Жанна Монтегю - Наваждение

• Название: Наваждение
• Автор: Жанна Монтегю
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-87322-263-7

Жизнь дочери бедного английского викария Кэтрин Энсон круто меняется с получением огромного наследства в Америке. Но неожиданное богатство молодой плантаторши делает ее желанной добычей для ловких авантюристов, а если авантюристы эти еще и красивы…

---

– Я готова пойти на все… на все, – охрипшим голосом повторила дама.

– Разве я когда-нибудь подводила вас? Разве не я помогла вам завлечь его и удержать при себе? – Морщинистое лицо скривилось от напряжения. – Вам на роду написано повелевать моим народом. Моя бабушка передала им свои зелья и свой грис-грис, а ведь она – великая мамбо, она творила обряды с самой Мари Лаво. Я заботилась о вас с самого дня вашего рождения. Вы были отданы под мою опеку – стало быть, вы как бы мое дитя – и остаетесь им по сей день. Так неужели вы боитесь, что я могу оставить вас теперь?

– Я слышала ночью барабаны, но ведь и я должна была там быть. Почему ты не захотела позвать меня? – Дама вскочила с кресла, и костюм для верховой езды выгодно подчеркнул линии ее стройной фигуры. Она метнулась на другой конец галереи и с такой силой сжала металлическую опору, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Так велел мне хунган, – едва слышно отвечала служанка.

– Что за дурацкие правила! – фыркнула леди. – Я ведь бывала там раньше.

– Я знаю, мадам. Но нынче был особый случай. Только для посвященных.

– Мне хотя бы позволено будет узнать, что там происходило? – Леди не сводила глаз с лица собеседницы, которая когда-то была ее нянькой, а теперь оставалась личной прислугой.

– Кое-что. Мы все сделали так, как замышляли.

– И теперь настал черед мне сыграть мою роль?

– Воистину так.

– Очень хорошо, – со вздохом отвечала леди, направляясь к лестнице. – Мне нужно помолиться, а потом я вернусь в город. Там есть дела, за которыми нужно присмотреть как следует.

Книга первая ГОРОД ПРИЗРАКОВ

ГЛАВА 1

Письмо лежало возле тарелки: конверт из плотной белой бумаги, ярко освещенный лучами солнца, струившимися сквозь высокие арочные окна, выглядел очень официально. Его принесла миссис Даулинг вместе с горячими тостами и утренним чаем на подносе.

– Это для вас, мисс Кэтрин.

В ее глазах читалась материнская забота и любопытство: за последние несколько ужасных недель эта женщина проявила гораздо большую преданность своим хозяевам, нежели приходилось ожидать от обычной экономки.

– А для кого же еще оно может быть? – резко спросила Кэтрин, раздраженная этой неизменной добродушной и терпеливой опекой и теми болезненными воспоминаниями, которые пробудили в ней слова миссис Даулинг.

– Ну же, не надо сердиться. – Экономка с трудом подавила желание обнять затянутые в черное девичьи плечи. – Я знаю, что теперь вы здесь одна.

– С тех пор как перестали приходить открытки с соболезнованиями, я не получила ни одного письма, – не унималась Кэтрин, вертя конверт в руках – руках, мало, напоминавших руки леди: слишком они были обветренными, сильными, с коротко стриженными и даже обкусанными ногтями.

«Надо бы что-то сделать с ними, прежде чем отправляться на поиски работы, – утомленно подумала девушка. – Лучше всего воспользоваться смесью меда с глицерином. Это порадует миссис Даулинг, которая вечно причитает, что у меня руки как у матроса и что мне нельзя так много копаться в саду. И уж, конечно, вряд ли кто-то захочет иметь гувернантку, которая грызет ногти. Такой ужасный пример для детей».

Гувернантка. Нельзя сказать, что подобная участь ее радовала. Но выбора не было – разве что устроиться за мизерную плату на утомительную роль компаньонки какой-нибудь сумасбродной старой леди, которая превратит ее жизнь в прозябание. Что-то надо было предпринять, и поскорее.

На следующий же день после похорон к ней явился священник и посвятил ее в планы епископа относительно их прихода. Он был живым воплощением того слащавого ханжества, к которому она всегда испытывала отвращение. Теперь это чувство было подкреплено неясной тревогой от того, с каким отнюдь не священническим пылом он окидывал ее взглядом своих круглых глаз и как чересчур часто старался прикоснуться к ней влажными от пота руками под предлогом выражения сочувствия: инстинктивно она старалась избежать этих знаков внимания.

Она может не торопиться с переездом и ни о чем не тревожиться, продолжал незваный гость, принимая вторую рюмочку черри и протягивая руку за новой порцией песочного печенья, приготовленного миссис Даулинг. При этом он наклонился так близко к Кэтрин, что девушка ощутила прокисший запах у него изо рта. А он продолжал толковать о том, что ей будет отпущено вполне достаточно времени для того, чтобы успеть составить планы новой жизни, но при этом не следует забывать и о том, что деревня нуждается в новом пастыре. Он понимает ее горе, и если он в силах оказать ей хотя бы малейшую помощь – в чем бы то ни было, – ей стоит только сказать, и все будет исполнено. Он так ей сочувствует. Ей стоит только попросить.

