Луи-Поль Боон - Моя маленькая война

• Название: Моя маленькая война
• Автор: Луи-Поль Боон
• Издательство: Прогресс
• Жанр: О войне
• Год: 1980

«Моя маленькая война» — одну из самых ярких и эмоциональных книг о фашистской оккупации в Европе.

В основу легли некоторые страницы дневника Л.-П. Боона, который он вёл во время войны , придав этому произведению удивительную, почти документальную достоверность, которая, однако, не снижает высокого эмоционального накала, не снимает остроты авторских оценок. Маленькие рассказы и микроочерки, казалось бы совершенно не связанные между собой, мимолетные, не претендующие на глубину зарисовки неожиданно выстраиваются в пеструю мозаичную и вместе с тем весьма выразительную и яркую картину,

---

Я начал его расспрашивать, помнит ли он это, помнит ли то, а он только повторял смиренным голосом: «Затрудняюсь сказать, менеер…»

И я почему-то вспомнил еще одного человека, который после выхода в свет первого издания этой книги прислал мне восторженную открытку: «Я не могу оторваться от вашей «Маленькой войны», когда дочитаю, обязательно пришлю подробное письмо». С тех пор прошло пятнадцать лет, а я так и не получил от него никаких известий, и это стало для меня постоянным источником угрызений совести: а вдруг он умер во время дальнейшего чтения моей книги?

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

О мертвых не говорят плохо, но что мне придумать, чтобы написать о мадам Ондине несколько добрых слов? Она была настоящей ведьмой, созданной для того, чтобы досаждать людям, портить им настроение, вызывать смуту и наслаждаться войной. Какой неведомый яд разъедал ее душу, отчего она кипела злобой с утра до вечера, с колыбели до могилы? Недотепа муж был целиком и полностью под ее каблуком, и лишь изредка, вырвавшись на свободу, он напивался и кричал, отойдя на безопасное расстояние, что убьет ее. У нее были сыновья-висельники, из которых она пожелала вырастить ангелов и которых каждый вечер за всевозможные прегрешения отправляла в постель без ужина. Она запирала их в спальне наверху, а сама отправлялась к соседям сплетничать и клеветать, оставляя после себя, подобно комете, шлейф ненависти и раздоров. А тем временем ее святые бандиты предавали лачугу огню и мечу. «Мои дети прилично воспитаны», — говорила она. Принадлежать к обществу людей приличных, называться дамой (что вовсе не означает быть таковой) казалось ей наивысшим благом, которого только можно достичь в жизни. И она всю свою жизнь как безумная боролась за внешние признаки этого благополучия, пытаясь заполучить в свои лапы деньги, счет в банке, сберкнижку. Но это ей так и не удалось. Она не могла назвать своей собственностью даже хромоногий старый стул. Однажды ей показалось, что в ее руки наконец-то попало богатство — когда была выиграна-проиграна первая мировая война и разбитые немецкие войска уходили из Фландрии. Я был тогда мальчишкой и помню, как они шли, окровавленные, грязные, в изодранных мундирах. Они пели о войне, которая наконец-то кончилась, и родной стороне, которую они скоро увидят, швыряя по дороге тысячи марок. Никто в те дни не решался выйти на улицу. Кроме мадам Ондины. В измятом платье с пятнами маргарина, с растрепанными космами нечесаных волос, со спущенными чулками она собирала в фартук тысячи порхающих марок. Она остановилась только на мгновение, распрямившись, показала небу свой фартук, битком набитый деньгами, и обнажила в улыбке черные зубы. Потом оказалось, что эти марки ничего больше не стоят и что даже за миллион марок не купить куска хлеба. Она чуть не сошла с ума, когда у нее насильно вырвали из рук потерявшие всякую цену бумажки, чтобы сжечь их во дворе.

— Подождите, вот начнется новая война! — сказала она потом. И начала дрессировать своего мужа и бандитов сыновей в расчете на будущую войну, когда осуществятся все ее мечты. Война началась: младший из ее бандитов погиб на фронте, а старший сделался нацистом. Она к тому времени постарела, поседела, стала совсем больной. Однажды, стоя в очереди — не знаю уж за чем, — она свалилась без памяти и умерла там, где всегда жила — на улице.

Но, умирая, она успела сказать нечто весьма удивительное, что можно рассматривать не только как ее последние слова, но и в качестве последних слов книги:

КАКОЙ СМЫСЛ ИМЕЕТ ВСЕ ЭТО?

