Станислав Виткевич - Каракатица, или Гирканическое мировоззрение

• Название: Каракатица, или Гирканическое мировоззрение
• Автор: Станислав Виткевич
• Издательство: Известия
• Жанр: Драматургия
• Год: 1984
• ISBN: 5-206-00029-9

Станислав Игнацы Виткевич (1885–1939) – выдающийся польский драматург, теоретик театра, самобытный художник и философ. Книги писателя изданы на многих языках, его пьесы идут в театрах разных стран. Творчество Виткевича – знаменательное явление в истории польской литературы и театра. О его международном признании говорит уже то, что 1985 год был объявлен ЮНЕСКО годом Виткевича. Польская драматургия без Виткевича – то же, что немецкая без Брехта, ирландская без Беккета, русская без Блока и Маяковского. До сих пор мы ничего не знали

---

Гиркан IV (бросая меч на кучу одежды). Рехнулась баба. А ну молчать. Бездека согласен, и я не оставлю его на произвол всяких там закоснелых бабонов. Идем, Павел.

Павел медлит в нерешительности.

Элла. Мама, я этого не переживу. Я тоже хочу ехать.

Мать. Что? И ты против меня? Тебе не стыдно при дядюшках, с которыми ты едва успела познакомиться? Если ты будешь так себя вести, мы не получим ни цента. Опомнись, Элла.

Элла (хватаясь за голову). Я не хочу жить! Не могу! Но мне не хватает мужества умереть. (Королю.) Гиркан, коронованный хам, ядовитейшая из культурных бестий, убей меня. Хочу боли и смерти – слишком много я сегодня пережила.

Мать. Элла, как ты выражаешься! Кто научил тебя этим ужасным словам?

Элла. Сама не знаю. Понимаю, что это позерство, но я так безумно страдаю. (Королю.) Умоляю – убей меня.

Гиркан IV. Ты хочешь? Мне ничего не стоит. В Гиркании все возможно. Жизненный абсолют – понимаете ли вы это, вы, жалкие пожиратели объедков?

Бездека. Подождите – а вдруг все удастся уладить к общему удовольствию? Терпеть не могу сцен и скандалов. Элла спокойно вернется к матери, а я по крайней мере уеду с чистой совестью.

Элла. Нет, нет, нет – я хочу умереть.

Мать. Ты хочешь отравить последние дни моей старости? А как же наша квартирка, наши чудные вечера втроем, а потом в окружении детей, твоих и господина Павла, моих любимых внучат?

Элла. Мама, не мучай меня. Я скорее отравлю тебе жизнь, если останусь с тобой, чем если погибну сейчас от руки короля.

Мать (в отчаянии). Не все ли равно, кто тебя убьет? Смерть есть смерть, и старость моя будет окончательно отравлена.

Элла. Нет – я должна умереть сейчас. Каждый миг жизни – невыносимая мука.

Гиркан IV. Барышня, вы это серьезно? (X)

Элла. Да. Я никогда еще не была так серьезна.

Гиркан IV. Ну хорошо же.

Хватает меч, лежащий на куче королевского платья, и ударяет Эллу по голове. Элла падает без стона.

Мать. Ах!!!

Рухнув на тело дочери, остается в этом положении до конца. Гиркан стоит, опираясь на меч. Старцы лихорадочно перешептываются. 2-я матрона спокойна. (+)

Бездека. Только теперь я начинаю понимать, что такое гирканизм страстей. В чем состоит жизненный абсолютизм, я уже понял.

Он и Гиркан пожимают друг другу руки.

Юлий II. Я совершил немало злодеяний, но это прагматическое преступление растрогало меня до глубины души. Благословляю тебя, несчастная мать, и тебя, дух девочки, чистой и возвышенной сверх всякой реальной меры. (Благословляет левую группу; Гиркану.) Итак, сир, она тоже была жизненной абсолютисткой – ты должен это признать.

Гиркан IV. И меня эта смерть растрогала. Я познал новую красоту. Вот уж не думал, что где-нибудь, кроме Гиркании, может произойти нечто столь неожиданное.

Один из пожилых господ (подходя). Ну хорошо, господа, а что теперь? Как это оформить? Мы все понимаем, точнее – догадываемся. В сущности, банальная история, вот только чем все это оправдать?

Юлий II. Господа, я человек корректный, но вашего общества больше выносить не в силах. Поймите – я же был папой римским. Живо целуйте туфлю и убирайтесь, пока целы. Терпеть не могу убожества мысли под маской фальшивой добродетели.

Пожилые господа целуют ему туфлю и, теребя шляпы, с вытянутыми лицами выходят направо. В это время продолжается разговор.

Гиркан IV. Павел – а сейчас иди с этим лакеем и собирайся в путь. «Гиркания-экспресс» отправляется через час. Я здесь инкогнито, и специального поезда у меня нет.

Бездека. Хорошо. Тетрикон, оставь этих дам и пошли.

Бездека и Тетрикон идут к правой двери. 2-я матрона приближается к Гиркану. Они останавливаются на пороге.

2-я матрона. Гиркан – ты не узнаешь меня? Я твоя мать.

Гиркан IV. Я тебя сразу узнал, мамуля, но ты в моей жизни единственная постыдная тайна. К своей матери я предпочел бы не применять гирканическое мировоззрение. Моя мать, мать короля – обычная потаскуха! Омерзительно!

Юлий И. А, так, значит, и у тебя, на дне твоего преступно-прагматического сердца, сокрыто нечто святое? Не ожидал.

