Эндре Мурани-Ковач - Флорентийский волшебник

• Название: Флорентийский волшебник
• Автор: Эндре Мурани-Ковач
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Э. Мурани-Ковач в своей книге хотел показать читателям в наиболее доступной форме эпоху Возрождения, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов. Одним из таких титанов и был Леонардо да Винчи – живописец и скульптор, инженер и архитектор, анатом и естествоиспытатель, певец и музыкант. Формированию этого многостороннего человека и посвящена эта книга. В ней читателя познакомится с прославленным городом искусств Флоренцией, с мастерской знаменитого Верроккио, у которого учился Леонардо и другие великие художники той эпохи. Именно здесь закладывались основы будущих творений Леонардо, именно отсюда, спасаясь от придворных интриг дома Медичей, флорентийскому волшебнику пришлось бежать в Милан.

---

Кое-что из своих знаний дядя Франческо почерпнул еще от отца. Но самому Антонио да Винчи и в молодости не пришло бы в голову взбираться на колокольню. Примерно десять лет назад в замке гостил грек по имени Пальогос, ученый человек с кривым плечом. Он бежал от турок из захваченного ими Константинополя. Каким-то образом он нашел прибежище в Винчи, в имении Кортенуова, хотя хозяин увлекался больше лошадьми, чем науками. Зато маэстро Пальогос обрел вдохновенного слушателя в лице Франческо, младшего брата сэра Пьеро. Франческо был частым гостем в доме Кортенуова. Грек раскрывал перед двадцатилетним юношей чудесные картины загадочной вселенной. Беседы Эти велись в укромном месте – на уцелевшей со времен рыцарства башне замка. Но утративший родину ученый-грек давно исчез из этих мест. Недолго довелось слушать Франческо его странные, но захватывающие речи. Тщедушного ученого в один прекрасный день увезли на повозке в Рим, ко двору папы, куда тот был приглашен. Теперь-то уж он, наверное, покоится где-нибудь под холмом. Но рассказы его крепко запали в голову Франческо да Винчи, который охотно делился сейчас приобретенными в юности знаниями со своим любознательным племянником. И вот когда пригодилась наука, преподанная в те времена изгнанником с покоренной турками земли! Она оказала большую услугу всадникам в ночи: спасающему свою жизнь Чести и его юному проводнику.

Звезды показали им путь через горы и долины и вывели на простор. Впереди, за горизонтом, находился город Лукка. Этот край был совсем незнаком внуку старика Антонио. Проводив Чести до большака, он хотел было распрощаться с ним. Но Чести не пожелал отпустить его, уговорив ехать с ним в Лукку, вместе откушать, хорошенько передохнуть и только на другой день вернуться домой.

Почему беглецу захотелось вдруг удержать при себе провожатого? Может быть, потому, что в его рассуждениях чувствовался незаурядный ум, каждое сказанное им слово, как взмах дерзких крыльев разрезало ночную тьму, отвлекало от тяжких дум? А может, просто для того, чтобы показать мальчику Лукку, отблагодарив тем самым его за оказанную услугу? Или же иные, скрытые побуждения заставили Чести увлечь с собой юного знакомого?

Нет. Андреа Чести был на этот раз вполне искренен. Он настолько разоткровенничался с Леонардо, что посвятил его даже в причины своего бегства из Флоренции, в то время как деду его, любезному Антонио, только смутно намекал на них. У Андреа Чести не было тайной цели, просто ему не хотелось оставаться наедине с молчавшей вокруг ночью.

Наконец вдали показались и наземные огоньки. Огни города. Всадники снова пришпорили лошадей.

Стража у городских ворот оказалась покладистой. Чести назвал своего луккского поверенного в делах, старого Реффаи. Его здесь хорошо знали. Таким образом, еще задолго до полуночи беглец, утомленный и голодный, постучал в ворота дома Реффаи предназначенным для этого железным кольцом.

Закрытые деревянные ставни дома не пропускали света, но звуки цитры и смех слышны были на улице. Долго ждать не пришлось. Когда стало известно, что Андреа Чести собственной персоной пожаловал из Флоренции, настежь раскрылись ворота и сверху, по лестнице, с приклеенным на раскрасневшееся лицо радостно удивленным выражением поспешно стал спускаться Реффаи в сопровождении трех своих сыновей.

– Какая честь, какой почет для моего дома! У меня, кстати, собралась небольшая компания. Прошу, прошу к нам!

– Вы меня извините, но мы усталые. И пыльные. Вот мой провожатый и юный друг Леонардо, сын флорентийского нотариуса сэра Пьеро да Винчи. Проголодались мы изрядно. С самого полудня ничего не ели.

– Именно поэтому я и прошу вас к столу! Не обижайте моих гостей. Весьма неплохие люди, хотя в их жилах не течет дворянская кровь. Кстати, все они являются клиентами банкирского дома вашей светлости, – сказал управляющий луккским филиалом его банка, поклонившись, затем хихикнув, добавил: – благодаря, разумеется, рвению покорного слуги вашей светлости.

– Мне надо поговорить с вами, синьор Реффаи. Наедине.

– О, найдется и для этого время. – И хозяин угодливо Закивал головой.

