Энни Пру - Корабельные новости

• Название: Корабельные новости
• Автор: Энни Пру
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-759-Х

Незадачливый журналист после семейной трагедии возвращается из Нью-Йорка на о. Ньюфаундленд, землю своих предков. Трагикомичная романтическая история о нескольких поколениях ньюфаундлендских поселенцев — клане Куойлов, — полная жутких семейных тайн, грустного юмора и лиризма. Пулицеровская премия за 1994 год.

«Корабельные новости» Энни Прул — сильная, энергичная проза, с героями, которые вполне могли бы стать персонажами «черной комедии», если бы не общий лирический тон повествования и не мягкий авторский юмор.

Начинающий журналист после неудачных попыток устроиться в Нью-Йорке и бесславного финала семейной жизни приезжает с двумя дочерьми на о. Ньюфаундленд, землю своих предков. Перед его глазами проходит вся страшная и поучительная история его рода — клана Куойлов, оживают картины, полные чудес и знамений. Столкнувшись лицом к лицу с демонами прошлого, Куойл начинает ценить настоящее, встречает любовь, которая не знает боли и унижений.

Этот роман выдвинул Энни Прул в ряд лучших американских прозаиков. За «Корабельные новости» она была удостоена нескольких престижных литературных наград, в том числе Пулицеровской премии (1994).

---

— Вот так она всегда и говорила, — горько отозвалась миссис Мусап. — Вот поэтому мне все это не нравится. Плохо работать, когда тебе за это не платят.

Куойл кивнул. Потом, когда она ушла, он позвонил в полицейский участок.

— Моя жена. Я хочу вернуть моих детей, — говорил Куойл в телефон, отвечая механическому голосу. — Мои дочери, Банни и Саншайн Куойл. Банни шесть, а Саншайн четыре с половиной. — Они были его детьми. Рыжеватые волосы, веснушки, как мелко нарубленная трава на мокрой шерсти собаки. Тонкая красота Саншайн в ее тугих оранжевых кудряшках. Невзрачная, но очень умная Банни. У нее были бесцветные глаза Куойла и рыжие брови. Одну из них пересекал шрам, в память о том, как она выпала из тележки в супермаркете. Ее курчавые волосы были коротко подстрижены. Дети были широки в кости.

— Они обе похожи на корпусную мебель, которую строят из тары, — острила Петал.

Директор детского сада увидел в них не подлежащих приручению нарушителей спокойствия и исключил сначала Банни, а потом и Саншайн. За щипки, толкотню, крики и требовательность. Миссис Мусап считала их плохо воспитанными детьми, которые постоянно ныли, что хотят есть и не давали ей смотреть любимые передачи.

Но когда Петал заявляла, что беременна, метала сумку на пол, как кинжал, и заговаривала об аборте, Куойл уже самозабвенно любил сначала Банни, потом Саншайн. Любил, боясь, что, появившись в этом мире, они проведут с ним лишь краткое, взятое взаймы время, и когда-нибудь настанет страшный день, когда им придется расстаться. Он никогда бы не подумал, что это произойдет из-за Петал. Ему казалось, что она не может причинить ему большей боли, чем уже причинила.

***

Тетушка, в черно-белом, шашечкой, брючном костюме, сидела на диване и слушала, как Куойл пытается подавить всхлип. Заварила чай в чайнике, которым никто никогда не пользовался. Крепкая, прямо державшаяся женщина с рыжеватыми волосами, подернутыми сединой. Она выглядела как силуэт на мишени в тире. Темное родимое пятно на шее. Покачала чайник, налила чай в чашки, добавила молока. Ее пальто, наброшенное на подлокотник дивана, было похоже на сомелье, показывающего этикетку на бутылке.

— Выпей. Чай — хороший напиток, он придаст тебе сил. Это правда. — В ее голосе была какая-то гармоничная свистящая нотка, как подсвист из приоткрытого окна скоростной машины. Тело состояло из частей, будто манекен для одежды.

— Я никогда по-настоящему не знал ее, — говорил он. — За исключением того, что ею двигали ужасные силы. Она должна была жить так, как хотела. Она все время говорила об этом.

Неопрятная комната была полна отражающими свет поверхностями, которые осуждали его: чайник, фотографии, его обручальное кольцо, обложки журналов, ложка, телевизионный экран.

— Выпей чаю.

