Станислав Виткевич - Каракатица, или Гирканическое мировоззрение

• Название: Каракатица, или Гирканическое мировоззрение
• Автор: Станислав Виткевич
• Издательство: Известия
• Жанр: Драматургия
• Год: 1984
• ISBN: 5-206-00029-9

Станислав Игнацы Виткевич (1885–1939) – выдающийся польский драматург, теоретик театра, самобытный художник и философ. Книги писателя изданы на многих языках, его пьесы идут в театрах разных стран. Творчество Виткевича – знаменательное явление в истории польской литературы и театра. О его международном признании говорит уже то, что 1985 год был объявлен ЮНЕСКО годом Виткевича. Польская драматургия без Виткевича – то же, что немецкая без Брехта, ирландская без Беккета, русская без Блока и Маяковского. До сих пор мы ничего не знали

---

Тетрикон. Ваше величество, я тоже еду в Гирканию. Уж коли служить – так настоящим господам.

Гиркан IV. Видал? Этот болван оценил меня по достоинству, а ты понять не хочешь.

Бездека. Подожди; мой даймонион раздвоился. Небывалый случай в истории человечества. Я слышу одновременно два таинственных голоса, они говорят мне о двух параллельных истинах, которые никогда не пересекутся. Их противоречия – бесконечного порядка.

Гиркан IV. У себя при дворе я держу одного философа, некоего Хвистека.[9] На базе концепции множественности действительностей он проводит систематизацию и учет всей совокупности Истин. Он тебе разъяснит остальное. Это великий мудрец. Бездека, говорю тебе, едем со мной.

Бездека. Совесть бывшего художника разрослась во мне до размеров какой-то вселенской опухоли. Новый монстр врастает сам в себя. Чудовища, которых до сих пор мучили в клетках, завоевывают неведомые пространства моего распадающегося мозга.

Элла (вставая). Да он же просто спятил. Ваше величество, требуйте чего угодно, только не отнимайте его у мееня. Благодаря своему безумию он в моем обществе создаст великие творения.

Бездека. Ошибаешься, детка. Мой разум ясен как никогда. Свое безумие я познал давно – оно мне было гораздо менее интересно, чем эта холодная трезвость. Элла бессильно садится.

Статуя. Это правда. Однажды в моем присутствии он преодолел приступ безумия. Разумеется, безумие было метафизическое, однако и моя жизнь тоже висела на волоске. Это психический атлет, а иногда и физический.

Гиркан IV. Алиса, поверь, ты была для него только чем-то вроде уксуса, в котором он был законсервирован до моего приезда. За это я тебе признателен. Ты можешь ехать со мной в Гирканию.

Статуя (сходя с постамента). Хорошо – можешь сделать из меня жрицу любого культа. Я готова на все.

Юлий II. Значит, и ты стала прагматисткой, дочь моя. Этого я не ожидал.

Статуя. А разве ты сам, святой отец, не прагматик в глубине души?

Юлий II (вставая). Может быть, может быть. Кому дано это знать? Мое мировоззрение подвержено постоянным колебаниям.

Гиркан IV. Если ты признаешь мою концепцию, я даже могу допустить, чтобы искусство окончательно угасло именно в моем государстве. Тебя, святой отец, я назначу меценатом издыхающего искусства, при условии, что ты не будешь вводить в искушение Павла Бездеку. Он может быть абсолютистом только в жизни.

Юлий II. Ладно, ладно. Не буду. Как бы там ни было, открывается новая перспектива. Между нами говоря, вы себе и представить не можете, как безумно, безнадежно я скучаю в Небе. С сегодняшнего дня продлеваю себе отпуск как минимум лет на триста.

Гиркан шепчется с Бездекой.

Статуя. Юлий Делла Ровере, можешь на меня рассчитывать: я скрашу тебе лет двадцать из этих трехсот своей диалектикой. Вечером, после дня тяжких трудов, ты оправдаешь их передо мной в подлинно существенном разговоре – разговоре с женщиной мудрой и в меру коварной.

Юлий II. Благодарю тебя, дочь моя. Я еду в Гирканию.

Элла (вставая). Больше я так не могу! Все ваши разговоры – какой-то отвратительный кошмар. Я вовсе не добра и не возвышенна, но чувствую себя так, словно угорела в чаду какого-то мерзкого отравляющего газа. А кроме того, все это скучно. Вы надрываете мне сердце какой-то дурацкой нудной игрой. Я тоже хочу в Гирканию. Вели Павел почувствует себя несчастным, он по крайней мере найдет меня, и я его спасу. Сир, ваше королевское величество возьмет меня с собой?

Гиркан IV. Об этом не может быть и речи. Павел должен забыть о прежней жизни. Вы его тут же склоните к художественному оправданию упадка или черт-те чему еще. Все творческие порывы должны быть подавлены в зародыше.

Элла. И чем же это кончится в конце концов? Что потом? Что?

Гиркан IV. Потом, как водится, придет смерть, но вместе с ощущением, что жизнь прожита на вершинах, а не в отвратительном социальном болотце, где искусством заменяют морфий.

Бездека. Значит, ты противник наркотиков. А я без них не обойдусь.