Глядя на него, Леонардо невольно подумал: «До чего же физиономия этого старого дельца похожа на лисью».

Человек с лисьей физиономией провел их в зал, где за длинными столами, изобиловавшими яствами и винами, сидели гости.

Главу знатного дома Чести одни приветствовали озорно, с видом сообщников, иные – с утрированным почтением, но все нашли вполне естественным, что своего нежданного гостя хозяин посадил в центре, на почетное место за столом, которое до этого занимал сам.

Это позднее, далеко зашедшее за полночь пиршество в роскошном чужом доме впоследствии рисовалось в воспоминаниях Леонардо, как какое-то смутное, кошмарное сновидение.

Во время пира он напрягал все силы, чтобы преодолеть дрему: нет, спать нельзя, ведь он впервые присутствует на подобном ужине. В семействе Кортенуова его еще считали ребенком, в скромном же полукрестьянском доме деда Антонио не стремились подражать привычкам дворян или знатных горожан. А такой обширной залы Леонардо до сих пор никогда не видел. Ее украшали тяжелые плюшевые портьеры, бронзовые канделябры, серебряная чеканная посуда и кубки. Стол и сидящих за ним гостей ярко освещали пылающие высоким пламенем огромные свечи, но углы залы оставались окутанными мраком. И оттого, что звуки цитры лились именно оттуда, они звучали еще слаще, еще упоительнее.

Зачарованный Леонардо с трудом удерживал веки, чтобы они не сомкнулись. Боясь уснуть, он, тараща глаза, переводил их с одного лица на другое. Как странно, что здесь присутствуют одни только мужчины. Позднее он узнал, что Реффаи уже много лет вдовствовал, а его взрослые сыновья еще не были женаты.

Леонардо, хоть и сидел в конце стола у самой стены, но отлично видел посаженного хозяином на почетном месте синьора Андреа, который, прежде чем приступить к трапезе, поощрительно улыбнулся ему. Возле Леонардо сидел осоловелый пузатый купчик, уже ничего вокруг себя не замечавший. Временами забытье его покидало, тогда он вздрагивал и осушал вновь наполненный виночерпием кубок.

В эти минуты он бросал помутневший взгляд на своего юного соседа. Затем снова закрывал глаза, предаваясь сладкой дреме. За весь вечер он не произнес ни одного слова. Зато двое горожан в шитых золотом атласных камзолах, сидевшие напротив, не обращая внимания на Леонардо, беспрерывно перешептывались между собой. Затем, жестом подозвав к себе одного из остроносых сыновей хозяина, стали его вполголоса о чем-то расспрашивать. Тот же, насмешливо взглянув на юного гостя, склонился к ушам этих двоих. Но если бы даже их речь была более внятной, Леонардо все равно не смог бы ничего разобрать из-за громкого спора за столом, взрывов грубого смеха, частых ударов по столу, смешивавшихся со звуками то затихающей, то оживающей цитры. От невообразимого шума и хаоса, наполнявших залу, гудело в ушах усталого проводника, привыкшего к захолустной тишине и безмолвным приемам пищи за столом деда Антонио.

К Леонардо никто не обращался, кроме слуги, ежеминутно подходившего к нему и подносившего все новые и новые кушанья, да младшего из братьев Реффаи, который несколько раз уже вырастал за его спиной и, рьяно исполняя обязанность хозяина, усердствовал в угощении, увещевая есть и пить.

Приходилось повиноваться, и Леонардо ел значительно больше обычного, под конец уже через силу. Он послушно запивал вином закуски, которым трудно было противостоять из-за их новизны.

Вдруг раздался резкий стук в ворота. Леонардо вздрогнул. Гулливые гости умолкли. После короткого, торопливого доклада слуги хозяин дома поспешно удалился.

Леонардо почувствовал дурноту. Переел? Или, может быть, после долгой езды вскачь закружилась голова от невообразимого шума и теперь во внезапно наступившей тишине у него появилось такое ощущение, будто он падает в пропасть. Зала вертелась перед глазами, в горле стоял вкус жирной баранины, а голову мутили выпитые без меры и вперемешку вина. Когда он поднялся из-за стола, ему показалось, будто к коленям у него подвешены каменные грузила. Идти не мог, его шатало.

– Что с вами? – спросил подоспевший к нему сын хозяина.

– На воздух… – простонал Леонардо, и младший Реффаи, презрительно скривившись, знаком подозвал одного из слуг, мол, выведите этого молокососа.

Леонардо не помнил, как очутился во дворе. Но предрассветная прохлада освежила его лицо, подействовала отрезвляюще. Он отослал слугу. Поднял голову и глубоко вздохнул. По просторному двору гулял ветерок. Шум пира сюда не долетал. Зато ясно прозвучал чужой зычный голос:

– Такова воля Медичи!

– Но ведь Лукка является вольным городом, – услыхал он хрипловато-слащавое возражение хозяина.

Леонардо мигом сообразил, откуда доносится разговор: освещенный на земле квадрат подвел его к одному из окон. Дурноты как не бывало. Леонардо осторожно приблизился к открытому окну. Цепляясь за выступы в стене, он подобрался к высокому подоконнику. Заглянул в окно.