Геннадий Андреев - Белый Бурхан

• Название: Белый Бурхан
• Автор: Геннадий Андреев
• Жанр: Исторические приключения

Приключенческий роман, написанный со значительной долей фантастики и авторского вымысла, история здесь — лишь канва, по которой проходит его прихотливая вязь. Автор очарован красивыми и страшными центральноазиатскими и тибетскими легендами, мудрыми аллегориями и философскими раздумьями Н. К. Рериха, иногда понимаемыми буквально.

---

Долина Теренг лежит как бы в котле. Она усыпана могильниками, осыпями и сбросами камней, изрисована проплешинами солончаков и большими кусками зеленого ковра травы… Две-три отары во всей долине потерялись, как горсть ячменя, брошенная на прибрежный песок… Нет Оинчы не обманул его!

С уступа на уступ спускал вниз свой небольшой караван Яшканчи. Каждый уступ — каменное плато, на котором можно разбить не только аил, но и оборудовать жертвенник для коня, чтобы задобрить Эрлика. С этих уступов летели вниз ручьи, разбиваясь на мелкие брызги, и потому казалось, что в долине всегда идет дождь при ярком солнце… Хорошее место!

Повеселели овцы, предчувствуя сытую и вольготную жизнь на новом яйлю; принюхивались к запахам быки и коровы, широко раздувая мокрые ноздри; присматривались и стригли ушами кони. Повеселел даже Кайонок, хотя и оказался этот последний кочюш необычно тяжелым. Пожалуй, если все сложится благополучно в новой долине, то можно и перезимовать…

Спустившись с последнего уступа вниз, Яшканчи откочевал на два ружейных выстрела от перевала и остановился неподалеку от дикого нагромождения камней, между которыми бился, клокотал, исходя пеной и брызгами, чистый прозрачный ручей, в нем купалось солнце, поднимая над камнями цветистую радугу.

— Хорошее место, Адымаш? — спросил он у жены.

— Не верю я в хорошие места больше, — вздохнула та. — За лето третий раз с тобой кочуем, а где на зимовку станем — и сами не знаем еще…

Яшканчи был согласен с женой, но решать ему, а не ей!

— Здесь и станем. Чего еще искать?

Яшканчи закреплял последнюю решетку, когда из-за поворота тропы, ведущей в глубь долины, показался верховой в голубой монгольской куртке, казахском малахае с тремя отворотами и тупоносых тувинских сапогах. Поздоровавшись кивком головы, верховой остановился, спешился, подошел к новоселу с протянутыми руками и пожеланиями счастья на новом месте. Потом назвал свое имя:

— Чегат. Из рода майманов.

— Мы — родственники!

Яшканчи крепко стиснул широкую огрубевшую от мозолей и грязи сначала одну, а потом и другую руку соседа, заглянул в глаза:

— В Кырлыке живешь?

— Жил в Онгудае. Второй год здесь живу, в Терен-Кообы.

— Как трава?

Чегат развел руками широко, как и улыбнулся:

— Дождь есть — трава есть, дождя нет — выгорает.

— Как везде, — нахмурился Яшканчи. — Вечнозеленых яйлю нигде нет. Разве что там, на небе!

— Там тоже нет! — рассмеялся Чегат. — Вечнозеленых пастбищ нигде нет, ты прав… А по небу только овцы Ульгеня ходят — тучи.

Вдвоем с Чегатом они быстро закрыли юрту, расставили утварь по своим местам, набили трубки, задымили. Дело пастушье — трудное, и два пастуха всегда найдут о чем поговорить, подумать и посоветоваться. Особенно, если и аилы их рядом, и по одним травам стада ходят, и одни беды идут по пятам…

Трудным лето оказалось и для Чегата: половину молодняка потерял, мать-старуху отправил на вечный отдых, последние деньги спустил на поминки. Два года пытается поправить дела, и два года ничего не получается. Может, к этой осени как-то сведет концы с концами?

Поздно ушел первый гость, от всех угощений отказавшись и слушая только новости. Хозяин проводил его до границ пастбища, на обратном пути осмотрел его, траву пощупал, остался доволен. Если зимой в долине не будет глубокого снега, можно до кандычного месяца[142] пасти скот, не запасаясь травой впрок, как это делают теперь не только русские, но и некоторые алтайцы. Не понимал их Яшканчи! Живая трава — жир, молоко, мясо, живые, вкусные, а что может дать мертвая трава? Только скот уберечь от голода?

Вернулся к очагу довольным:

— Много травы, жена. Густая! Жить можно… Медленно и лениво полз вверх дым, закручиваясь у выхода в белую спираль, в которой весело плясали звезды. Примета снова была доброй, только перестал Яшканчи верить в приметы! Вот траву видел сам, щупал ее, на вкус пробовал — знает, а дым и звезды сказка! Если верить ей, то звезды — это богатыри, откочевавшие на небо и подающие оттуда свои советы тем богатырям, что спят на земле, превратившись в горы. И этот их разговор может подслушать человек и повернуть себе на пользу… Одна беда — язык их неслышим, и не всякий смертный его поймет, если даже и услышит! Хитрая сказка.