Гиркан IV. Алкалоиды я еще признаю, но вот психические наркотики безусловно презираю. Творить ты не будешь, в остальном можешь делать все что угодно. Элла подходит к Павлу и шепчется с ним. Юлий II. Твоя Гиркания, сир, производит впечатление какого-то санатория для людей, уставших от общества. По твоим рассказам. По существу же это самый обыкновенный приют для банкротов…

Гиркан IV. Но для абсолютных, для тех, кто, не сумев пройти сквозь стену, оставляет на ней пятно размозженного черепа. В этом мое величие.

Юлий II. Но в конце концов, сир, ты мог бы стать и карманным вором, кем-нибудь вроде князя Манолеску. Гиркан IV. Мог бы, однако не стал. Я король последнего настоящего королевства на земле. Величие – только в том, что сбывается. Если бы мне не повезло, я с самого начала был бы смешон, и только.

Юлий II. Ты еще можешь пасть. И что тогда? Гиркан IV. Это будет падение с некоторой высоты. В конце концов еще не было тирана, который бы не пал. Юлий II. Именно в этом и состоит ничтожество: в понятии некоторой высоты.

Гиркан IV. Не могу же я пасть в Бесконечность. Даже в мире физики скорость конечна, ограничена скоростью света. Но практически она бесконечна.

Юлий II (с иронией). Практически! На дне всего этого виден прагматизм. Но все равно. Даже это я пока предпочитаю Небу.

Гиркан IV. Бездека, слышишь? Никто еще не удостаивался лучшего комплимента. Святой отец с нами.

Элла (цепляясь за Павла). Ответь мне, по крайней мере перестань колебаться.

Бездека. Я еду. Неизвестность всегда стоит того, чтобы ради нее покинуть нечто предсказуемое. Впрочем, это принцип Нового Искусства, Искусства безобразных неожиданностей.

Гиркан IV. Благодарю тебя, но не пытайся сравнивать гирканизм с искусством. Гирканией надо жить. Бездека. То же самое говорили о дадаизме дадаисты, пока их всех не перевешали. Нет – довольно. Я твой. Все настолько мерзко, что нет такой глупости, ради которой не стоило бы бросить все, чем мы живем. Пусть я погибну, но не среди этих мелочных дрязг. Я хотел погибнуть где-нибудь на Борнео или на Суматре. Однако тайнам постоянства я предпочитаю тайны становления. Еду.

Элла. Павел, заклинаю тебя. Я тебе не помешаю. Возьми меня с собой.

Бездека. Нет, детка. Не надо об этом. Твои духовные уловки мне известны. А как женщина ты для меня не существуешь.

Элла. Павел, Павел – как жестоко ты со мной расправляешься! Я умру. Подумай о нашей бедной одинокой квартирке «о моей несчастной маме.

Бездека. Мне тебя чертовски жаль. В эту минуту я впервые действительно тебя полюбил…

Элла. Павел! Стряхни с себя наваждение. Уж если ты не можешь остаться, позволь мне ехать с тобой на муки и смерть!

Гиркан IV (отталкивая ее от Бездеки). А ну отцепись от него. Каракатица, а не женщина. Слышишь? Последний раз тебе говорю.

Элла (рыдая). Тогда убей меня – сама я от него не уйду.

Справа появляются две матроны и двое пожилых господ, элегантно одетых во все черное.

Мать. Элюня, разреши представить тебе двух твоих дядюшек. Они финансируют твой брак с господином Павлом. Господа Ропнер и Штольц – моя дочь – жених моей дочери, знаменитый художник Павел Бездека.

Пожилые господа здороваются с Эллой.

Бездека. Во-первых, уже не жених, во-вторых, при знакомстве никогда не называют имени и профессии, тем более что я сменил род занятий. Прошу простить, госпожа Мария, но передо мной открылись новые перспективы. Я буду кем-то вроде министра в Гиркании. Удовлетворение гирканических потребностей. На то, чтоб это объяснить, нужно слишком много времени. Я и сам с трудом понимаю.

Мать. Оно и видно. Вы, должно быть, пьяны, господин Павел. Элла, что это значит?

Элла. Мама, все пропало. Он не пьян и не сошел с ума. Это самая что ни на есть очевидная, холодная и жестокая правда. Король Гиркании берет его с собой. Он перестал быть художником.

Мать стоит остолбенев.

Гиркан IV. Да, сударыня, и давайте уладим это дело полюбовно. Не выношу громких скандалов на чужой территории. Я выплачу вам любую неустойку.

Мать. Речь не о деньгах, а о сердце моей дочери, сударь.

Гиркан IV. Очень вас прошу, не будьте банальны. Кроме того, я никакой не сударь, а король.

Мать. Читала я о вашей Гиркании в газетах. О ней пишут театральные критики, потому что ни один порядочный политик даже слышать об этой Гиркании не хочет. Ваша Гиркания – обычный театральный вздор. Банда сумасшедших и пьяниц, растленных дегенератов вздумала строить из себя государственных мужей в старом стиле. Стыдитесь! Гиркания! Просто безобразие в lâ manière Russe.[10]

Гиркан IV (бросая меч на кучу одежды). Рехнулась баба. А ну молчать. Бездека согласен, и я не оставлю его на произвол всяких там закоснелых бабонов. Идем, Павел.

Павел медлит в нерешительности.