Несмотря на его солидность и представительность, на строгое черное одеяние, сиявшие чистотой гетры и тугой воротничок, на невинное выражение холеного лица, Кэтрин тут же окрестила его лисой. Он явно чего-то домогался, и она даже не решалась подумать, чего именно. Стараясь защититься, она вела себя отчужденно и скованно – холодно, как заявил этот святоша, когда примчался с отчетом к своему покровителю на соборную площадь. Привлекательная, молодая особа, обуреваемая невыносимой гордыней. Он явился туда, полный готовности помочь, но был остановлен на полпути приемом, оказанным ему мисс Кэтрин Энсон.

После его отъезда она начала паковаться, безучастно перебирая вещи, принадлежавшие ей и ее отцу. И что теперь со всем этим делать? Незаменимая миссис Даулинг занялась его одеждой, раздав нуждающимся, но оставалось еще множество того, что разобрать могла лишь Кэтрин: маленькие домашние реликвии, мебель, письма, деловые бумаги, сундук, полный статей, принадлежавших когда-то ее матери, а кроме того – огромная отцовская библиотека.

Она лишь вздохнула, совершенно не задумываясь обо всем этом, глаза ее были сухими – они оставались такими с того самого рокового утра, когда Джон Энсон пожаловался на странные болезненные ощущения в правой руке. Нет, не нужно беспокоиться, уверил он Кэтрин и стал собираться в свой обычный обход прихожан, приказав Кларку приготовить коляску. И тут, идя по коридору к дверям, он вдруг рухнул, как подрубленный дуб, не в силах ни говорить, ни даже пошевелиться.

Сидя за завтраком в залитой солнечным светом столовой пасторского дома, Кэтрин снова и снова переживала эти мгновенья, к которым возвращалась раз за разом с того самого дня. Она отправила Кларка в деревню за доктором Мортимером, который, осмотрев больного, покачал головой, отвел ее в сторонку и сообщил, что у ее отца случился удар. Он, конечно, оставит ей ряд рекомендаций, но, добавил он, пряча в складках морщинистого лица сострадание, надежды очень мало.

Итак, ее отец, всегда такой энергичный, обречен на полную неподвижность. Потянулись томительные часы дежурства возле постели больного, призрачные надежды, связанные с едва заметными признаками улучшения, на поверку всякий раз оказывавшимися иллюзией. Дни, неотлучно проводимые в отцовской спальне, и ночи полусна-полубдения в кресле, придвинутом поближе к камину. Однажды отец попытался что-то сказать, и по его подбородку потекла струйка слюны. Она заботливо наклонилась и отерла дрожавший от напряжения подбородок. Он попытался криво улыбнуться и наконец, ценой неимоверных усилий, произнес:

– Отныне это не в твоих руках, дитя.

– Мисс, ваш чай остывает. – Голос миссис Даулинг, произносивший слова с западным акцентом, вернул Кэтрин в настоящее.

Девушка кивнула, не желая выглядеть неблагодарной, и поднесла чашку к губам. Миссис Даулинг не заслужила такого отношения, ведь эта вдова всецело была предана викарию и его оставшейся без материнской опеки дочери с тех самых пор, как они поселились в Риллингтоне, маленькой уютной деревушке на склонах Мендипских гор. И сколько Кэтрин помнила себя, миссис Даулинг всегда была рядом и заботилась о них.

Теперь этому пришел конец, подумала Кэтрин. Не будет службы в церкви, не будет маленькой деревни, чьих простодушных обитателей наставлял ее отец не только в делах духовных, но и зачастую в житейских. Некто преподобный Уотсон вскоре приедет сюда со своим семейством. И дни Кэтрин в Риллингтоне отныне сочтены.

Все еще колеблясь, она снова взглянула на письмо. Может быть, это послание от епископа, уведомляющее о дне прибытия Уотсонов – и о ее выселении? «Не желаю его читать», – подумала она вдруг, охваченная внезапным гневом. Разве церковь потрудилась что-нибудь сделать для меня? Мой отец положил жизнь на служение ее делу, и ради чего? Ради нищенской пенсии, которая лишь способна обречь нас на жалкое прозябание без малейшей надежды выбраться из нужды?

Викарий и его дочь, воспитанная и образованная, – хотя, пожалуй, слегка эксцентричная. Она могла днями пропадать в горах, словно заправский бродяга, всегда находила верный тон с теми отверженными, которых страсть к выпивке заставляла тратить на алкоголь последние гроши, вместо того чтобы жертвовать их на дела церкви. Поведение, никак не подходящее истинной леди, – и Кэтрин, прекрасно это осознавая, немало развлекалась тем, что была постоянным объектом для сплетен и фантазий местных кумушек, любивших собираться в магазине на углу, где продавалось все, что угодно, – от почтовых марок до бельевой резинки.