— Завтра в Кырлык съезжу, — решил Яшканчи, — поговорю со стариками, совета попрошу. Да и Чета Чалпана надо разыскать, передать ему привет от Оинчы…

Адымаш не отозвалась — она уже крепко спала.

Кырлык — это горстка разбросанных как попало чадыров и аилов, два-три деревянных домика с плоскими крышами, над которыми торчали длинные и кривые трубы, слепленные из глины и мелких камней, разбитых казанов и дырявых ведер. Позади некоторых жилищ тянулись полоски ячменя и табака. Но в Кырлыке жил свой кам, что уже само по себе давало этому стойбищу вес не только у алтайцев, но и у русских, которые называли его деревней.

Новый человек здесь-событие. Лишь стоило Яшканчи появиться у первого аила, как к нему устремилась ватага ребятни и свора собак, следом за которыми вышагивали строгие старики с узловатыми палками в руках. Яшканчи спешился, повел коня в поводу, заранее вытянув руку, которую торжественно и с готовыми приветами на сухих губах сразу двумя руками начали пожимать те, кому по старшинству положено приветствовать гостя.

— Какие новости в горах?

— Как орусы свою дорогу строят и зачем она Алтаю?

— Почему бы ту дорогу через Кырлык на Карагай не пустить?

— А правда ли, что на той дороге можно денег на целую отару заработать и сразу стать богатым?

Удовлетворив первый пласт любопытства, Яшканчи начал отвечать на второй его пласт — более тяжелый.

— Не жену ли ищет себе гость?

— Не купит ли гость скот на мясо?

— Кого из знакомых в Кырлык искать приехал? И тут Яшканчи, отмахнувшись от других вопросов, ответил на самый последний:

— Я ищу Чета Чалпана.[143] К нему приехал. Тотчас все притихли: имя пастуха пользовалось уважением. Но зато истошнее заголосила ребятня и свирепее залаял и одуревшие от шума и суетни собаки.

— На яйлю он! Утром уехал!

И вдруг все расступились: к Яшканчи шел кам. Остановился, бесцеремонно осмотрел гостя, точно он был не человек, и диковинный зверь, спросил хрипло:

— Меня ищешь?

— Нет, кам мне не нужен.

Ядовитая ухмылка дрогнула на тонких потрескавшихся губах грозы и пророка затерянного в горах стойбища:

— Я — кам Яжнай! Меня все горы и долины знают!

— Я не знаю. Из всех камов знал только Оинчы.

И тотчас будто маска слетела с лица Яжная: улыбка стала заискивающей, глаза забегали, на щеках заиграл легкий румянец, обе руки поспешно поплыли навстречу гостю:

— Как же, как же! Оинчы — знаменитый кам! Это у него на камлании ржут целые табуны лошадей, летают птицы над головами, роняя перья в огонь, скалы разваливаются от одного его взгляда, люди деревенеют и не чувствуют боли, если даже у них горят сапоги… Как же! Кам Оинчы — великий кам!.. Он будет у тебя в гостях?

— Он уже был у меня в гостях! И сказал, чтобы я кочевал в Терен-Кообы к Чету Чалпану, которого выбрало само небо для великого дела!

Переглянулись старики, двинулись, постукивая палками, к Яжнаю, тесня его от гостя, который сам отказался от кама. Теперь каждый из них спешил зазвать гостя в свой аил, к своему очагу: человек, которому великий кам доводится не только хорошим знакомым, но и дает таинственное поручение особый человек! И новостей у него много, и послушать его рассказы праздник…

Подумав, Яшканчи все-таки выбрал кама Яжная:

— Может, совет хороший дашь?

— Слышали? — строго спросил кам Яжнай у собравшихся. — Друг самого кама Оинчы приехал ко мне за советом!

В его глазах горела нескрываемая радость: как бы ни презирали вы меня, своего кама, здесь, в Кырлыке, чужие люди более почтительны ко мне! — Будь моим гостем!

У Яжная не было ни араки, ни мяса. Только чашку перекисшего чегеня мог он предложить гостю. А когда тот отказался, начал жаловаться:

— Плохой народ в Кырлыке! Эрлика забыли даже старики, которым завтра уходить за горькой солью и пить воду из реки Тойбодым.[144] Кермесов даже сопливые мальчишки не боятся! Духам не жертвуют, обо обходят стороной, будто это простые груды камней… Разврат и срам кругом! Женщины мужчин своего сеока по именам называют!.. Кермежеков и тех не угощают аракой и не окуривают дымом из трубки… Даже мне, своему каму, лишней горсти ячменя не дадут!

На самом видном месте у Яжная висел бубен — лунный диск с рукоятью в форме головы с немигающими медными пуговицами вместо глаз. Если судить по толстому слою пыли и копоти на коже, Яжнай уже и сам не помнил, когда брал его в руки последний раз. Оттого и жалуется на людей, что те отвернулись от него?