Квинт Эппий Флавий Арриан - Поход Александра

• Название: Поход Александра
• Автор: Квинт Эппий Флавий Арриан
• Издательство: МИФ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993

Смолянин: Из статьи в книге: Это замечательное произведение — лучшее изложение деятельности Александра, которое написано в древности. Так же, как и Ксенофонт в своем «Походе 10000» рассказывает о походе Кира Младшего, Арриан шаг за шагом освещает поход Александра. Вот что говорит сам Арриан о своей книге: «Если кто изумится, почему мне пришло в голову писать об Александре, когда столько людей писало о нем, то пусть он сначала перечтет все их писания, познакомится с моими — и тогда пусть уж удивляется».

---

11

Окончив свою речь, он стремительно соскочил с трибуны и ушел в царский дворец; забросил всякую заботу о себе и не показался на глаза никому из друзей. Не показался и на следующий день. На третий же он вызвал избранных персов, распределил между ними начальство над полками и дал право целовать себя только тем, кому он дал титул «родственников». (2) Пораженные его словами, македонцы первую минуту в полном молчании стояли перед трибуной; за царем никто не пошел, кроме его приближенных и телохранителей; большинство не знало, что сказать или сделать; не хотели ни оставаться, ни уходить. (3) Когда же им объявили о том, что касалось персов и мидян, о том, что начальство над воинами вручается персам; варварское войско делится на лохи; македонские имена будут даны персам: будет какая-то персидская агема; будут персы «пешие друзья»; отряд «серебряных щитов» будет персидским, так же как конница «друзей» и царская ее агема, (4) то уже не помня себя они бегом ринулись к царскому дворцу: бросили перед дверями свое оружие, в знак того, что они пришли к царю как умоляющие и, стоя перед дверьми, стали кричать и требовать, чтобы их впустили: они желают выдать виновников того беспорядка и тех, кто первыми подняли крик; они не уйдут от дверей ни днем, ни ночью, если Александр над ними не сжалится.

(5) Когда Александру донесли об этом, он поспешно вышел из дворца; видя, как они смирились, слыша их крики и рыдания, он сам заплакал, Он порывался что-то спросить; они продолжали стоять в позе просителей. (6) Наконец, некий Каллин, человек почтенный по своему возрасту и положению в коннице «друзей», сказал следующее: «Царь, македонцев огорчает то, что ты уже породнился с некоторыми персами; персы зовутся „родственниками“ Александра и целуют тебя; из македонцев же никто не вкусил этой чести». (7) Александр прервал его: «всех вас считаю я своими „родственниками“ и отныне так и буду вас называть». Тогда Каллин подошел и поцеловал его, и то же сделал каждый желающий. После этого, подняв свое оружие, с криком и пением пеана, они возвратились в лагерь. (8) Александр за это принес жертву богам, каким у него было в обычае, и устроил пиршество для всех, за которым сидели: он сам, вокруг него македонцы, рядом с ними персы, а за ними прочие иноплеменники, чтимые за свой сан или какие-либо заслуги. Александр и его сотрапезники черпали из одного кратера и совершали одинаковые возлияния, которым предшествовали обрядовые действия, совершенные эллинскими прорицателями и магами. (9) Молились о ниспослании разных благ и о согласии и единении царств македонского и персидского. Говорят, что участников пира было 9000, и все они совершили одно и то же возлияние и после него запели пеан.

12

После этого македонцы, которых старость или какое-нибудь увечье сделали негодными для военной службы, отошли от Александра в добром расположении. Оказалось их около 10 000. Александр выдал им жалованье не только за истекшее время, но и за то, которое случится им провести в дороге на возвратном пути домой. (2) Сверх жалованья дал он каждому еще по таланту. Детей, прижитых от азийских женщин, он велел оставить у него: пусть не приходит с ними в Македонию раздор, который, конечно, возникнет у иноплеменников, рожденных от женщин-варварок, и у детей, оставленных дома, а также и у матерей их. Он сам позаботится о том, чтобы во всем воспитать их по-македонски и сделать из них воинов македонцев; когда они войдут в возраст, он сам приведет их в Македонию и передаст отцам. (3) Таковы были неверные и неопределенные обещания уходящим, но чтобы дать им крепкое доказательство своего дружеского и любовного отношения, он решил отправить с ними, в качестве охранителя и вождя, Кратера, человека, которого он считал самым верным и которым дорожил пуще глаза. Перецеловав всех, расстался он с плачущими, плача сам. (4) Кратеру он велел довести их домой, а затем взять на себя управление Македонией, Фракией и Фессалией и охрану эллинской свободы. Антипатру он велел привести молодых македонцев на смену отосланным домой. Вместе с Кратером отправил он и Полиперхонта в качестве его помощника: если с Кратером случилось бы что-либо в дороге (он был уже слаб, когда его отпускал Александр), то чтобы солдаты в пути не остались без предводителя.

