Альфред Билл - Невеста оборотня

• Название: Невеста оборотня
• Автор: Альфред Билл
• Жанр: Исторические любовные романы

Захватывающая история происходит в маленьком патриархальном американском городке в канун войны за независимость. Недавно поселившийся в городе француз претендует на сердце юной красавицы. Влюбленный в нее юноша обнаруживает, что личность этого элегантного аристократа окружает зловещая тайна…

---

Ее волнение было таким неподдельным, что дядя не стал настаивать на своем предложении; и действительно, любое иное объяснение увиденного девушкой казалось просто невозможным. С той страшной зимы Освободительной войны, когда индейцы угрожали своими набегами фортам первых поселенцев, стоявшим в безлюдных местностях, подобных нашей, ни один человек в радиусе 20 миль от Нью-Дортрехта даже не слышал о волках. Мистер Сэквил держал большого английского дога, но никогда не выпускал его из дома одного. Кроме того, как сказал мой дядя, стены сада, утыканные по гребню стеклом, являлись непреодолимым препятствием для любого животного. Итак, мы выпили наш пунш; Фелиция пожелала нам спокойной ночи; я ушел домой, в старый отцовский дом у реки, и мои мысли были заняты кузиной и всем тем, что могло бы дать какое-то иное истолкование приключившегося с ней случая. Меня немного удивило, почему все собаки нашего городка захлебываются в неистовом лае. Возможно, влажный ветерок донес до них запах какой-то лисицы, рыскающей в поисках добычи среди отдаленных ферм, думал я.

Но только до наступления следующего утра, когда я был разбужен новостью, принесенной работником с фермы, который на рассвете, укорачивая свой путь, проходил через сад старого Пита и нашел его мертвым на пороге собственного дома с разорванным в кровавые клочья горлом. Следы зверя, сотворившего этот кошмар, оставленные им в пыли доброй половины улиц нашего городка, говорили о том, что это был волк чудовищных размеров. Животное рыскало почти не правдоподобно далеко от тех диких урочищ, где оно только и могло найти некоторую свободу своего существования. Но все эти следы говорили о невозможности какого-то иного объяснения случившейся трагедии. Не удивительно, что собаки нашего городка были так возбуждены! Но это еще не доказывало, что волк мог перепрыгнуть через стены, окружающие дядин сад, не задев их…

Глава 3 ВОЛК! ВОЛК!

Эту страшную весть о старом Армидже я узнал позднее других жителей городка. Но солнце еще не успело перевалить через сосновую рощицу, как я уже был у порога дома старого Пита; в полумраке сумрачного сада на спутанных стеблях увядших цветов все еще искрились печальной чистотой капли утренней росы. Давний пролом в задней стене сада, соблазнивший работника, который первым увидел тело, сократить свой путь на ферму, его зазубренные края и скатившиеся на землю камни наводили на гнетущую мысль о недавнем насилии, как если бы оно было делом рук грубого и жестокого мародера. И что-то ужасное, вызывающее суеверный страх было в этой сцене, на которой небольшие группы невежественных мужланов, возбужденно переговаривавшихся между собой низкими хриплыми голосами, пялили вытаращенные глаза на огромные волчьи следы, хорошо отпечатавшиеся на мягкой земле тропинок, и в большинстве своем отводившие глаза от темно-красных пятен, густо замаравших каменные ступени крыльца, поднимавшиеся к двери на кухню.

Тело было внесено в дом, где его осматривали судебный следователь и сам шериф; и прежде чем я воскресил в памяти нашу последнюю встречу со стариком, случившуюся за день до его гибели, Джек Данкад, констебль, назначенный охранять следы преступления от любопытства досужих зевак, попросил меня войти в жилище и рассказать о том, что мне было известно. Если сад был запущен, то кухня была еще более мрачной и угрюмой, и холодный свет, проникающий внутрь из единственного окна, высвечивал грубые, неотесанные доски грязного пола и стены с потрескавшейся, подправленной кое-где на скорую руку штукатуркой, покрытой коричневыми и зелеными пятнами сырости и плесени. Застоявшийся воздух был густо пропитан запахом несвежего постельного белья. И когда я увидел недавнего владельца этого жалкого дома, чье окостеневшее тело лежало сейчас на потемневшем от старости кухонном столе, сколоченном из сосновых досок, увидел его худые, угловатые ноги, торчащие из-под короткой, запятнанной кровью ночной рубашки, когда заметил его чашку и тарелку с лежащими на ней ножом и вилкой, приготовленными им на утро за несколько часов до своей ужасной смерти, внезапные жалость и сострадание нахлынули на меня. Он выглядел таким маленьким и хрупким, таким неспособным нанести ближнему малейшую обиду; и такой жалкой глупостью казались сейчас все годы его строгого самоограничения, принесшие ему лишь накопление богатства, которыми он уже никогда не воспользуется, и всеобщий ужас, в котором не было места ни сожалению, ни печали, и его гибель, вынуждая полицейских заниматься ее обстоятельствами, заставила шерифа лишь кипеть от злости, а для маленького доктора Ван Рейна обещала стать случаем необычайной важности.

