Артур Херцог - Смерть среди айсбергов

• Название: Смерть среди айсбергов
• Автор: Артур Херцог
• Издательство: Авенис
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-7337-0071-8

Древние называли его «орка оркинус» – несущая смерть. Самое сильное теплокровное животное на Земле – касатка – обладает уникальной памятью и может вспомнить обидчика через много лет... Охотясь на касатку, Джек Кэмпбел вытащил из воды самку-китиху. Она погибла, а вместе с ней погиб и ее не успевший родиться детеныш.

Это кровавая сцена происходит на глазах друга самки – кита, с которым ее всегда видели вместе. Теперь Кэмпбелу предстоит узнать, что способность китов любить и ненавидеть – это вовсе не вымысел... Кит начал мстить людям. Людям, близким Джеку, но к капитану Кэмпбелу у кита был свой особый счет. Когда от рыбацкого поселка мало что осталось, обоим – и Кэмпбелу, и киту, – стало ясно: они должны сойтись в поединке, который для кого-то из них окажется последним…

Поставленный по роману фильм Дино де Лаурентиса был хитом советского кинопроката.

---

Древние римляне называли этого кита Orcinus orca – «Несущий смерть».

Сейчас им не особенно подходит это название, подумал Кэмпбел, наблюдая за китами. У них были высокие спинные плавники, плоский хвост и черные обтекаемые тела с белыми животами, вокруг глаз тоже были белые пятна. Шкура китов была гладкая и лоснящаяся. Они сочетали в себе мощь и изящество и, несмотря на апатичность Кэмпбела, произвели на него впечатление.

– Кит-убийца может быть другом человеку. Бывали случаи, когда эти животные подталкивали тонущие корабли к берегу и спасали людей. С другой стороны, даже Хьюго и Хельга, выросшие в неволе, трудно поддаются дрессировке. Они легко обижаются на грубые, резкие слова, у них капризный характер, они раздражительны и горды и часто не подчиняются воле дрессировщика.

Понимают ли киты, что значит неволя? – размышлял Кэмпбел. Возможно ли это? Если да, как они это чувствуют?

– Самка кита около года вынашивает только одного детеныша. Она заботится о нем, как образцовая мать. У касаток очень развиты семейный и групповой инстинкты, если самка или детеныш пострадали, другие взрослые киты подталкивают их в безопасное место. Если же самка или детеныш погибли, остальные стараются отомстить.

Касатки опасны для человека, но обычно только когда им или их семьям угрожает опасность. Существует удивительная, но правдивая история о двух сплавщиках леса из Британской Колумбии. Сбрасывая бревна с утеса в море, они заметили внизу группу китов-убийц. Один из сплавщиков намеренно сбросил бревно на кита и поранил его. Касатки ушли. Когда же вечером сплавщики возвращались по морю в лагерь, из темноты появились киты и перевернули лодку. Человек, поранивший кита исчез, больше его никогда не видели. Второй выжил и рассказал эту историю. Очевидно, что киты выжидали целый день, чтобы отомстить.

Некоторые люди считают, что касатка – морское существо, во многом похожее на человека. Человек не охотится на китов-убийц, поэтому в море у них нет соперников. Они главенствуют в океане, как человек на земле. Я уже говорил, что семьи касаток подобны человеческим. Продолжительность жизни китов от тридцати до семидесяти лет, почти как у человека, хотя встречались особи и старше семидесяти.

Как и у человека, мозг касатки очень развит. В действительности ее мозг с уникальной паралимбической долей даже больше и во многом сложнее человеческого. У китов-убийц удивительная память и значительные ментальные способности. Их интеллектуальные способности недостаточно изучены, известно лишь, что это мощный интеллект, в некоторых отношениях превосходящий интеллект человека. Как и человек, касатка может говорить. Они общаются с помощью комбинаций чистых звуков и эхолокации. Эти звуки, которые вы сейчас услышите, киты способны улавливать на значительных расстояниях. Хьюго, Хельга, скажите что-нибудь!

Дрессировщик на платформе энергично махнул рукой, и киты заговорили. Это были странные, жутковатые, свистящие, поющие, воющие звуки, будто звучание других миров, счастливые и все же грустные, юные и все же древние, как сама земля. Кэмпбел подался вперед, желая получше расслышать и надеясь понять.

– ...Речь китов-пленников была записана с помощью гидрофона и проанализирована в компьютере. Оказалось, она содержит 15 миллионов информационных байтов. Для сравнения – «Одиссея» Гомера содержит лишь один миллион байтов...

Высоко над бассейном были натянуты два провода; с каждого свисал огромный кусок мяса, который перетащили к центру с помощью блоков.

– Может быть, если бы киты говорили на нашем языке – или мы на их – они бы напомнили нам, скольким китам угрожает опасность вымирания, если человек не прекратит их уничтожение. А теперь вы увидите невозможное в исполнении Хьюго и Хельги. Киты!

Дрессировщик замахал руками, и киты исчезли под водой. Кэмпбел прикинул, что глубина бассейна примерно 35 футов. Что там делают касатки? Он представил, как они сжимаются на глубине подобно гигантским пружинам. Но они НЕ СМОГУТ достать приманку, такой прыжок не под силу животным таких размеров.

Разорвав гладь бассейна, они вылетели из воды, как ракеты, огромные тела поднимались в воздух, их хвосты оторвались от воды на пять, десять футов. Плавники прижаты, пасти открыты, киты схватили мясо и, подняв фонтаны воды и забрызгав публику, рухнули обратно в бассейн.

