Анита Миллз - Опасная игра

• Название: Опасная игра
• Автор: Анита Миллз
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999

Скромная, прелестная учительница с Восточного побережья и профессиональный игрок, скрывающийся от полиции, — судьба свела их вместе на просторах Техаса. Случайные знакомые, вынужденные выдавать себя за супружескую пару, они только и думали, как избавиться друг от друга, но, когда миновала смертельная опасность, оказалось, что чувство более необъятное, чем бескрайние техасские просторы, связало их неразрывными узами.

---

Смотреть на это было невыносимо; она отошла от окна и села на край кровати. Пружины под матрацем зловеще заскрипели и стремительно опустились вниз. Отломив небольшой кусок хлеба, она окунула его в бульон и положила в рот, утешая себя мыслью, что это лучше, чем ничего. Но вскоре пришла к выводу — если и лучше, то ненамного: под покрывавшей бульон пленкой жира была пересоленная жидкость, сильно отдававшая луком. Да, таким варевом она не стала бы потчевать своих гостей ни при каких условиях.

Некоторое время спустя в дверь тихонько постучали. Наверное, мексиканка принесла наконец ей платье, решила она, и, отодвинув засов, торопливо распахнула дверь. Она снова ошиблась — это был Мэтью Маккриди с большим саквояжем в одной руке и чем-то вроде свернутой салфетки в другой.

— Сюда нельзя, — выпалила она, поспешно прячась за дверь и пытаясь закрыть ее. — Вам придется прийти попозже.

Но он опередил ее и успел вставить в щель ногу. Никак не реагируя на ее смущение, он прошел в комнату, а Верена, словно оцепенев, так и продолжала стоять у двери. Еще больше она была поражена, когда он, положив сверток на сиденье стула и опустив на пол саквояж, снял с себя пиджак и повесил его на спинку стула. Скрестив на груди руки, Верена локтем толкнула дверь и буквально взорвалась от возмущения:

— Вы соображаете, что делаете?! Разве вы не видите, что я не одета?

— Тсс! А то еще подумают, что мы ссоримся.

— Мне безразлично, что там подумают! — Она обвела взглядом комнату в поисках чего-нибудь тяжелого, но ничего подходящего не увидела. — Сейчас же убирайтесь из моей комнаты! Вы слышите? Убирайтесь отсюда!

Но он как ни в чем не бывало, не торопясь развязывал свой узкий черный шелковый галстук. Вне себя от негодования, она бросилась было к окну, чтобы позвать на помощь, но вовремя спохватилась, представив на секунду, кем может оказаться тот, кто придет на ее зов, и к чему это может привести. Боясь, что ее услышит кто-нибудь вроде Эла Томпсона, она даже понизила голос:

— Ответьте мне все-таки: что вы здесь собираетесь делать?

Он окинул ее ироническим взглядом (в его почти черных глазах так и запрыгали озорные чертики) и с затаившейся в уголках губ улыбкой ответил:

— Всего лишь поудобнее устроиться и выспаться.

— Послушайте, если вы посмеете притронуться ко мне хоть пальцем, я подниму на ноги весь дом. Буду кричать до тех пор, пока сюда не придет лично шериф Гуд.

Видя, что на Маккриди это не производит ни малейшего впечатления, она пригрозила:

— Скажу ему, что вас разыскивает полиция — что вы силой пытались мной овладеть… что в…

— Я принес вам жареного цыпленка, — негромко проговорил он.

— Да вы меня совсем не слушаете! Повторяю — я раздета, и вам здесь не положено находиться! Это, в конце концов, неприлично!.. — И тут до ее сознания наконец-то дошел смысл сказанных им слов; после короткой паузы она недоверчиво спросила: — Вы что, принесли мне еду?

— Там у меня три куска цыпленка. — Уже не пряча улыбки, он окинул Верену неторопливым взглядом и проговорил: — Никогда не мог понять, почему это женщины считают себя голыми, если на самом деле все у них остается прикрытым.

— Будь у вас хоть какое-то представление о благопристойности, вы бы и сами догадались, — отозвалась Верена. — Так где же она?

— Что именно — моя благопристойность или еда?

— Еда, конечно.

— Я положил ее на стул. Можете пойти и взять, — произнес он небрежным тоном, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.

Видя это, она на какой-то момент даже лишилась дара речи, но быстро пришла в себя и холодно произнесла:

— Может быть, я и голодна, мистер Маккриди, но не до такой же степени.

— Как вам будет угодно. Раз вы отказываетесь, я и сам могу это съесть — где-нибудь поближе к вечеру, до того как отправиться на боковую. Накормив такую ораву, миссис Гуд вряд ли станет сегодня готовить еще что-нибудь существенное.

— Ну так знайте, отправляться на боковую — что бы вы под этим ни подразумевали — вы будете где угодно, только не здесь.

Он посмотрел сначала на кровать, потом на нее и деловито произнес:

— Знаете, хоть я и говорил, что вы малость тяжеловаты, много места, пожалуй, вы не займете. Давайте сделаем так — берите с собой в постель эту вашу булавку и, если я во сне перекачусь на вашу половину кровати, вы меня ткнете ею, и все будет в порядке.

