит его прихотливая вязь. Автор очарован красивыми и страшными центральноазиатскими и тибетскими легендами, мудрыми аллегориями и философскими раздумьями Н. К. Рериха, иногда понимаемыми буквально.

---

Чочуш сглотнул завистливую слюнку:

— Еще кусочек можно, а?

Куулар кивнул, думая о своем. Парень его мало беспокоил и почти не мешал: хочет набить брюхо, а потом корчиться и выть от болей в желудке пускай. Но покойник ему не нужен — их было на его пути уже достаточно. Необходимо на время сберечь этого молодого глупого теленгита. Не для него самого, а для себя, как костыль, на который при случае можно опереться, и как кость, которую можно будет бросить собакам, если в том настанет нужда… Куулар один ходил через Гоби и хорошо знает «звериную дорогу» паломников и бродяг. А дней через пять, когда они пройдут всю Бай-Тайгу и остановятся в первой кумирне, можно будет с этим парнем поговорить построже, указать прямой путь к могучей и древней вере. А пока хватит с него и того, что он знает и еще узнает!

Разрушитель сансары, бог смерти Мара, злобный дух чревоугодия и развлечений сделает все остальное без жреца Бонпо, если этот трусишка, обжора и хлюпик не поймет святых символов огня, зашифрованных в кресте из молний…

Чай еще не закипел, и Чочуш, не в силах совладать с самим собой и своим аппетитом, нерешительно поднялся с камня:

— Пойду посмотрю коня.

Дугпа Мунхийн кивнул: он и сам хотел, чтобы парень отлучился и дал ему возможность совершить жертвоприношение Агни Йоге и прошептать несколько стихов из первой самхиты великих Вед…[48]

У Чочуша подгибались колени от страха, пока он шел к коню. Таким кинжально-острым и каменно-тяжелым был взгляд дугпы, которым тот его провожал. Чочуш уже понял, что попал в плен к колдуну, перед которым все кермесы и дьельбегены — ничтожества. От голоса дугпы все обрывалось внутри, а взгляд колдуна прожигал насквозь, и его можно было чувствовать даже здесь, за каменным щитом скалы.

А Куулар в это время снял с огня закипевший чай, пригладил руками пламя, заставил его вытянуться вверх сверкающим столбом, оторваться от головешек, расплющиться и снова стрелой воткнуться в землю, чтобы получить награды жреца — кости, куски жира и глоток золотистого божественного напитка сомы, выплеснутого из плоской фляжки прямо в середину костра. Потом Куулар поднял молитвенно сложенные ладони вверх и зашептал изменившему свой цвет пламени:

— О великий и бессмертный Агни Йога! Твоя небесная кровь течет в моих жилах, делая меня сильным и могущественным! Помоги мне расколоть горы и свернуть пустыню, чтобы я мог облобызать священные ступени моего монастыря Шаругене!

Едва Куулар развел ладони, как пламя костра вздрогнуло и погасло, пустив серо-зеленые дымки, пахнущие полынью и перцем.

— Благодарю тебя, великий и бессмертный! Он сделал большой глоток из фляжки и встал: бог небесного огня разрешил ему шествовать к цели, но он не дал знака для молодого спутника Куулара. Агни донесет его просьбу до Варуны, а тот везде и во всем любит порядок! Если будет знамение умереть Чочушу, он умрет… И знак этот должен дать горный дух, стоящий часовым у могил и принимающий облик то претов, то читипатов.[49] А те, как известно, близки к земле и небу одинаково…

Вернулся Чочуш, спросил, не глядя на дугпу Мунхийна:

— Мы пойдем ночью?

— Зачем? Мы пойдем утром, — строго сказал Куулар. — Иди в пещеру и спи, как тебе удобно. На восходе солнца я тебя подниму.

— Но я… Я не хочу спать, дугпа! Я опять хочу есть.

— Ты съел достаточно мяса. Иди спать. Спать! Куулар сделал пас руками, разведя и перекрестив их. У Чочуша окаменело лицо, закрылись глаза и он неслышной тенью двинулся к расщелине. Колдун посторонился, уступая ему дорогу.

Третье лето бродил в горах и лесах Алтая и Саян Куулар Сарыг-оол, пугая камов и лам, пастухов и монахов-отшельников хинаяны своей черной шапкой и таким же черным гау-талисманом на черном шнурке, где хранилась плоская мужская серьга с красным камнем — алун самого таши-ламы, которому еще не пришло время красоваться в мочке левого уха, оттягивая ее чуть ли не до плеча. Но и сейчас уже с Кууларом не спорят, опускают перед ним глаза красношапочники и желтошапочники. Помнят, что именно жрецы черной секты вложили в руки благословенного Цзонхавы резец, которым он подправил буддизм, превратив его в новую ветвь религии, а Тибет, где еще совсем недавно царственно лежал шаманизм Бонпо, в твердыню ламаизма.