Толпа взревела.

– Оу! – воскликнул Пол Сатро.

Но Кэмпбел сидел неподвижно. Он пытался понять, почему киты так на него подействовали. Они продемонстрировали ему... жизнь. Да, мощную, бурную жизнь, жизнь, которая так отличалась от безжизненности, парализовавшей его. Какие чувства пробудили в нем киты? Удивление? Страх? Нет, это было что-то более глубокое, что-то, что он не мог понять до конца. Если только... Ладно, забудь, сказал он себе, скоро пять часов.

Киты спокойно плыли, будто удовлетворенные своим представлением. Более крупный Хьюго подплыл к краю бассейна напротив того места, где сидел Кэмпбел, и приподнял огромную голову, как бы оглядывая аудиторию. У него были красные глаза, и в этот момент Джек Кэмпбел готов был поклясться, что кит смотрит прямо на него. В глубине этих раскаленных глаз таилось послание. Был ли это вызов? Или предупреждение?

У выхода стояли машины, которые вырезали пластиковые фигурки аттракционов Океанариума. Одна вырезала пластиковых дельфинов, вторая – гигантских белых акул, третья – касаток. Кэмпбел опустил несколько монет в третью машину и наблюдал, как работает нож. Из щели вывалился шестидюймовый кит-касатка, и Джек положил его в карман. По какой-то необъяснимой причине он надеялся, что кит принесет ему удачу. Она была нужна ему.

2

Шхуна «Голден Сэндс» принадлежала отцу Кэмпбела. Она стояла в доке и служила Джеку жильем. Большинство женщин, проводивших ночь на борту, неизменно жаловались на беспорядок, хотя Гус Новак, который работал еще на отца Джека, исправно содержал шхуну. Не вина Гуса, что «Бампо» была не в состоянии выйти в море. А Джек и не собирался этого делать.

Во время второй мировой войны Билл Кэмпбел, отец Джека, дослужился от добровольца сначала до старшего лейтенанта, а затем и до старпома на минном тральщике и заработал полную грудь наград. Родившийся на побережье штата Массачусетс, после войны он обосновался во Флориде и занялся прокатом катеров. Он много работал, экономно тратил и в конце концов купил «Голден Сэндс». Поначалу было тяжеловато, но Билл справился. Крупный общительный мужчина с густой рыжей бородой, он сочетал в себе шотландское обаяние и шотландскую осторожность. У шхуны был длинный список постоянных клиентов.

Билл купил ее в пятидесятых, когда только начинался мореходный бум, практически по дешевке и привел ее в божеский вид. «Мэри», так звал ее Билл в честь жены и матери его двоих детей, была старым пятидесятифутовым тунцовым траулером, построенным в тридцатых годах. У нее был крепкий дубовый каркас, корпус, обшитый сосновыми досками, короткая грот-мачта с вороньим гнездом наверху и еще более короткая мачта на корме, рубка рулевого, хорошо оснащенная, просторная главная каюта и небольшой камбуз. В дни, когда шхуна выходила на тунца, широкая – 15 футов – палуба служила рабочей площадкой. На бушприте был огороженный железными поручнями пульпит, откуда багрили крупную рыбу. Билл установил на шхуне двигатель «форд-леман» в 150 лошадиных сил, и шхуна могла развивать скорость до 10 узлов. Хоть никто не мог сказать о шхуне, что она шикарная, она была просторна, комфортабельна и хорошо оснащена. Джек переименовал ее в «Бампо».

Билл Кэмпбел использовал шхуну частично для фрахта, частично для собственного удовольствия. Джек хорошо помнил ночные прогулки по морю со всей семьей и друзьями на борту. Для Джека шхуна была еще и школой мореходного дела, на ней отец учил его быть первоклассным моряком... Перестарался, наверное.

Джек служил на флоте, где научился боксировать, пить, обращаться с огнестрельным оружием и взрывчаткой и ненавидеть начальство, вернее, ненавидеть его больше, чем до службы на флоте. Может быть, он бунтовал против жесткой дисциплины, которую пытался привить ему отец, или, возможно (постепенно он пришел к такому выводу), у него просто не было цели. Проучившись после службы на флоте несколько месяцев в колледже, он бросил его и несколько лет не появлялся дома.

Тогда он думал, что весь его опыт может привести к чему-нибудь. Он водил грузовик в Чикаго, был таксистом в Денвере и работал на сталелитейном заводе в Бирмингеме, где провел очень много боев. Он был обидчив, но у него не было инстинкта, отстаивая свое в споре, нанести травму сопернику. Джек проиграл свой третий бой подряд, когда позвонил Билл и сказал, что Мэри скончалась.

Мать Джека скоропостижно умерла от пневмонии, когда ей было всего сорок восемь лет. После ее смерти еще молодой Билл, который был старше жены на семь лет, выглядел совершенно беспомощным, и Джек заботился о своей одиннадцатилетней сестре: стирал и гладил школьную форму, готовил завтрак, Мыл ее в ванной – в общем, делал все, что должна делать мать. Он осел на год дома, много работал на шхуне. Но как только Билл оправился от потери жены, Джека снова стало одолевать старое беспокойство и он уехал. Последовала еще одна серия работ – буфетчик, фабричный рабочий, все, что угодно. Он никогда не сидел в тюрьме, но временами казалось, что тюремная жизнь – единственное, чего он не пробовал.