Гиркан IV. Святой отец, прошу вас, не лезьте не в свое дело. (2-й матроне.) Мамуля, советую тебе, иди-ка ты отсюда и больше никогда не попадайся на моем пути. Ты знаешь, что от отца я унаследовал нрав пылкий и крутой.

2-я матрона. А может, я стала бы жрицей любви в твоем государстве? Когда-то сирийские царевны сознательно отдавали девственность незнакомцам за пару медяков.

Гиркан IV. Это было давно и потому прекрасно. Ты начинала не с этого. Ты была содержанкой наших отупевших аристократов и разжиревших семитских банкиров. Я даже не знаю, чей я сын, я, король. Гнусная история.

2-я матрона. Какая разница? Тем больше твоя заслуга, что из низов ты вознесся к высотам трона. Шутовского, но все же трона.

Гиркан IV. Однако я предпочел бы лучше знать свою генеалогию, а не теряться в догадках.

2-я матрона. Ты смешон. Какая разница, ариец ты, семит или монгол. Среди моих любовников был и посланец Небесной Державы принц Ценг. По нынешним временам…

Гиркан IV. Молчать – не доводи меня до бешенства!

Юлий II. Обыкновенный прагматический снобизм. Значит, даже в Гиркании есть несущественные проблемы. Да – прав был Наполеон: recherche de paternité interdite.[11]

Статуя. Ха-ха-ха! Гиркан и проблемы материнства – это уж слишком смешно.

Гиркан IV. Я ухожу, потому что не желаю нового скандала. Если бы не мое инкогнито, все кончилось бы иначе.

Направляется к двери и выходит вместе с Бездекой и Тетриконом.

2-я матрона (бежит к двери). Гиркан, Гиркан! Сын мой! (Выбегает.)

Юлий II. Вот так заварушка! Что ты на это скажешь, дочь моя?

Статуя. Я так и знала, что без диссонансов не обойдется.

За сценой слышен выстрел и чудовищный рык Гиркана IV.

Юлий II. Что там еще такое? Какой-нибудь адский сюрприз. Пребывание в Небе сделало мои когда-то стальные нервы слишком чувствительными. Я отвык от выстрелов.

Мать Эллы даже не дрогнула.

Статуя. Тише. От Павла всего можно ожидать. Подождем, момент в самом деле странный. Я чувствую необычайное неэвклидово напряжение всего пространства. Мир сжался до размеров апельсина.

Юлий II. Тихо – идут.

Вбегает Бездека с револьвером в руке, за ним 2-я матрона.

Бездека. Я его убил. Я отомстил за смерть бедной Эллы.

Юлий II. Кого? Гиркана?

Бездека (обнимая 2-ю матрону). Да. А знаете, что оттолкнуло меня от него окончательно? Сцена с матерью. Я своей матери не помню, но чувствую, что так бы с ней не поступил. Уж если жизненный абсолютизм, так жизненный абсолютизм. Он, бестия, сам меня спровоцировал.

Юлий II. Ну хорошо – это очень мило с твоей стороны, сын мой. Но что будет дальше?

Бездека (2-й матроне). Сейчас. Прежде всего прошу тебя в память о твоем сыне, моем друге, считать меня своим вторым сыном. Первый был тебя недостоин. Матрона-потаскуха – может ли у меня быть мать лучше, чем эта?

2-я матрона (целует его в лоб). Спасибо тебе, Павел – мой сын, мой настоящий, мой дорогой сыночек!

Бездека. Довольно. Идем.

Юлий II. Но куда? Что мы будем делать без этой канальи Гиркана? Хуже того – что мы будем делать без Гирканик? Теперь, когда наши гирканические стремления достигли пика, когда они, так сказать, раскрутились до максимума?

Бездека. Э, я вижу, все ваше остроумие как ветром сдуло, ваше святейшество. Кто же достоин имени короля Гиркании, если не я? Кто больший жизненный абсолютист, чем я? Дайте мне весь мир, и я задушу его в объятиях любви. Только теперь мы сотворим нечто дьявольское: я ощущаю в себе мощь четырех Гирканов. Я, Павел Гиркан Пятый. Уж я-то не буду шутом, как этот. Долой тряпье (пинает лежащее на полу королевское одеяние и меч). Я устрою вам поистине дивный уголок в Бесконечности мира. Искусство, философия, любовь, наука, общество, одна великая мешанина. И мы, словно киты, пышущие наслаждением, а не как подлые черви, будем во всем этом купаться. Мир – не гнилой сыр. Бытие всегда прекрасно, если только по-настоящему понять всеединство Вселенной. Долой относительность истин! Этого Хвистека я первого укокошу! Мы взовьемся огненным вихрем к самым потрохам абсолютного Небытия. Мы вспыхнем как новые звезды в бездонной пустоте. Да здравствуют конечность и ограниченность. Бог не трагичен, он не становится – он существует. Только мы трагичны, мы, ограниченные Сущности. (Другим тоном.) Я говорю это как добрый католик и думаю, что не оскорбляю чувств вашего святейшества. (Тем же тоном, что прежде.) Вместе мы создадим Чистый Нонсенс в жизни, а не в искусстве. (Снова изменив тон.) Гм – возможно, если соответствующим образом определить дадаизм… (Кричит.) Ох нет – это мерзость! Все это разные имена одной и той же гигантской гнусной слабости. Абсолютно заново – все заново! (Хватаясь за грудь.) Я устал, Несчастная Элла! Почему она не дожила до этой минуты? (Погружается в раздумье.)