Но сейчас нужен новый реформатор того, что создано Цзонхавой. Ламаизм портится, расцвечивается оттенками ложных верований, которые, как плесень, разъедают его гранит и кремень. Ламаизм надо очищать от ложных и заумных толкований, отсекать мертвые куски, как сухие ветви с живого дерева. И сделать это может только жертвенный нож Бонпо… Приверженцы реформации готовы к своему подвигу и не хотят ждать, когда сами по себе сольются вместе будущие верховные божества — Джаганнатх и Майтрейя. Потому и не сидят в своем Шаругене жрецы, что некогда ждать!

Родители первыми спасают своих детей. И ради спасения истин ламаизма стоит испытывать голод и холод, топтать обувь и верить, что носители мировой души человечества, атманы, для того и приходят в мир печали и мучений, чтобы указать дорогу к истине. И в этом смысле каждый из жрецов Бонпо — атман, которому нет дела до пустяков и которому все святыни буддизма должны идти навстречу! Но этого нет. А он, атман Куулар, шел с протянутой рукой, сжимая факел веры, и открытым сердцем, полным любви. Почему же все хранители буддийских святынь видели в его руках оружие, а в сердце ложь?

Раньше для него неприступным был только Кайлас — место пребывания мощных отшельников, теперь к нему прибавился и Хемчик его родной Тувы, хотя здесь и лживых отшельников остались единицы, а мудрецы напрочь перевелись… Кто-то его постоянно опережал в стремлениях, но почему же он невидим Куулару даже внутренним взором?

Если бы Куулар был простым смертным, а не жрецом Бонпо, он бы сказал в свое оправдание: это судьба. Но судьбы нет и быть не может, а есть только воля богов и неба, которым нельзя противиться. Но их волю можно использовать и обратить себе на пользу!

Давно закатилось солнце и наступила ночь. Но Куулар не спешил на успокоительный топчан в пещере. Он ждал, когда явит свой сияющий лик Mac измерительница времени, гонец победителя смерти Ямантика.[50] По подсчетам черного жреца, сегодня должна была появиться молодая Мас-Парвати, небесный символ удачи.

Но он напрасно ждал восхода новой луны: или она замешкалась, и он ошибся в своих расчетах, или ее закрывали невидимые в темноте горы.

Сороки галдели на всю Бай-Тайгу, извещая лесных жителей о людях, что шли по тропе, опускаясь все ниже и ниже по ущелью. Теперь и из ружья не достанешь зверя — сороки верные сторожа и крик их понятен всем.

«Проклятая птица! — мысленно ругал сорок Чочуш. — Хуже нашего удода!»

Удод Яман-Куш, действительно, плохая птица. Люди рассказывали, что прилетает она с вершины лысого Адыгана, где распахнуто шесть дверей, ведущих в подземный мир Эрлика. Там Яман-Куш — своя птица и оттуда она приносит людям страшные болезни. Потому и сторожат ее по всем горам и долинам алтайские охотники за диким зверем: и последнего патрона не пожалеют на удода, и последнюю пулю вынут из-за щеки. Не брось Чочуш ружье, не сожги последний патрон на добычу огня, истратил бы сейчас любую пулю на крикливых птиц! Правда, убить сороку трудно, для этого надо быть очень метким стрелком…

Еще три дня назад Чочуш мечтал о встрече с людьми, пока не сказал о своей тайне дугпе Мунхийну. Тот припугнул его:

— Это — плохо. Теперь тебя ловит не только русская полиция. Тебя, по ее просьбе, отныне будет ловить и Тува… Волки всегда бросаются на убегающего зайца, если даже все они вышли на тропу из разных лесов!.. Иди к людям, простофиля, теперь они сами отведут тебя в тюрьму!

Чочуш не знал, что такое тюрьма, но догадался: хуже, наверное, ничего не бывает, если уж сам дугпа Мунхийн опасается ее.

— Не пугайся, — попробовал успокоить его Куулар, когда понял, что напугал парня больше, чем это было необходимо. — Меня тоже Тува ловит вот уже сто лун!

— Зачем?

— Чтобы казнить: отрубить голову или убить из ружья.

За что ловит Алтай его, Чочуша, парень знал. А вот за что ловит Тува дугпу Мунхийна? Он что, тоже украл у зайсана коня и жену?..

Скоро сороки отстали, выбрав другую цель, а может, просто потеряли их из вида — теперь они кружились где-то за скалой с одиноким деревом на вершине, взбалмошно и испуганно перекликаясь.

Ущелье кончилось, горы начали расходиться в разные стороны, но дугпа почему-то не пошел по проторенной тропе.

— Жди меня здесь. Я скоро вернусь.

По знакам на деревьях, помеченных цветными тряпицами, Куулар определил расположение обо,[51] сложенного из камней и хвороста, нашел его, поклонился жилищу духов, бросил монетку, развернулся лицом на запад и, только прищурившись, разглядел ступеньки, вырубленные в ближайшей скале. Он в презрительной усмешке скривил тонкие посеревшие губы: