Елизавета Манова - Один из многих на дорогах тьмы…

• Название: Один из многих на дорогах тьмы…
• Автор: Елизавета Манова
• Жанр: Фэнтези

Странный мир на краю гибели: иссыхающая земля, уходящее море, умирающие города… Этот гибнущий мир притягивает к себе вампиров, вечно мёртвых, бредущих дорогами Тьмы.

ОН — один из Проклятых, Безымянный, осудивший когда-то сам себя на многие сотни смертей и давно позабывший, кем ОН был, и за что осудил себя.

ОН появляется, осознает себя лишь ненадолго — до очередной смерти — но однажды ЕМУ приходится задержаться. ОН возник в этот раз в теле юноши, почти ребёнка — и успел как-то вдруг привязаться к нему. И теперь Безымянный не спешит уйти. Всей данной ему силой, опытом множества перерождений ОН старается защитить того, кого неожиданно полюбил. ОН сражается с людьми и с такими, как ОН сам, и с той опасностью, которая грозит этому миру…

---

Мир понемногу стал оживать. Здесь уже есть трава — сухая трава пустыни, но дормы могут пастись. И можно напиться, вырвав сочный корень иора. А вот и поля, невзрачные стебли гроса, но колосья полные, здесь будет что убирать. И даже вода непонятно откуда. Блестящая чёрная грязь на дне канав, а кое где и тонкая пыльная струйка.

Откуда вода, если нет ни рек ни ручьёв?

— Потом! — ответил Другой нетерпеливо. — Смотри туда!

И я вижу — не глазами, а через него — кучку всадников и десяток повозок.

— Давай, малыш! Нам надо пристроиться к этим людям!

— Это коричневые плащи, — говорю я ему, — наёмники Ланнерана. Они сменили цвет, когда отреклись от гор. Мы с ними враждуем, — говорю я ему.

— Вастас разбил болорцев, когда их прислали к нам за Дором-отступником, и только двоих отпустил живыми, но обнажил их лица.

— Дор-отступник? — спросил он. — Занятно. Потом ты мне об этом расскажешь. Ладно, Торкас, хитрость на войне — не позор. Серые плащи носят не только в Такеме. Тайд из Ниры — как тебе это имя?

— Это точное имя, но оно не моё!

— А какое твоё имя, дитя трех отцов? Ранас? Вастас? Исчадие Тьмы? Тайд тебе дал не меньше, чем каждый из нас, вот и не опозорь его имя!

И я смолчал, подавив свой гнев, потому что слова его меня испугали.

Мы свернули с дороги и поехали напрямик, чтобы выехать к ним с востока. Он так рассчитал, что нам пришлось их ещё поджидать, и он успел перебросить седло на другого дорма. Сорвал с плаща мой воинский знак, отцепил именные бляшки со сбруи, прыгнул в седло — и сразу исчез, и я остался один на дороге, поджидая тех, что подъедут ко мне.

Болорцы увидали меня и выдвинулись вперёд, прикрывая людей и повозки. Они не прикоснулись к мечам, потому что я был один, но не сказали мне слов, что полагалось при встрече.

— Пусть не иссякнет ваша вода, — сказал им я, — я — Тайд из Ниры и не ищу ссоры.

Я сам удивился тому, как легко соврал, но, может быть, Безымянный прав — и это не ложь? Тайд по первому слову отдаст за меня жизнь, разве он не даст мне на время имя?

— И ты не ведай жажды, Тайд из Ниры, — сказал, наконец, их старший, высокий воин со знаком чёрной змеи. — Не страшно в пути одному?

— Нас было двое, — ответил я неохотно, — но путь далёк, а ночи опасны.

Он взглядом проверил моих худых, заморённых дормов, ввалившиеся бока седельных мехов, мой, плащ, заляпанный чёрной кровью и поднял руку, съезжая с дороги. Повозки проехали мимо нас. Не дормы, а клячи, и возницы смотрят без любопытства; худые, усталые, тусклые лица, как будто их путь был длиннее моего. Когда мы остались одни на дороге, болорец сказал:

— Я Ронф, сын Тарда. Если тебе в Ланнеран, ты можешь ехать вместе с нами.

И мы поехали рядом.

Мы ехали рядом до полного зноя и стали передохнуть у живого ручья. Хватило воды и для людей и для дормов — с тех пор, как мы оставили горы, я не видел столько текущей воды.

Я не стал с ними есть, а сел в стороне. Когда едят, открывают лицо, но я оскорблю их, если останусь в повязке.

Раньше я никогда не видел болорцев, только знал, что они — враги. А у них были лица, как у горцев Такемы — высокие скулы, коричневые глаза, не знавшая света белая кожа.

Четверо молодых — чуть постарше для меня, а Ронф немолод, в тех же годах, что Тайд. Они глянули на меня, отвернулись, заговорили о чём-то, о чём говорят воины на привале, а Ронф все посматривал на меня, хмурился, отвечал им отрывисто и односложно. Вдруг он встал, подошёл ко мне, протянул мне кусок лепёшки.

— Прими мой хлеб, Тайд из Ниры.

Я медлил, но безымянный рявкнул: «Бери!», и я неохотно взял. Я принял хлеб — это значит, что мы с ним теперь не враги. Я не должен с ним драться, а он не может драться со мной. И теперь я обязан предложить ему сесть и разделить воду.

Он сел и сказал задумчиво:

— Ланнеран — плохое место для настоящих людей.

— Зачем же ты ему служишь?

— Потому, что в Болоре нет воды, — ответил он просто. — Если я не стану служить, голод войдёт в мой дом. Вы можете нас презирать, — сказал он, — потому, что поля ваши зеленеют и скот ваш тучен. А наша земля не родит, и у нас почти не осталось скота.

