Станислав Виткевич - Каракатица, или Гирканическое мировоззрение

• Название: Каракатица, или Гирканическое мировоззрение
• Автор: Станислав Виткевич
• Издательство: Известия
• Жанр: Драматургия
• Год: 1984
• ISBN: 5-206-00029-9

Станислав Игнацы Виткевич (1885–1939) – выдающийся польский драматург, теоретик театра, самобытный художник и философ. Книги писателя изданы на многих языках, его пьесы идут в театрах разных стран. Творчество Виткевича – знаменательное явление в истории польской литературы и театра. О его международном признании говорит уже то, что 1985 год был объявлен ЮНЕСКО годом Виткевича. Польская драматургия без Виткевича – то же, что немецкая без Брехта, ирландская без Беккета, русская без Блока и Маяковского. До сих пор мы ничего не знали

---

Бездека. Знаешь, Гиркан, ты становишься мне интересен.

Гиркан IV. Вникни – все это чудесные вещи. Как только ты познаешь все, ты сойдешь с ума от наслаждения, от чувства собственного могущества. (Папе римскому.) Так вот: гирканическим стремлением я называю стремление к абсолюту в жизни. Только веря в абсолют и его достижимость, мы можем создать в жизни нечто.

Юлий II. Кому и зачем это нужно? Что из этого следует?

Гиркан IV. Это старческий скепсис, точнее – старческий маразм. Ах да, я и забыл – ведь вашему святейшеству уже лет шестьсот. Из этого следует, что всю жизнь на этом проклятом шарике мы проживем на пределе того, что возможно, а не погрязнем в вечных компромиссах с нарастающей силой общественного сцепления и организации. Кое-кто считает меня анархистом. Мне плевать на их гнилые мыслишки. Я создаю сверхлюдей. Двоих-троих – этого достаточно. Остальное – дрянь, сыр для червей. Our society is as rotten as a cheese.[6] Кто это сказал, что наше общество прогнило как сыр?

Юлий II. Не важно, сир. Я прибыл сюда на конференцию по спасению искусства от упадка. По борьбе с так называемым пюрблагизмом. Пора наконец доказать, что Чистый Вздор невозможен. Даже Бог, хоть он и всемогущ, не сумел бы тут быть последовательным до конца.

Гиркан IV. Блеф. Направляясь сюда, я обдумал проблему Искусства. Искусство кончилось, ничто его не воскресит. Наша конференция не имеет смысла.

Юлий II. Но, сир, ваше королевское величество, как я вижу, являетесь последователем Ницше, по крайней мере в социальных вопросах. А Ницше признавал искусство самым существенным стимулятором могущества личности.

Гиркан IV (грозно). Что? Я – последователь Ницше? Прошу меня не оскорблять. Это был житейский философ для болванов, готовых дурманить себя чем попало. Я не признаю никаких наркотиков, в том числе и искусства. Мои идеи возникли совершенно независимо. Лишь теперь, создав свое государство, я прочитал этот вздор. Довольно. Разговор окончен.

Юлий II. Хорошо. Но вот еще одно: не есть ли такая постановка вопроса, если понять ее цель, Чистый Прагматизм? Можно верить в абсолют в жизни или нет, но ведь программно верить только для того, чтобы прожить на пределе, как выразилось ваше королевское величество, жалкую жизнь на этом шарике – также твое выражение, сын мой, – значит, противоречить самому себе, значит, обесценивать эти самые, гирканические, да, гирканические стремления! Ха-ха!

Гиркан IV. Это чистая диалектика. Возможно, в Небесах она чего-то стоит. Но я – творец действии-тель-но-сти. Понимаешь, святой отец? И довольно – прошу не выводить меня из равновесия.

Юлий II. Сир, умоляю, только один вопрос.

Гиркан IV. Ну?

Юлий II. Как там у вас с религией?

Гиркан IV. Каждый верит во что ему заблагорассудится. Религия тоже кончилась.

Юлий II. Хо-хо. Это забавно. Он хочет властвовать как прежде – но без религии. Действительно, сир, это напоминает дурацкий фарс. Извольте взглянуть на самые дикие народы, на австралийские племена из пустыни Арунта или как ее там. Даже у них есть религия. Без религии нет государства в прежнем понимании. Возможен только муравейник.

Гиркан IV. Нет-нет – только не организованный муравейник. Одно большое стадо разобщенных скотов, власть над которым принадлежит мне и моим друзьям.

Юлий II. А сам ты во что веришь, сын мой?

Гиркан IV. В самого себя, и с меня этого довольно. А если мне будет нужно, я поверю во что угодно, в любой фетиш, в крокодила, в Единство Бытия, в тебя, святой отец, в собственный пупок – мне все едино. Понял?

Юлий II. Ты – помесь обычного довольно способного бандита с прагматиком худшего сорта. Никакой ты не король, во всяком случае для меня. С этой минуты мы незнакомы.

Идет налево и устало садится в кресло. Гиркан, злой, стоит, опираясь на меч.

Статуя. Эк тебя подравняли, царек ты мой туземный. Святой отец действительно первоклассный диалектик. Бездека. Знаешь, Гиркан, а его святейшество отчасти прав. Кроме того, я должен заметить, что с момента твоего прихода тон разговора в нашей компании резко изменился к худшему. Беседа приняла прямо-таки вульгарный оборот.

Юлий II. Ты абсолютно прав, сын мой: с хамьем надо разговаривать по-хамски.