SELF-DEFENSE[35]

(Несколько слов в защиту самого себя.) Если в этой книге я постоянно говорю «я», то это скорее литературный прием, потому что на самом деле это означает «вы», — вы, бедные, маленькие, униженные, осмеянные, оплеванные и обласканные люди, которые не находят в себе мужества (или слишком глупы), чтобы выпрямиться во весь рост, и которые смеются вместе со мной над этой книжкой, потому что эта книжка показывает их такими, какие они есть, а кое-где в этой книжке встречается и неприличное «ха-ха!». Однако позвольте мне в порядке лирического отступления сказать несколько слов о себе. Я хочу предложить своему издателю конкурс под девизом: «Пусть каждый напишет свою «Маленькую войну», и в качестве главного приза — трубка, я же с удовольствием поделюсь с соискателями своим опытом и дам несколько советов:

Автор «Маленькой войны» должен прежде всего помнить о том, что книга — это, согласно установившемуся мнению, место общественного пользования, где нельзя ругаться, плевать на пол и будить чью-то задремавшую совесть. Далее, автор должен помнить, что он может держать глаза открытыми, но не должен писать о том, что увидел, потому что это не искусство, как утверждают критики, а простая фотография. Но самое главное — он должен избегать пустынных улиц, где он может столкнуться с человеком, который узнал себя в менеере Сваме, шакале, или в господине из мясного контроля, или в Проске, или, наконец, в господине Н. Нашлись тридцать шесть человек, которые узнали себя в господине Н., одиннадцать человек смотрят на автора ненавидящими глазами, потому что узнали себя в менеере Сваме, тогда как автор имел в виду абсолютно символического менеера Свама. Два человека прислали угрожающие письма, пятеро думают, что их изобразили в образе господина Бооне («…потому что я тоже толстый, — говорят они. — И хотя я живу вовсе не рядом со свалкой, сосед постоянно выставляет за дверь мусорный ящик!»), еще четыре человека остановили жену писателя на улице и возмущенно заявили, что они этого дела так не оставят, а один даже пообещал, что придет в дом и вытащит этого литератора за шиворот из-за пишущей машинки. Другой читатель потребовал указать место рождения, имя и профессию каждого героя книги, как будто писатель ходит повсюду с гроссбухом, в котором каждый оставляет расписку: «Я, нижеподписавшийся, подтверждаю…» Представьте, что будет, если компания железных дорог потребует от меня имена и адреса всех угольных воров? Я вынужден буду ответить: мы воруем по мелочи, а вы оптом, господа! А недавно я получил возмущенное письмо от одного господина: почему я все выставляю в юмористическом свете? Выходит, писатель должен выводить каждую букву на гербовой бумаге, но даже и это, по-видимому, не обезопасит его от беспочвенных обвинений. Менеер, я ничего и никогда не выставлял в юмористическом свете, этак вы и обвинения Чаплина сочтете юмористическими!

— Спорим, что не пройдет и десяти лет, как начнется новая война, — говорит один.

Другой смотрит на него со страхом в глазах — неужели все это придется еще раз пережить? А тут еще эта атомная бомба…

А кто-то третий начинает безудержно ругать это прогнившее… прогнившее… и сам пожимает плечами, потому что не совсем хорошо представляет, что же гниет.

Четвертый спрашивает: «Ты случайно не свихнулся?»

И самый последний, который соглашается с первым, потому что он всегда соглашается со всеми, добавляет: «Я думаю только, что война не начнется скоро, потому что слишком много разрушено», и он хватается за этот аргумент, потому что В ЭТОМ ЕГО УТЕШЕНИЕ.

И последний наказ:

НУЖНО ТРЯСТИ ЛЮДЕЙ, ПОКА У НИХ НЕ ПРОСНЕТСЯ СОВЕСТЬ.

О ТВОРЧЕСТВЕ ЛУИ-ПОЛЯ БООНА

Луи-Поль Боон умер 10 мая 1979 года — умер за письменным столом, работая над очередной рукописью. Так умирают ученые, и так умирают крестьяне, шагая за своим плугом. Труд писателя, ученого, так же как и труд крестьянина, никогда не прекращается, он только разнообразится сезонами и урожайными и неурожайными годами. Так же никогда не прекращался и труд Л.-П. Боона. Он не был крестьянином и мало о них писал, но он унаследовал крестьянскую выносливость и упрямство фламандца, которые помогли ему пережить долгие годы непризнания и оставаться верным своему писательскому долгу: писать правду и только правду, так, как он ее понимал.

Боон писал о людях предместий, которые живут на границе города и деревни. Покинув деревню, они не слились вполне с городом и (как это видно из «Моей маленькой войны» и «Года 1901») каждый день могли наблюдать с порога своего дома за работами в поле, продолжая сохранять незримую связь с землей. Не нужно забывать, что Фландрия до недавнего времени оставалась по преимуществу крестьянской по сравнению с другой частью Бельгии — промышленно развитой Валлонией. Несомненно, это наложило свой отпечаток на творчество Боона и определило психологию его героев: порвав с деревней, они еще не примкнули к рядам рабочего класса, поэтому и социализм, который исповедуют, скажем, персонажи «Забытой улицы», — это не научный социализм современного рабочего класса, а противоречивый комплекс социалистических идей в их ранней стадии развития, выражение извечной мечты трудящегося человека о братстве и счастливой жизни для всех.