— Так чего вы не уйдёте?

— Если суждено погибнуть, умрём и мы — но умрём на родной земле. Я узнал тебя, — сказал он, — хоть ты моложе, чем был, и у тебя лицо человека.

— Почему же ты дал мне хлеб?

— Чтобы ты знал: мы тебе не враги. Когда ты ушёл, Болора была богата, а теперь она умирает. И эта земля, по которой мы едем — лучше их не было, а какие они теперь? Ты вернулся спасти или покарать?

— И то, и другое, — сказал Безымянный. Опять он меня оттеснил, и мне стало легче: я не знаю, что говорить.

— Наказать Ланнеран? Я не люблю этот город, но я продал ему свой меч.

— Ланнеран? — он усмехнулся этой странной чужой улыбкой, от которой немеют губы. — А что мне до Ланнерана? Бедные дураки, они сами себя наказали. Тот, кто мне нужен, не человек, — сказал он угрюмо. Если я достану его — вот тогда надейтесь. Ты мне будешь помогать? — спросил он Ронфа.

— Да, господин, — ответил Ронф.

— Это правда? — спросил я, когда мы двинулись в путь.

— Может быть да, а может быть нет. Наверно да, Торкас.

9. ДАГГАР

Майда просвистала начало старинного гимна: «Дети моря! Жаждут мечи…», и Даггар невесело усмехнулся. Никогда ещё Ранасы не входили в Ланнеран так незаметно.

Только Даггар и его копьеносец Риор были с открытыми лицами, в прославленной чёрной броне, под знаком меча и ока — герба Рансалы. А Майда скрыла себя под плащом и повязкой — серая тень, одна из трех серых теней.

— Как ты? — спросил он у Тайда. — Ещё потерпишь? — и Тайд угрюмо кивнул. Он столько терпел, что стало почти всё равно. Проклятый упрямец, он даже не дал затянуться ране! Выгнал нас в путь, едва сумел забраться в седло.

— Ладно! — сказал Даггар. — Тогда терпи, — и подъёмный мост загремел под ногами дормов.

А в воротах их ждала стража. Небольшой, но крепкий отряд в зелёных одеждах. Твёрдые лица, загорелые сильные руки, это же гвардия, подумал Даггар, ну и новости в Ланнеране! И зловещая чёрная тень за стеной из солдатских тел.

— Кто вы? — спросил командир и поглядел в упор. — Что вам надо в городе?

— С каких это пор Ранасы должны просить позволения войти в Ланнеран? — рявкнул Даггар, и дорм его прянул на месте.

— Если ты Ранас, назови своё имя и проезжай, — сухо сказал командир. Мрачный огонь вспыхнул в его глазах, и погас, потому что чёрный был уже рядом.

— Я Даггар, сын Грасса, — сказал он надменно, — седьмой из братьев по старшинству, и владею всем, чем владеет Рансала.

— Седьмой господин, — негромко спросил его чёрный, — а с каких это пор люди Рансалы закрывают лица?

Даггар поглядел на него и отвернулся. И сам спросил у начальника караула:

— А что здесь делает эта чёрная дрянь? Мало бед они вам принесли? — дёрнул поводья и поехал вперёд, и воины молча их пропустили.

— Они не посмели разрушить наш дом, — негромко сказала Майда.

— Я еду искать господина, — промолвил Тайд.

— Мрак и огонь! — рявкнул Даггар, — ты едешь со мной! Ты спятил, старик, — сказал он почти добродушно. — За нами тянется половина Ланнерана. Не суетись, — сказал он, — это то, чего ОН хотел, — чтобы я ковырнул муравейник палкой.

И он кинул монетку какому-то оборванцу — одного из десятка, что глазели на них, — и велел вести их на Верхнюю улицу, к Дому Рансалов.

Дом Рансалов не был разрушен — оттуда просто все растащили, и он стоял, заброшенный и угрюмый, среди нежилых, когда-то роскошных домов. Верхняя улица умерла. Когда-то лучшая улица Ланнерана, где не было жилищ — были только дворцы. И каждый был единственный, не похожий на прочие, освящённый столетиями, облагороженный славой…

— Чума здесь гуляла, что ли?

— Господин, — вымолвил Тайд с трудом, — уйдём отсюда… Я знаю место…

— Нет! — рявкнул Даггар. — Я буду жить в своём доме!

Тяжёлым взглядом он провёл по толпе — они уже тут как тут: обтрёпанные одежды, пустые угрюмые лица — и тишина. Стоят и молчат, и в тусклых глазах тоскливое ожидание.

— Эй, свободные граждане Ланнерана! — сказал он с издёвкой. — Кто из вас не прочь заработать?

Золото блеснуло в его руке, и, наконец, хоть одно лицо ожило. Хоть в одних глазах загорелся гнев.

— Побереги своё золото, Ранас! Мы не прислуживаем врагам!

— Говори за себя, почтённый муж, — ответил Даггар спокойно и кивнул высокому старику с равнодушным лицом и хитрым взглядом. — Держи задаток, — сказал он, и старик на лету поймал монету. — Получишь ещё полсотни, если к вечеру этот хлев превратится в дом. Покупай всё, что надо — Рансала не обеднела.

— Верни ему деньги, Лагор! — велел старику первый — рослый мужчина с угрюмым и гордым взглядом. — Нечего угождать убийцам твоих сыновей!

— А это достойно: отбирать хлеб у чужой семьи? Раз у него нет сыновей, деньги ему пригодятся.

Ланнеранец глянул на старика и ничего не ответил, а старик поскорее юркнул в толпу, унося в кулаке добычу.