В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том третий

• Название: Пещера Лейхтвейса. Том третий
• Автор: В. Редер
• Издательство: Терра
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00212-7

В начале XX века роман немецкого писателя был настоящим бестселлером.

Его читали буквально все — и аристократы, и интеллигенты, и простой люд.

Произведение это — настоящая энциклопедия приключений. Захватывающий сюжет, благородные герои и коварные злодеи — все это, уверены, не оставит равнодушным и современного читателя.

---

— Теперь спрашиваю тебя, отец, правду ли говорят Христиансен и другие люди в бременской гавани? Знал ли ты, когда говорил с мистером Смитом, какую кладь везет его трехмачтовый?

Матиас Лоренсен задумчиво выбивал свою трубку о дерево.

— Нет, мой мальчик, я этого не знал, — проговорил он. — Бог свидетель — я не знал этого. Я скорей отрубил бы себе руку, чем подписал контракт с этим человеком.

— Боже милостивый! Ты подписал контракт, отец? — воскликнул молодой Лоренсен, побледнев как смерть.

— Да, подписал, — ответил старик глухим голосом. — И, мало того, получил задаток.

Беспомощно смотрели друг на друга отец и сын. Им обоим было хорошо известно, что если какой-нибудь лоцман подписывал контракт, обязавшись им вывести судно из гавани, то уж никакие просьбы, буря или непогода, ничто не могло освободить его от обязательства исполнить приказ капитана.

— Сколько задатка получил ты, отец? — спросил Готлиб.

— Сорок прусских талеров.

— Сорок талеров?! — воскликнул сын. — Это нечистые деньги. Ты мог легко понять, что такие деньги дают только за нечистое дело.

— Что же нечистого в том, чтобы вывести судно из гавани? Разве я не занимаюсь этим сорок лет? Какой лоцман заботится о грузе на корабле, если только знает, что это не порох. За судно с порохом он берет особую плату, но все-таки буксирует его.

— Порох! — воскликнул с отчаянием молодой человек. — Если бы это был порох и между бочками лежал бы зажженный фитиль, я без малейшего колебания сказал бы тебе: бери это дело, отец. Мы наживем хорошую деньгу, а что касается опасности, то мы ведь и без того в нашем ремесле беспрерывно подвергаемся ей. Но принимать участие в торговле людьми, содействовать отправке на гибель пятисот честных, бравых крестьян, это, отец, дело не христианское и счастья принести не может!

— Ты совершенно прав, — простонал старик, — я совсем пропал. И отказаться не могу, потому что дал подписку. Я знаю, что спуск корабля не будет благополучен, потому что дело уж очень безбожное. Да, этот спуск будет для меня последним. Я решил оставить мое ремесло тебе. Ты возьмешь лоцманский патент: испытание ты уже прошел, и самым блестящим образом. Восемьдесят талеров — полная сумма, которую они должны мне — будут для тебя недурным наследством, и я могу располагать ими, потому что за них отдал черту душу.

— Ты этого вовсе не сделал, Матиас Лоренсен! — крикнул за их спиной сильный, звонкий голос, и из-за дома вышел высокого роста человек в красивом матросском платье. — Вы им останетесь, так как договор, который вы заключили, тяготит вас.

Старый лоцман и сын его с удивлением и испугом взглянули на матроса: он, очевидно, слышал весь их Разговор, и это им было крайне неприятно.

Рядом с домом, как раз там, где были заняты разговором Лоренсен с сыном, стоял огромный, в полном цвету, каштан, ствол которого был так толст, что за ним мог легко спрятаться человек, что, вероятно, и сделал незнакомец-матрос.

Старик Лоренсен привскочил, точно его укусил тарантул. Со сверкающими гневом глазами набросился он на матроса:

— Черт! Кто вы такой, милостивый господин? И как вы смели подслушивать нас? Хороший вы, должно быть, парень, если не стесняетесь, спрятавшись, подслушивать разговор честных людей. Сразу видно, что вы не немец; немец никогда не стал бы играть роль шпиона.

Эти слова заставили матроса слегка вздрогнуть: он точно получил пощечину. Тем не менее он сдержал себя и проговорил дружелюбным, приветливым голосом:

— Я желаю вам добра, Матиас Лоренсен, и если вы меня выслушаете…

— И не подумаю! — крикнул старый Лоренсен. — С таким человеком не говорят. Убирайтесь к черту от моего дома, или я вас угощу кулаком бременского лоцмана.

— Нет, отец, это я сделаю за тебя, — прервал его юный, белокурый гигант, воинственно подходя к матросу. — Что вы, господин, шпион, это я говорю вам прямо в лицо; а так как у нас в Бремене и в бременской гавани с такими людьми не шутят, то извольте получить на память здорового тумака.