К своему удивлению, я нашел преподобного мистера Сэквила рядом с двумя полицейскими офицерами. Но из его ответов на вопросы, которые они ему задавали, я вскоре понял причину его присутствия здесь. Поднявшись по привычке рано утром, пастор, как обычно, направился к калитке своего сада, чтобы пригласить своего дога составить ему компанию за завтраком. Он нашел великолепное животное мертвым, убитым единственным чудовищным укусом, переломившим собачий хребет у основания черепа. В течение ночи пастор не слышал необычных звуков, разве что его дог лаял время от времени — но все собаки в городе делали, кажется, то же самое. Схватки не было, только бесшумный прыжок сзади. Единственная рана и следы на рыхлой земле доказывали это.

Все это время, можете быть уверены, я не забывал об испуге Фелиции в дядиной гостиной. Не было ли наше объяснение случившегося ошибочным? Не смог ли этот огромный зверь перепрыгнуть через стены сада? Но если смог, то почему эта свирепая тварь пронеслась мимо моего явно открытого окна? Я не упомянул, однако, об обстоятельствах моего допроса. Ван Рейн излишне докучал мне своим присутствием, и я решил, что не предоставлю ему ни одного шанса продемонстрировать свою власть, изводя мою милую кузину своими глупыми вопросами. Полицейский напомнил мне некий персонаж аттракциона с нанесенным на лицо мертвенно-бледным гримом, когда поднял замызганный прямоугольник кухонного полотенца, закрывавший лицо и грудь старого Пита, и предложил мне опознать убитого, так как я был одним из тех, кто видел несчастного и разговаривал с ним за день до его смерти. Если бы возможно было допущение, что все, что угодно, но только не челюсти ужасного зверя нанесли эту рваную рану, то вопросы полицейского и его метод ведения допроса наводили на мысль, что виновным в совершении чудовищного убийства он считает меня.

Не открывал ли я калитку и не входил ли я в сад во время своей беседы со старым Питом? Не находился ли я с ним наедине некоторое время? Я уверен, что полицейский был разочарован, узнав, что мосье де Сен-Лауп был со мной повсюду и я ни на мгновение не оставлял его в одиночестве. Ван Рейн под горячую руку тотчас вознамерился вызвать на допрос и его, как дверь отворилась и на пороге возник сам мосье де Сен-Лауп, оживленно бранившийся с Джеком Данвудом, который безуспешно пытался воспрепятствовать его проникновению в дом.

Первой моей мыслью было, что француз с трудом сдерживает волнение. С его лица исчез прежний румянец; темные круги легли под его глазами; мне показалось, что какое-то тайное страстное желание мелькнуло в быстром взгляде, которым он окинул комнату и ее обитателей. Впрочем, холодный свет раннего утра и потрясающие воображение подробности преступления вполне объясняли его состояние. Мосье де Сен-Лауп был так же тщательно одет и выбрит, как и накануне, но с мягкими чертами его добродушного лица не гармонировали уставшие глаза, взгляд которых поражал серьезностью, которую я не предполагал в них обнаружить. Когда он был приглашен на допрос, то спокойно выдержал суровое испытание ужасным зрелищем, открывшимся ему на досках стола, и на все вопросы полицейских отвечал с удивительной ясностью и, я бы сказал, ловкостью, тем более что говорить ему пришлось на чужом для него языке.

Но прежде чем судебный следователь закончил свой разговор с французом, я заметил кое-что, заставившее меня задуматься. Я почувствовал легкий толчок локтем в бок и, подняв голову, встретился взглядом с умными, проницательными глазами старого священника, заставляющими меня еще раз взглянуть на тело старого Пита. С большой неохотой я сделал это, но так и не смог догадаться, куда именно клонит пастор. Медленное истечение крови из раны было той единственной неожиданностью, которую я заметил. Кровь вытекала, и я предположил, что именно это обстоятельство, словно молния, поразило богатое воображение пастора, никогда не покидающее его на глухих нехоженых тропинках исторических исследований. Он подробно рассказал нам об этом, когда мы с ним и мосье де Сен-Лаупом спускались с холма, после того как судебный следователь отпустил нас. А я тем временем с интересом отметил забавную разницу между этими двумя людьми: маленьким, полным, разговорчивым и жестикулирующим французом, и сухопарым семидесятилетним мистером Сэквилом ростом в 6 футов и 3 дюйма , с ниспадающими на плечи густыми серебристыми локонами, здоровым румянцем на аскетичных щеках, сдержанными, но остроумными каламбурами, слетающими с губ этого человека, которого так и не смогли сломить семь лет гонений за верность королю Георгу III: