Альфред Билл - Невеста оборотня

• Название: Невеста оборотня
• Автор: Альфред Билл
• Жанр: Исторические любовные романы

Захватывающая история происходит в маленьком патриархальном американском городке в канун войны за независимость. Недавно поселившийся в городе француз претендует на сердце юной красавицы. Влюбленный в нее юноша обнаруживает, что личность этого элегантного аристократа окружает зловещая тайна…

---

Вскоре после того как мы повернули обратно по Хай-стрит, он остановился и мягко протянул руку к маленькой уличной замарашке, копошащейся в песке около заборчика, приглашая ее к разговору. Рот замарашки был криво разинут, а тусклые глаза из-под копны бледно-желтых нечесаных волос жадно пожирали графа. Будь я более осторожен, я бы предупредил француза, что это Джин Ван Зайл, дочь городской пьяницы Аджи, чьи злобность и полоумие были позором всей общины. Неожиданно для всех она ударила графа, затем вцепилась в его руку своими грязными мерзкими ногтями и, издав пронзительный вопль, кинулась прочь, в то время как огромная дворняга, ее постоянный спутник и верный товарищ, злобно огрызаясь, припала к земле, словно кто-то неожиданно схватил ее за горло. Я не могу описать звук, который чужестранец при этом издал. На мгновение мне показалось, что голос его звучит по-прежнему. Но сейчас в нем не было прежнего добродушия и веселья. Лицо графа, когда я взглянул на него, налилось густым малиновым цветом, а темно-желтые глаза засверкали, подобно пламени, огненно-красными сполохами. Дворняга, подвывая, вздрагивала и тряслась до тех пор, пока мы не миновали это место.

— Старая крестьянская уловка, — играя шелковистой кисточкой своей легкой трости непринужденно объяснил граф в ответ на мой полный изумления и любопытства взгляд, задержанный на лице француза с вниманием большим, чем приличествовало вежливости. — И ничего более. Все собаки ненавидят меня — за исключением моей собственной.

— У вас есть собака? — удивленно спросил я, так как уже видел его багаж: чемодан и дорожный сундук.

— Она в Нью-Йорке — я оставил это великолепное создание со своим основным багажом. Но я непременно выпишу ее сюда, как только найду здесь для себя подходящее место. Да вот, — внезапно прервал он разговор, остановившись невдалеке от ржавых железных ворот, за которыми мелькнул маленький низкий домик, скрытый от любопытных глаз зарослями безжизненного сада, переходящего в дебри богомолов и сосен, — вот место, отвечающее потребностям моей души: уединенное, но доступное, неприметное, но господствующее над местностью. Мне нужно именно такое.

Мы поднялись по крутой, напоминающей и улочку маленького городка, и грунтовую сельскую тропинку, дорожке, выходящей к полям и рощам окрестных холмов, в полумиле от подножия которых лежал наш городок. Домик, перед которым мы остановились, оказался последним из числа разбросанных по краю местности строений. Старый скряга Питер Армидж жил в этом домишке. Поэтому я сказал графу де Сен-Лаупу, что ему, вероятно, придется немного подождать, прежде чем он сможет стать владельцем этого дома, поскольку старик пока еще выглядит таким же полным жизненных сил, как и прежде.

— Скряга, вы сказали? — со вниманием спросил меня граф, и затем, довольно пофыркивая, добавил. — Но это упрощает дело. Я привык полностью оплачивать свои фантазии, когда нахожу нужным сделать это.

Я объяснил этому богачу из Нью-Йорка, проявившему несомненный интерес к маленькому невзрачному домику на окраине, что старина Питер отверг все предложения о продаже своего владения. Ходят слухи, сказал я, что старик закопал в саду все свои деньги, а потому никогда не вскапывает землю и слушать не хочет о ее продаже, отказываясь даже от самых заманчивых предложений.

— Я все равно стану владельцем этого дома, — убежденно произнес мой спутник. — Старик не откажет мне.

Мне нечего было сказать в ответ на это непонятное упрямство и потому я постарался переменить тему разговора.

— Вон там, сэр, находится единственная, я полагаю, достопримечательность здешних мест — Холм повешенных. — И я указал на небольшую конусообразную возвышенность в паре сотен ярдов от нас (с вершиной, совершенно лишенной какой бы то ни было растительности), у подножия которой проходила серая полоска дороги, уходящей в черные после вспашки поля. И к нему тотчас вернулись его прекрасное настроение и неизменный интерес к происходящим вокруг явлениям.

— Итак, даже здесь, на этой земле свободы и изобилия, — улыбаясь, нравоучительно произнес он, — над человеком должен витать призрак смерти, дабы удерживать его от злых поступков.