Он занес могучий кулак, но прежде чем успел опустить его на незнакомого матроса, тот ловко вывернулся и, по-видимому, без малейшего усилия ударил молодого человека в живот. Тот моментально очутился на земле. А между тем Готлиб Лоренсен считался лучшим кулачным бойцом. Во всей окрестности и во всей бременской гавани никто не решался вступить с ним в кулачный бой. Мало нашлось бы людей, которые могли бы сравниться с ним физической силой и ловкостью. Пока Готлиб с трудом поднимался с земли, старый лоцман таращил глаза на матроса, как на какое-нибудь сверхъестественное существо.

— Тьфу, пропасть! Вы знатный молодец! Бросить на землю моего Готлиба, как какую-нибудь уклейку. Этого не мог бы сделать никто во всей бременской гавани; человек, способный на такую вещь, не может быть шпионом.

— Вашу руку, незнакомец! — воскликнул Готлиб. — Вы представляете богатейший экземпляр матроса, который когда-либо видела Германия. Хотя вы меня ударили, точно обухом, по животу, но я за это не сержусь и, напротив, прошу простить мою подозрительность.

Матрос добродушно рассмеялся, протянув руку старику и его сыну.

— Будьте рассудительны: разве я похож на человека, подслушивающего чужие тайны с коварным намерением разболтать? Нет, Матиас Лоренсен, вы увидите, что я имел серьезное основание подкарауливать у вашего дома. Я уже несколько часов стою позади старого каштана, но до сих пор не представилось случая поговорить с вами с глазу на глаз. Впрочем, я вас не задержу долго. Надетое на мне матросское платье не есть обыкновенная моя одежда, это только временное переодевание.

— Я так и подумал с первой минуты, — проговорил Матиас Лоренсен, — но если вы не матрос, то кто же вы, в таком случае?

— Я человек, — заговорил незнакомец серьезным голосом, и глаза его загорелись от гнева, — я человек, сочувствующий чужому несчастью и решившийся воспрепятствовать постыдной торговле живыми людьми…

— Для меня то, что вы говорите, слишком высоко… — проговорил лоцман, зажигая потухшую трубку. — Я замечаю вообще, что вы не принадлежите к нашему сословию: вы стоите выше нас, вы, наверное, богатый знатный господин, который из любви к приключениям явился переодетым в бременскую гавань.

— Кто я, — ответил матрос, — это я в свое время скажу вам. Теперь же вы должны поверить мне на слово, что я пришел с добрыми намерениями и хочу избавить вас от больших затруднений. Но здесь нам неудобно говорить: нас могут подслушать. Не можем ли мы войти в комнату?

Лоцман кивнул головой в знак согласия.

— Пойдемте со мной, господин, — проговорил он. — Добро пожаловать в мой дом. Переступайте мой порог как друг и забудьте грубые слова, которыми я вас встретил.

— Пара грубых слов — лучше вкрадчивого притворства, — ответил незнакомец.

Глава 128 ТАИНСТВЕННЫЙ МАТРОС

Готлиб тем временем ушел в дом предупредить мать о приходе гостя, и когда чужой матрос вошел с Матиасом Лоренсеном в уютную комнату лоцмана, то увидел накрытый чистой, пестрой скатертью стол и приветливую хозяйку в нарядном чепце и большом шерстяном переднике.

Матрос подошел к ней и пожал ей руку с искренним чувством.

— Приготовь нам, старуха, грог, — сказал жене лоцман, — а ты, Готлиб, набей трубки. Прежде чем мы начнем говорить о деле, господин, следует по хорошему, старинному морскому обычаю пропустить стаканчик: это развязывает язык и делает людей доверчивее.

Матрос почувствовал себя очень уютно в низенькой комнатке. Хотя она была убрана очень просто, но ее чистота и опрятность радовали сердце. Стены были увешаны картинками, изображающими большей частью сцены из морской корабельной жизни: между картинками висели три почетных диплома, заслуженных Матиасом Лоренсеном за спасение погибающих кораблей. Скоро жена его принесла дымящийся грог, кружки были наполнены, трубки задымились, и лоцман, наконец, обратился к матросу:

— Теперь, господин, вы можете говорить, если вам будет угодно.

Жестом руки он пригласил гостя сесть к столу. В ту же минуту старуха удалилась: у простого народа не принято, чтобы жены слушали разговоры своих мужей. Готлиб также хотел уйти, но остался по знаку отца.

— Мой сын, — проговорил последний, улыбаясь, — настолько взрослый, что может все слышать: я от него не имею никаких тайн.

Матрос положил ногу на ногу, глубоко затянулся и заговорил:

— Матиас Лоренсен, я справлялся о вас и узнал, что вы всю свою жизнь пользовались именем честнейшего человека, тем более жалко, что с завтрашнего дня вы потеряете право на это имя.

Старый лоцман побледнел и со смущением стал пристально разглядывать рисунок на скатерти, разглаживая ее дрожащей рукой.

— Я знаю, господин, на что вы намекаете, — проговорил он наконец после долгого молчания. — Я соблазнился выгодным делом и подписал скверный контракт. Но я поклянусь на смертном одре, что в ту минуту, когда я брал в руки перо, мне было совершенно неизвестно, какую кладь везет «Колумбус» и для какого жестокого назначения.