Николай Эдельман - Ночь в городе

• Название: Ночь в городе
• Автор: Николай Эдельман
• Жанр: Научная Фантастика

---

- А скамейки на что? Я, не будь дураком, вовремя сделал приличный запас и спрятал под платформой.

Он спрыгнул на рельсы и зашагал вдоль станции, пока не скрылся в темноте. Герц слышал только его шаги и какое-то шуршание. Через пару минут он вернулся, неся охапку щепок и обломанных досок.

- А мы не привлечем внимания? - спросил Леонид, забирая у него груз.

- Тут кругом никого нет. Разве что покойники.

- И тут покойники!

- Ага. Без них у нас никак нельзя. Помнится, на том краю платформы валялась пара скелетов. Они и сейчас должны там лежать. Хочешь, сходи, посмотри.

- Нет уж, спасибо, - отказался Герц.

Симон сложил из щепок небольшой костер и зажег его. Пламя поднялось высоко вверх, осветив колонны, мрачные фигуры, как будто ожившие и сделавшие соседство с ними ещё более неуютным, когда отблески огня запрыгали по ним, создавая резкие меняющиеся контрасты между светом и тенью на их революционных рожах, и грязную платформу, заваленную консервными банками и бутылками, и Герцу показалось, что на другом конце платформы действительно виднеются белые кости. Симон стал шуровать в рюкзаке, доставая консервы. Пока он занимался едой, Леонид пошел осмотреть станцию. Скульптуры на другом её конце изображали мирных людей, занятых созидательным трудом во благо отчизны: поселян и поселянок, собравших богатый урожай, матерей с упитанными детьми, мускулистых спортсменок, шахтеров в касках, пролетариев в спецовках.

Когда он вернулся к костру, Симон стоял перед колонной и читал написанные краской на её полированной мраморной поверхности буквы.

- Хм, занятно, - произнес он.

- Что там? - спросил Герц, подходя ближе.

- Кто-то возвращался из Центра, видать, - сказал Симон. - Прочти.

Леонид прочел. Неровными буквами, с ошибками, там было написано:

"диржал в диснице своей семь звесзд и из уст Ево выходил острый с обеих сторон меч и лице ево как сонце сияющщее в силе своей"

- Не Джери ли писал? - пробормотал Герц, - в его стиле. Это же цитата из Откровения.

- Что ты бормочешь? - спросил Симон.

- Я говорю, это цитата из Откровения, - сказал Леонид громко.

- Вот и я говорю, - ответил Симон. - Видать, из Центра человек шел.

8.

Он сидел прямо напротив распахнутой двери, и оттуда, из непроглядной темноты, дул ветер, принося сухую пыль, окурки, а иногда - сладко-кислый противный запах гниющих овощей. Полный мрак только иногда нарушали огни редких автомобилей, проносившихся по улице. Где-то невдалеке раздались автоматная очередь и звон разбитого стекла.

Леонид сделал жест, употреблявшийся в Древнем Риме, ткнув отогнутым большим пальцем в опустевший стакан, и Эрвин плеснул туда неразбавленного виски.

- Как приехал в город, все пьешь, - проворчал он. - Совсем сопьешься.

- Может быть, я этого хочу. А тебе какое дело? Пока что у меня есть чем платить за выпитое. Вон, те тоже только и делают, что пьют, - Герц показал на соседний столик, где трое мужиков уничтожали одну бутылку за другой; с ними были две пьяные шлюхи, одна из которых расположилась в кресле вниз головой. Ее ноги перевешивались через спинку кресла, юбка задралась, и её кавалер терся щекой о её бедро.

- Они не пьянеют, - сказал Эрвин.

- Вот и глупо. Зачем пить, если не пьянеть. Тогда и воду можно пить, тем более она горло не дерет.

- Вот сопьешься...

- А я уже спился. Это мое дело. Как у вас в городе можно прожить, не накачавшись как следует. И вообще, отстань от меня, - он махнул рукой. - Ну не могу, н е м о г у я не пить!

- С тех пор, как все это случилось? Так может, тебе лучше уехать?

- Зачем? Везде одно и то же. И пил я всю жизнь, с тех пор, как понял, что энтропия преследует меня, и избавиться от неё невозможно. Думаешь, от неё можно где-нибудь спрятаться?

На тротуаре перед открытой дверью появился человек. Он держал в руке пистолет и ожесточенно отстреливался; Леонид услышал удар, треск, грохот, и в полукруг света, лежавший на асфальте, влетел, падая, мощный шоссейный мотоцикл. Он по инерции волочился боком по мостовой, и не успел ещё остановиться, как человек с пистолетом подскочил к нему и всадил всю обойму в мотоциклиста в черном комбинезоне. Потом он заглянул в дверь, вошел, выставив пистолет перед собой, постоял несколько секунд, глядя на развалившуюся в кресле проститутку, подошел к стойке и хлопнул по ней ладонью.