— О, это были совершенно особые повешенные, — сказал я ему. — В первые годы после освобождения от Англии палачом, сопровождавшим приговоренных в их последнем несчастном пути, всегда был только один человек, и этот человек был колдуном.

— Как, здесь, на этой просвещенной земле, палачом был колдун?! — Его изумление вызвало улыбку на моем лице.

— Более ста лет назад, — объяснил я ему.

— О, сегодня, несомненно, не найдешь ни одного человека, воспринимающего подобные вещи всерьез.

— Всерьез? Нет, ни одного из находящихся в здравом уме, если не считать, быть может, немногих голландцев с отдаленных ферм. Кстати, преподобный Сэквил, настоятель церкви Св. Михаила, о котором я вам рассказывал, когда мы проходили мимо храма, посвятил свой досуг изучению колдовских таинств.

— Служитель церкви балуется черной магией? Вы удивляете меня!

Нотки порицания в его голосе были настолько искренни и проникновенны, что я дважды взглянул на него, чтобы удостовериться, не разыгрывает ли он меня. Интерес пастора к черной магии был чисто историческим, стал уверять я француза, хотя и отдавал себе отчет в том, что настоятель храма, верящий в Бога, в прошлом все же имел отношения с сатаной и его слугами на Земле, в то время как другие люди рядом с ним с Божьей помощью противостояли дьявольским козням.

— Он считает, что этот процесс противостояния дьяволу уже завершен?

— Пастор придерживается и отстаивает положение, что у нас нет оснований считать этот процесс полностью завершенным, — ответил я, думая о споре, свидетелем которого мне пришлось не так давно быть в дядином доме, и который, как я знал по прошлому опыту, будет продолжен в следующий раз, и пастор Сэквил опять будет загнан в угол аргументами адвоката. Но мосье де Сен-Лауп дал мне понять, что потерял всякий интерес к этой теме, которой мы посвятили последние минуты нашего разговора.

— Давайте еще раз взглянем на этот домик. Он мне вполне подходит.

Мы однако и так уже слишком задержались у этого дома, что вряд ли могло понравиться его странному владельцу. Более того, я заметил быстро промелькнувшую над забором хорошо знакомое мне зеленое пальто; затем среди засохших кустов алтея и тесно переплетенных ветвей ивокоста, шиповника и дельфиниуса, сделавших почти непроходимым лабиринт садовых дорожек, показалась сидящая на изрезанной морщинами шее аскетичная голова старого Пита, всматривающегося в нас тусклыми подслеповатыми глазами.

— Убирайтесь отсюда! Какого черта вы явились сюда и торчите на дороге перед моим домом?! — крикнул он хриплым от ярости и беспомощным от старости голосом.

— Это всего лишь Роберт Фарриер, мистер Армидж, — закричал я в ответ.

Несмотря на ненависть и презрение, которые старый Пит обычно демонстрировал ко всем окружавшим его людям, нас с ним связывало нечто вроде дружбы. Однажды зимним днем, когда он, упав на обледенелой дорожке, сломал себе руку, я, тогда еще мальчишка, оказал старику помощь, но он никогда, хотя бы кивком угрюмой головы, так и не выразил мне свою признательность за эту маленькую услугу.

— Я показываю французскому джентльмену наш город, — добавил я, — и он остановился полюбоваться вашими домом и садом. — Но моя попытка добиться таким образом расположения старого Пита к моему спутнику оказалась тщетной.

— Скажите маленькому толстому лягушатнику, чтобы он со своим восхищением убирался в преисподню! — истошно заорал он. — Восхищение приводит к алчности, а алчность есть порок, толкающий к воровству. — И он потряс перед нами старой мотыгой со сломанной ручкой.

— Несчастный старик. Он берет на себя смелость, несмотря на свои лета, быть столь вызывающе грубым, — прокоментировал происшедшее мосье де Сен-Лауп, как только мы повернули обратно. Француз снисходительно улыбнулся и пожал плечами, но его лицо, с удивлением заметил я, опять стало темно-малиновым, как это было уже один раз, когда он буквально уничтожил взглядом собаку Джин Ван Зайл. Такая глубина чувств по столь незначительному поводу настолько обеспокоила меня, что я, расставаясь со старым скрягой, не обернулся и не пожелал ему всего доброго.

Это может показаться странным, но, расставшись в тот полдень со стариком Армиджем, я унес в своей душе какое-то внутреннее предощущение тех событий нескольких последующих недель, в результате которых побелели мои волосы на висках, стала сухопарой моя правая рука и навсегда был утрачен покой в моей душе.

— Счастливая страна, — возвращаясь к своей обычной манере говорить, произнес мосье де Сен-Лауп, когда я вновь обратил к нему свой взгляд. — Счастливая страна, в которой слабый старикашка вместе со всем своим богатством может одиноко жить в столь уединенном месте. Он живет один, я правильно понял?