Бездека. Да и по существу затронутых вопросов я тоже не во всем с тобой согласен.

Элла. Ах, Павел, значит, еще не все потеряно! Гиркан IV (пробуждаясь от задумчивости). Да – я хам, однако – единственный в своем роде. Советую прислушаться ко мне. В последний раз я говорю с вами как равный с равными. Павел – решайся. Александр Македонский тоже был хамом. А впрочем, среди нас есть еще один властитель. В любом учебнике истории вы найдете рассказ о господине Делла Ровере и его темных делишках.

Юлий II (вскакивая). Молчать! Молчать!

Бездека (тихо, Гиркану). Оставь ты его наконец в покое. (Громко.) Даже королю Гиркании я не позволю оскорблять в моем доме святого отца.

Юлий II. Спасибо тебе, сын мой. (Садясь.) Прагматист на троне! Нет, это просто неслыханно. Это просто смешно. Ха-ха-ха!

Гиркан IV. Ну, Павел, говори. Возможно, твои обвинения будут более основательны. Поверь мне, твое счастье – все, чего я хочу. Если ты не поедешь со мной в Гирканию скорым поездом сегодня в одиннадцать, ты пропал. Я сюда больше не вернусь. С дипломатией покончено, начинаю серию войн. Чтобы разворошить и поджечь все эти муравейники и кретинейники. Отличное занятие.

Бездека. Одной перемены во мне ты уже добился. А именно – все проблемки, которые только что так меня занимали, вдруг перестали существовать.

Элла (сидит в кресле слева; внезапно пробуждаясь от оцепенения). И проблема любви тоже?

Бездека. Подожди, Элла. Я сейчас в другом измерении. (Гиркану.) Но должен тебе признаться, что не вижу величия и на твоей стороне.

Гиркан IV. Как это?

Бездека. Его святейшество употребил одно словечко, которое я никак не могу забыть, – ты не обидишься, Гиркан?

Гиркан IV. На тебя – никогда. Говори. Какое словечко?

Бездека. Бандит. Ты по существу мелкий raubritter,[7] a не настоящий властелин. Ты велик лишь на фоне неслыханно низкого уровня культуры в твоей стране. Сверхчеловек в духе Ницше сегодня может быть лишь мелким негодяем. Остальной процент властелинов старого типа в наше время можно найти только среди артистов. Выращивание сверхлюдей – самый большой блеф из всех, какие мне известны.

Гиркан IV. Ты рассуждаешь как кретин. Ничего ты не понял в моей концепции гирканических стремлений. А в жизни ты абсолютист – это факт. Для тебя нет места ни в тебе самом, ни в так называемом обществе. Ты законченный образец moral insanity,[8] и сил в тебе хватило бы на четверых нормальных людей, по меркам нынешнего времени.

Бездека. Да, это точно. Потому я и решил немедленно кончить жизнь самоубийством.

Элла (вставая). Павел, что с тобой? Или мне все это снится?

Статуя. Он верно говорит. Я никогда ему не смела этого сказать, но это единственное, хотя и самое банальное, решение.

Гиркан IV. Молчать, бабы! Одна другой хуже. (Бездеке.) Дурень, неужели я приехал из своей Гиркании, чтобы смотреть, как погибает мой единственный друг? У меня уже есть двое крепких ребят. И непременно нужен третий. Только ты мог бы им стать.

Бездека. Но что такое обыкновенный, будничный день в этой твоей Гиркании? Чем вы там, собственно говоря, занимаетесь?

Гиркан IV. Властью – с утра до вечера мы упиваемся властью во всех ее проявлениях. А потом пируем с убийственной роскошью, беседуя обо всем и взирая на все с недосягаемых высот своего всевластия.

Бездека. Всевластие над скопищем идиотов, неспособных объединиться. Обычная военная диктатура. При благоприятных условиях этого может добиться и самая радикальная социал-демократия.

Гиркан IV. А чем было прежнее человечество, если не скопищем тварей, аморфной, неорганизованной массой? Псевдотитанам, выросшим на почве социализма, приходится лгать, чтобы удержаться у власти. А нам нет. Наша жизнь – истинна.

Бездека. Так это проблема Истины. А что, Истина тоже интегральная часть гирканического мировоззрения?

Гиркан IV. Конечно. Но если все человечество наденет маску, проблема Истины исчезнет сама собой. Я и двое моих друзей, принц де Плиньяк и Рупрехт фон Блазен, как раз и заняты созданием этой маски. Замаскированное общество и мы – единственные, кому известно все. Бездека. Выходит, в этом нет ничего от комедии? А знаешь, что меня смутило прежде всего? Твой костюм.

Гиркан IV. Но это же ерунда. Я думал, ты клюнешь на бутафорию, потому так и вырядился. Могу сбросить это тряпье. (Продолжает говорить, раздеваясь. Под мантией оказывается шитое золотом одеяние. Он сбрасывает его и остается в обычном, превосходно скроенном сюртуке. Шлем тоже снимает. Одежду складывает посреди сцены. Меч продолжает держать в руке.) А величие – знаешь, в чем оно? В достижении обособленности. Чтобы создать такой остров потерявших человеческий облик, звероподобных духов посреди моря все затопившей организации, надо побольше силенок, чем было у господина Делла Ровере в семнадцатом веке. Не говоря уж о семействе Борджиа – эти были просто шуты.