Салли Боумен - Темный ангел

• Название: Темный ангел
• Автор: Салли Боумен
• Издательство: Эксмо-Пресс, Континент
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001377-9

Никто из гостей на приеме, устроенном в честь кометы Галлея, не подозревал, что эта волшебная ночь завершится жестоким убийством, отбросившим зловещую тень на целых три поколения династии Кавендишей. Ни один мужчина этого семейства не мог противиться чарам обворожительной и опасной Констанцы. Любовь, надежда, обман – все смешивается в темном водовороте страсти, в который затягивает их блистательная и по-своему несчастная Констанца. Ее мрачная тайна становится проклятьем прежде всего для нее самой.

---

– Это я знаю. – Штерн опустил глаза, его взгляд был прикован к бокалу вина. Он стал возить его взад и вперед по темной полированной поверхности стола. Слуги отсутствовали: между Констанцей и Штерном возвышалась лишь огромная пирамида фруктов и серебряный канделябр примерно двух футов высотой. Констанца взглядом, полным отчаяния, обвела комнату. Массивные кресла, потрепанные знамена с выцветшими геральдическими эмблемами, тусклые картины с изображениями шотландских равнин. «Все в этом доме непомерно большое, – подумала Констанца. – Даже в креслах я тону».

– Через год я могу приобрести Винтеркомб, если он нам понадобится, – внезапно подал голос Штерн, не глядя на нее. – Дом отдан мне в залог в связи с займом. Я могу в любое время потребовать уплаты долга. – Он поднял глаза. Констанца, не отрываясь, смотрела на него. – Я могу завладеть Винтеркомбом, – ровным голосом продолжил он, – и не только им. Ты знаешь, что мне принадлежит поместье Арлингтонов?

– Нет.

– Я купил его после смерти Гектора Арлингтона. Кроме того, я владею угодьями Ричарда Пиля. Ты помнишь Пиля, старого приятеля Дентона, который был просто счастлив получить совет по вложениям от еврея и куда менее счастлив, если бы этот еврей оказался за его столом? Он умер прошлой осенью. Я купил имение у его душеприказчиков. У него не было детей.

– Арлингтоны, Пиль и Винтеркомб? Все это можно объединить.

– Естественно. Стоит вопрос и о землях Джейн Канингхэм. Ей принадлежит самый большой кусок. Она говорила мне, что хочет его продать.

– И ее земли граничат с землями Винтеркомба… – Констанца пожирала Штерна глазами. – Ты можешь объединить четыре поместья и сделать из них одно?

– Могу. – Им явно овладела усталость. – Может, еще и этот замок. Мне тут нравится. Я люблю пространство. – Встав, он посмотрел на нее из-за стола. – Когда я был ребенком, я мечтал о просторах. В доме, где я вырос, было только три комнаты. И ты никогда не мог там уединиться. Однако, насколько мне помнится, ты не испытывала желания обсуждать жизнь в Уайтчепеле.

Штерн повернулся. Он подошел к высокому окну, отдернул плотную штору и выглянул из него. Стояло полнолуние, и сияние луны чуть не ослепило Констанцу, когда из-за плеча мужа ее лучи брызнули в комнату. В ночном небе звезды виделись кусочками льда. Она отвела глаза от их россыпи и уставилась в тарелку.

– Только в этом, Монтегю, причина твоей любви к земле?

– Не только. Нет. Я всегда хотел иметь место, по которому мог бы прогуливаться. Ты как-то сказала, что дети не интересуют меня. Ты ошибалась. Я хотел бы иметь ребенка – сына. И я бы со своим сыном гулял по своим землям. Может, я заложил бы основу династии. – Он помолчал. – У меня есть мечта, неотвязная мечта, которая не отпускает меня вот уже много лет. Во сне я ясно вижу облик своего сына. Его лицо, его волосы – каждую черточку. Как мы гуляем с ним по нашим владениям. Мы просто осматриваем их и знаем, что они практически безграничны. Мы можем идти весь день и не добраться до их границ. Порой мы останавливаемся в центре наших земель. И я говорю сыну: «Это твое. Бери». – Он прервался. – Мой сын, конечно, будет отличаться от меня. Он вырастет по-настоящему свободным. Но в любом случае я ни в чем тебя не уговариваю. Это только мечта.

– Я бы предпочла считать, что ты все же убеждаешь меня, – тихо сказала Констанца.

– О, конечно. Прошу прощения. Я не хотел проявлять неуважение к тебе.

– В своих снах ты всегда наедине с сыном, Монтегю?

– Да.

– И меня там никогда нет… даже сейчас?

– Пока нет, моя дорогая. Я уверен, что это изменится и ты появишься. Наверно, мне надо привыкнуть к нашему браку.

– Я бы хотела быть там. – Констанца не поднимала глаз от тарелки.

– Ты присутствуешь в моих снах, Констанца. И уже некоторое время.

– Ты уверен? – Она взволнованно повернулась к нему и протянула руку.

– Ну, конечно же. – Тон у него был куда мягче, чем раньше. Приняв руку Констанцы, он склонил голову поцеловать ее. – Какое у тебя печальное лицо, – сказал он. – В чем дело? Я огорчил тебя?

– Немного.

– Скажи мне, в чем дело. Я этого не хотел.