(5) Ходили темные слухи, распускаемые людьми, которые объясняют царские поступки тем охотнее, чем они сокровеннее: они стремятся достоверное истолковать в худшую сторону, далеко от истины, потому ли, что им это кажется правдоподобнее, или по собственной злобе. Говорили, что Александр, поддавшись, наконец, наветам матери на Антипатра, пожелал удалить его из Македонии. (6) Может быть, это удаление Антипатра отнюдь не означало опалу, а имело целью предотвратить превращение простого разногласия во вражду, уже неисцелимую. Оба, и Антипатр и Олимпиада, не переставая писали Александру: он — о высокомерии Олимпиады, о ее резкости, о вмешательстве во все дела, для матери Александра вовсе неблаговидном. Рассказывают, что Александр, получая эти сообщения о своей матери, сказал однажды, что квартирную плату за десять месяцев взыскивает она непомерную. (7) Она же писала, что уважение и почет, оказываемые Антипатру, вскружили ему голову, что он забыл, кому он этим обязан; что он считает себя вправе занять первое место в Македонии и Элладе. По-видимому, все эти наветы на Антипатра произвели на Александра большое впечатление: для царства они были страшнее. Александр, однако, не обнаружил ни в словах, ни в поступках ничего, что дало бы повод заключить о его изменившемся отношении к Антипатру… [фрагмент текста до настоящего времени не сохранился]

13

Гефестион испугался этих слов и против воли помирился с Эвменом, который охотно пошел на мир. На этом пути Александр, говорят, увидел равнину, отведенную для царских кобылиц. Геродот рассказывает, что долина эта называется Нисейской и кобылицы нисейскими. Раньше лошадей было около полутораста тысяч, но Александр застал там немногим больше 50 000: большинство кобылиц было похищено разбойниками.

(2) Рассказывают, что Атропат, сатрап Мидии, привел тут к нему сотню женщин; это были, по его словам, амазонки. Одеты они были как мужчины-всадники, только вместо копий держали секиры и легонькие щиты вместо тяжелых. Говорят, что правая грудь у них меньше; во время битвы она у них наружу. (3) Александр велел убрать их из войска, чтобы македонцы или варвары не придумали чего-либо в издевку над ними, но велел передать их царице, что он сам придет к ней, так как желает иметь от нее детей. Обо всем этом нет ни слова ни у Аристобула, ни у Птолемея, вообще ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить. (4) Я же не думаю, чтобы племя амазонок сохранилось до времени, предшествующего Александру, а то Ксенофонт должен был упомянуть о них, упоминая и фасиан, и колхов, и другие варварские племена, по чьим землям эллины прошли, выйдя из Трапезунта или еще не дойдя до него. Здесь они наткнулись бы на амазонок, если бы амазонки тогда еще жили.

(5) Что вообще не существовало племени этих женщин, этого я не допускаю: столько и таких поэтов их воспевало. Известен рассказ о том, что к ним послан был Геракл, который привез в Элладу пояс царицы их Ипполиты, что афиняне, под предводительством Фезея, первые одержали победу над этими женщинами, пришедшими в Европу, и отбросили их назад. Битва между афинянами и амазонками изображена Миконом наравне с битвой между афинянами и персами. (6) И Геродот часто рассказывает о них, и те, кто произносил похвальное слово афинянам, павшим на войне, упоминали, как об одном из важнейших событий, о сражении афинян с амазонками. А если Атропат показал Александру женщин-наездниц, то, думаю, показал он ему каких-то варварок, умевших ездить верхом и одетых в одежду, которая считалась одеждой амазонок.

14

В Экбатанах Александр принес жертву, которую обычно приносил при обстоятельствах благоприятных, учредил состязания гимнастические и мусические. Бывали у него и попойки в дружеском кругу. В это время Гефестион почувствовал себя плохо. Шел седьмой день его болезни; рассказывают, что стадион как раз в этот день был полон, так как происходили гимнастические состязания между детьми. Когда Александру сказали, что Гефестиону плохо, он поспешил к нему, но уже не застал его в живых. (2) О горе Александра писали по-разному. Что горе это было велико, в этом согласны все. О поведении же Александра рассказывают по-разному, в зависимости от того, относился писавший к Гефестиону и самому Александру благожелательно или же злобствовал и завидовал. (3) Написаны были всякие нелепости, но одни, думается мне, считали, что слова и поступки Александра, продиктованные ему великой скорьбю о самом дорогом для него человеке, послужат к его чести, а другие, что они его позорят, потому что они не к лицу ни царю вообще, ни Александру в особенности. Одни рассказывают, что он упал на труп друга и так и пролежал, рыдая, большую часть дня. Он не хотел оторваться от умершего, и друзья увели его только силой. (4) Другие говорят, что он провел таким образом целый день и целую ночь. Некоторые добавляют, что он повесил врача Главкию будто бы за плохое лечение, по словам же других, за то, что он спокойно смотрел, как Гефестион напивается допьяна. Что Александр обрезал над трупом свои волосы, это я считаю вполне вероятным, как и некоторые другие поступки, в которых он подражал Ахиллу, бывшему для него образцом с детских лет. Некоторые рассказывают, что он сам правил колесницей, везшей тело; это, по-моему, совершенно невероятно. (5) По словам других, он велел сравнять с землей храм Асклепия в Экбатанах: поступок варварский и совершенно не соответствующий обычаям Александра, подобающий скорее Ксерксу, велевшему, говорят, в дерзостном превозношении над божеством, бросить в Геллеспонт оковы, дабы наказать Геллеспонт. (6) Довольно вероятным кажется мне другой рассказ: отправившись в Вавилон, Александр встретил по дороге много посольств из Эллады, в том числе и послов из Эпидавра, Александр удовлетворил их просьбы, послал с ними приношения Асклепию, но при этом сказал: «Немилостиво обошелся со мной Асклепий; не сохранил мне друга, который был мне дороже глаза». (7) Он велел вечно чтить Гефестиона как героя; об этом пишет большинство. Некоторые же рассказывают, что он отправил к Аммону спросить, разрешает ли он приносить Гефестиону жертвы как богу. Аммон не разрешил.