- Джин! - потребовал он, выхлебал содержимое стакана, кинул на стойку несколько монет и вышел наружу. Там он выстрелил ещё раз. Вслед за выстрелом раздался удар, и отсветы пламени озарили стены домов на другой стороне улицы.

- Хороший мотоцикл был, - заметил Эрвин.

- От шестого же часа тьма была во всей земле до часа девятого; а около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? выдал очередную цитату Джери.

В двери возникла, как будто вынырнула из моря мрака, девушка. Яркие накрашенные губы выделялись на её красивом лице; она была почти совсем голая, если не считать микроскопического купального костюма, едва прикрывавшего её интимные места. Она постояла несколько секунд в дверях, потом пошла прочь, покачивая широкими бедрами.

- Они больше не пользуются иглами, - сказал Эрвин. - Теперь они отращивают длинные ногти, остро затачивают их концы и смазывают ядом. Считают, что так надежнее, - он хмыкнул и произнес непечатное слово.

Герц опустил тяжелую голову на руки. Какой мрак на улице, и какая тоска... Кажется, подходящий момент встать, выйти из двери и просто идти по тротуару, выщербленному до грунта, переступая через еле различимые в темноте кучи мусора и огибая ржавые корпуса автомобилей. А там - случайная пуля, выпущенная Ночным Снайпером из покинутого дома, или вылетающий из-за поворота черный лимузин, свет фар выхватывает на мгновение из темноты стены домов, удар...

Да, разумеется, все вышло именно так, как он ожидал. Ему давно было известно, что вся жизнь - иллюзия, и все цели и желания - иллюзорны, и что наметив цель, ты никогда её не достигнешь - любая дорога уведет тебя в сторону. И все иллюзии воплотятся в реальность, все неясные мечты и устремления, приходящие к нам в виде эфемерных облачков, приносимых ветрами, достигающими иногда нас из-за безбрежных океанов вечности, с берегов непознанного и непознаваемого, приобретут законченную четкую форму, и мы уже вполне сможем разобрать её и понять, чего же, собственно, хотим, только оставив свою телесную оболочку в этом мире и попав в мир иной в виде квинтэссенции своей духовной сущности - то есть эфемерное сделав реальным и доступным конкретному восприятию, став самим эфемерными. Так чего же он недоволен? Все произошло даже помимо его желания - он как будто попал в гигантскую воронку, откуда был только один выход - на дно.

Когда веришь, не говоришь: "я верю потому-то". Да, верую, ибо абсурдно - не потому верую, что такой мракобес и враг истины, а потому что если бы не было абсурдно, то не верил бы, а знал. Вера неуместна в обыденном мире с его причинно-следственными связями, логикой рациональности и стремлением к устройству земных дел, а если кто убеждает себя, что верит, так только для того, чтобы иметь якорь спасения на все случаи жизни, и руководствуясь тем же принципом причинности, когда за каждым действием следует либо награда, либо наказание.

Одно цепляется за другое; чтобы изменить что-то, надо изменить весь мир. Неверующий не увидит чуда, потому что в его мире чудес не бывает, даже если они будут происходить у него под носом. Для того, чтобы его разглядеть, надо изменить всю систему мировоззрения, то есть изменить самого себя - ибо душа выворачивается наизнанку, как резиновая перчатка. Внешний мир равен миру внутреннему и наоборот. Бросая взгляды из-под сводов черепа, не знаешь, куда ты смотришь - вовне или внутрь. Стоит ли менять себя, идти на такую жертву? Втайне каждый влюблен в себя, и Герц даже гордился своими слабостями и пороками, так как именно из них слагалась его личность, которую он любил за её незаурядность и оригинальность. Но вот ведь в чем дело: то, что он просил, он просил для своей личности! И получив то, что заказывал, он получил бы это для другой личности. Но нужно ли ей будет то, что он просил сейчас? Все равно что найти такое решение уравнения, которое изменяет само это уравнение. И к тому же он боялся, что жизнь и на этот раз обманет его, как обманывала всегда, и он снова останется в дураках, не сумев точно сказать, что ему надо, и в результате получив взамен что-то совсем другое. Да, страх - вот что самое главное. Тот же самый страх, что за все придется платить.

И вот в этот самый момент, достроив всю логическую цепочку, он понял, что рассчитывать ему не на что. Каким он был, таким и остался. Для того, чтобы получить подарок, достаточно поверить, что это просто подарок. А он поверить не сумел. Никто не собирался его обманывать, требовать его душу, заставлять менять себя. Просто: "мы таких не обслуживаем". И что дальше? Кабак, выходящий на ночную улицу - тот самый, что был раньше, или совсем другой, при всем их мнимом сходстве?