— Что, что? — ошеломленно выдохнула она. — Неужели вы хоть на секунду могли предположить, что я?.. Так вот, сейчас же выбросьте эти глупости из головы. Это моя комната, мистер Маккриди! Не знаю, что вы там еще задумали, но со мной такие номера не проходят!

Заметив в углу, за пустой круглой печкой, ржавую кочергу, она потихоньку стала к ней приближаться. Краем глаза она видела, что он снимает рубашку.

— В последний раз спрашиваю: вы уйдете отсюда?

— Сначала я должен умыться.

— Умывайтесь где-нибудь в другом месте. Уверена, у них во дворе есть водяной насос. А потом можете отправляться под какое-нибудь дерево и там ложиться — глядишь, и успеете до нашего отъезда проспаться после всего, что вы выпили.

— Кроме лимонада, я ничего не пил. Шериф, естественно, не стал бы давать этой и без того уже развеселой компании чего-нибудь более крепкого.

— Мне безразлично, что вы там пили, — отрезала она. — Меня, к вашему сведению, интересует сейчас одно: поскорее бы вечер, когда я наконец-то доеду до Колумбуса!

Схватив кочергу, она резко повернулась к Маккриди, но тот и не думал уходить из комнаты; рука его потянулась к кувшину с водой. Она занесла над собой свое оружие, а у него лишь слегка приподнялась бровь:

— Знаете, прежде чем вы начнете размахивать этой штукой, хотел бы вам сообщить, что линию смогут починить не раньше, чем завтра днем. Оказывается, покоробился один из этих чертовых рельсов.

— Что, что? — почти взвизгнула она.

— Должен заметить, что для образованной девушки вы слишком любите переспрашивать.

— Не хотите же вы сказать, что после всех жутких мучений — а иначе эту поездку не назовешь — мы еще вдобавок застряли в каком-то богом забытом месте?

— Да. Похоже, что из-за жары на целом участке пути повело рельс — так, по крайней мере, объяснили ремонтники. Если не удастся выпрямить, им придется ехать за новым рельсом в Харрисберг. Так что, моя дорогая Бесс, ничего не остается, как примириться с этим и устраиваться здесь на ночь.

— О нет, только не это! Я не останусь в одной комнате с вами ни за что на свете, мистер Маккриди!

Ухватив кочергу обеими руками, она угрожающе замахнулась ею и ровным голосом отчеканила:

— Спрашиваю — в последний раз: вы — уберетесь — отсюда — или — мне — проломить — ваш — тупой — череп — этой — кочергой?

Прежде чем она успела сообразить, что происходит, он схватил ее за руку и силой вынудил опустить кочергу. При этом он так близко наклонился к ней, что она почувствовала на своем лице его теплое дыхание:

— Ну, знаете, если ваша мамочка была такой же, как вы, то мне становится понятно, почему ваш родитель бросил ее.

От этих слов у нее округлились глаза, а он кивнул головой и неумолимо продолжал:

— А теперь, мисс Верена, давайте-ка проясним кое-что. Во-первых, я так же устал и так же раздосадован, как и вы. Во-вторых, соблазнять такую фурию, как вы, меня и под дулом пистолета не заставишь. В-третьих…

Она вскинула подбородок:

— Вам вовсе не обязательно быть таким грубым и так оскорблять меня, мистер Маккриди.

— В-третьих, если вам так хочется поднимать шум, — пожалуйста, сколько угодно, но я бы советовал прежде хорошенько подумать. Когда начнет темнеть, каждый уголок, каждая щель в этом доме заполнятся недовольными, раздраженными пассажирами. Уже сейчас пришли к выводу, что придется разместить от тридцати до сорока пассажиров на передней веранде. Пока что вы вызываете у всех — за исключением, конечно, меня — жалость и сочувствие, но если по вашей милости станет известно, что мы не муж и жена, вы влипнете в большие неприятности, оказавшись одна во власти целой оравы неотесанных и необузданных ковбоев.

Закончив свой монолог, он отпустил ее руку и насмешливо спросил:

— Ну как, вы и сейчас хотите ударить меня этой штукой?

— Хочу, но не ударю. — Ее вдруг охватило отчаяние, и кочерга выскользнула из безвольно повисшей руки. — Ладно, можете укладываться на полу.

Затем она отвернулась в другую сторону и, прислонив голову к стене, добавила:

— Я, мистер Маккриди, совсем не такая, как моя мама…

Пожалуй, он в этой партии сдал не те карты — теперь он хорошо понимал свою оплошность. Он подошел к ней сзади и, чувствуя себя довольно неловко, вздохнул и смущенно произнес:

— Не надо плакать, Верена. Мне не стоило всего этого говорить, тем более что я не знал ни вашей матери, ни вашего отца.

— А я и не плачу, мистер Маккриди, — ответила она устало. — Я вообще никогда не плачу. Мама пролила столько слез, что их с лихвой достало бы на двоих.