– Я сама не уверена. Мне бы не хотелось жить в Винтеркомбе. Он слишком напоминал бы мне о прошлом. О моем отце…

– Тогда мы оставим эту идею и выстроим свое маленькое королевство где-то в другом месте. Подумай об этом, а когда ты придешь к решению, мы изменим наши планы. – Он помолчал. – Я думаю, дело не только в Винтеркомбе, не так ли? Есть что-то еще?

– Думаю, что да. Ты любишь меня, Монтегю?

– Ну и вопрос, который жена задает мужу! Конечно же, я люблю тебя, Констанца. И очень сильно. – Он нахмурился. – Может, я не могу выразиться со всей ясностью. Моей натуре свойственна уклончивость. Я пытался дать тебе понять… – Он остановился.

– Можешь ли ты… по-настоящему любить меня, Монтегю? – Стремительно вытянув руки, импульсивным жестом Констанца умоляюще вцепилась в салфетку. – Я думаю, этого хватит, если ты по-настоящему полюбишь меня.

– Могу ли я тебе кое в чем признаться? – Штерн отодвинулся. – Это ответ на твой вопрос. Хочешь знать, когда я впервые обратил на тебя внимание?

– Да.

– Когда мы вернулись из оперы, тогда давали «Риголетто». Мы стояли в гостиной Мод. И ты рассказывала мне, что, по-твоему, происходило в опере после того, как опустился занавес.

– Именно тогда?

– Думаю, что да. Все эти намеки на твою мать и ее происхождение – знаешь, ничего этого не было нужно. Я знал, что женюсь на тебе, за несколько месяцев до твоего предложения.

– Не могу поверить! Ты все время подшучивал надо мной… – Констанца вскочила.

– Как тебе угодно. – Штерн пожал плечами. – Ты ошибаешься. Я не мог рисковать подшучивать над тобой, не говоря уж о том, что я этого не хотел. Я рассказываю тебе, о чем я думал. Что мы поженимся, что у нас появятся дети…

– Но ты же в то время продолжал встречаться с Мод!

– Все равно.

– И ты принял решение… даже такое… столь же холодно?

– В то время оно не казалось холодным, хотя решения такого рода лучше принимать в спокойном состоянии. Я предполагаю, что ты совершенно бесстрастно рассчитала, как приступишься ко мне. Мы одной породы. Если бы ты поняла, что мне стоит хоть немного доверять…

– А ты мне доверяешь?

– Пытаюсь.

– Ты не заставишь меня жить в Винтеркомбе?

– Нет. Я вообще никогда не стану заставлять тебя делать что-то против твоих желаний. – Он помолчал. – Я думал, скорее всего я ошибался, что ты питаешь привязанность к этому месту.

– К этому дому? Нет.

– Может, к кому-то конкретно?

– Нет. Не сейчас.

– Например, к Окленду?

– При чем тут Окленд? Почему ты о нем заговорил?

– Без особых причин. Просто у меня было такое впечатление.

– Мы с Оклендом старые враги. И теперь я о нем вовсе и не думаю. Окленд мертв. Теперь у меня новые соперники, Монтегю. Посмотри – я ношу на пальце его кольцо.

– Ты всегда любила кольца, – ответил Штерн, глядя на узкую кисть, которую Констанца положила перед ним.

– Только одно из них имеет для меня значение.

– Это правда?

– Конечно. Ведь я теперь жена. То есть… почти жена.

– Не сделать ли тебя настоящей женой?

Таков был ответ Штерна, и здесь прерывается повествование Констанцы и об этой ночи, и о ее медовом месяце. Возникает разрыв – в буквальном смысле слова, ибо дальше идет половина пустой страницы. Затем следует несколько предложений почти неразборчивым почерком.

«Монтегю был так добр, так мил, терпелив и внимателен. Никаких игр, никаких слов. Я предстала не в лучшем свете. Я кровоточила. Я ждала. Я думала, он скажет, что я тощая и неуклюжая, но он не позволил себе ничего подобного. Я предполагала увидеть в его глазах неприязнь ко мне, но ее не было. Я думаю, это смутило меня. Я делала ужасные вещи. Я звала тебя по имени, папа, три раза.

Потом я стала справляться лучше. Монтегю никогда ни о чем не спрашивал меня. Он все время был очень внимателен ко мне. Когда он касался меня, я обмирала. Он никак не мог пробудить меня. Я хотела, хотела, хотела проснуться. Мы должны были продолжать наши попытки: мы не могли остановиться. Я должна держаться за него. Я должна сказать ему, но боюсь. Все эти тайные истории. Все эти маленькие ящички… открывать ли их все – или только некоторые?»

* * *

– В таком случае расскажи мне, Констанца, – сказал ей Штерн.

Еще не закончился вечер после приема у Стини, Констанца с мужем вернулись в свой последний из арендуемых ими домов. Было десять вечера, и телефонному звонку, который так изменит их жизнь, предстояло раздаться только через час. Штерн расположился у камина, а Констанца с напряженным и замкнутым лицом расхаживала по комнате. Щепетильная в таких делах, она еще сохраняла в своем наряде следы траура по Мальчику – длинное платье из ткани приглушенного цвета лаванды. Оно представляло собой компромисс между модой и необходимостью выражать скорбь. Но даже в этом случае можно было понять, что Констанца восставала против слишком жестких ограничений, ибо в руках она держала великолепный шарф, расцвеченный самыми яркими красками – индиго, киноварь, фиолетовый. Расхаживая, она теребила его в руках, порой пропуская его яркие цвета меж пальцев, унизанных кольцами.