— Некоторые люди, наверное, считали ее плохой женщиной, но я думаю, что ей не хватало любви. По-моему, она просто никак не могла насытиться любовью. Поэтому она была такой. Глубоко в сердце она была о себе не очень хорошего мнения. То, что она делала, на какое-то время ее утешало. Ей было мало меня одного.

«Неужели он верит в это?» — думала тетушка. Она решила, что Куойл выдумал эту историю о жаждущей любви женщине по имени Петал. Ей хватило одного взгляда в арктически холодные глаза стоящей в откровенно соблазняющей позе женщины на фотографии и на глупую розу в стакане с водой, которую Куойл поставил рядом с ней, чтобы понять, что Петал — настоящая сука в ботах.

***

Куойл судорожно втянул в себя воздух, прижимая к уху телефон. Ощущение утраты ринулось в него, как море в пробоину в обшивке судна. Ему сказали, что «гео» вылетел с шоссе, скатился по насыпи, засаженной дикими цветами, и загорелся. Из груди торговца недвижимостью валил дым, волосы Петал сгорели. У нее была сломана шея.

Из машины вылетели газетные вырезки и рассыпались по всему шоссе: репортажи о чудовищных яйцах в Техасе, гриб, похожий на Яшу Хейфеца, репа размером с тыкву, тыква размером с редиску.

Полиция, просмотрев обгоревшие астрологические журналы и предметы одежды, нашла сумочку Петал, набитую наличными на сумму больше девяти тысяч долларов, ее ежедневник с пометкой о встрече с Брюсом Каддом утром перед аварией. В Бейкон Фолс, штат Коннектикут. Там также была расписка о получении семи тысяч долларов в обмен на «услуги личного характера». Полиция сказала, что все выглядит так, будто она продала детей Брюсу Кадду.

Куойл сидел в гостиной и плакал, закрыв лицо красными пальцами, говоря, что готов все простить Петал, главное, чтобы с детьми было все в порядке.

«Почему мы плачем от горя?» — думала тетушка. Собаки, олени, птицы — все страдают в полном молчании и с сухими глазами. Но это страдания животных. Наверное, мы просто по-разному выживаем.

— У тебя доброе сердце, — сказала она. — Некоторые люди были бы готовы проклинать ее искалеченное тело за то, что она продала маленьких-девочек. — Молоко было на грани скисания. В сахарнице темнели крупинки от мокрых кофейных ложек.

— Я никогда не поверю, что она продала детей. Никогда, — плакал Куойл. Он ударился ногой о стол. Заскрипел диван.

— Может, она их не продавала. Кто знает? — утешала его тетушка. — Да, у тебя доброе сердце. Ты унаследовал его от Шона Куойла. Твоего бедного дедушки. Я никогда его не видела. Он умер до моего рождения. Но я часто видела его фотографии. У него на шее висел зуб мертвеца на веревочке, чтобы отпугивать зубную боль. Они в это верили. Мне рассказывали, что у него был очень хороший характер. Он смеялся и пел. Над ним мог подшутить кто угодно.

— Судя по твоему рассказу, он был глуповат, — всхлипнул Куойл в свою чашку.

— Ну, если и был, то я первый раз об этом слышу. Говорят, когда он опустился под лед, то крикнул: «Увидимся на небесах!»

— Я слышал эту историю, — сказал Куойл. Его рот был полон соленой слюны, нос распух. — Он был совсем мальчишкой.

— Да, двенадцать лет. Охотился на тюленей. Он ловил столько же бельков, сколько иные взрослые мужчины. Потом у него случился приступ, и он упал под лед. В 1927-м.

— Отец иногда нам об этом рассказывал. Только ему не могло быть двенадцать лет. Я никогда не слышал о том, что он умер в двенадцать лет. Если он утонул, когда ему было двенадцать лет, он не мог быть моим дедом.

— Ой, ты не знаешь жителей Ньюфаундленда. Даже в возрасте двенадцати лет он мог стать отцом твоего отца, но не моим отцом. Моя мать, твоя бабушка, сестра Шона, Эдди, после смерти молодого Шона сошлась со вторым братом, Турви. А когда и он утонул, она вышла замуж за Коки Хамма, который и стал моим отцом. Прожила в доме на мысе Куойлов много лет. Там родилась я, потом мы переехали в Кошачью Лапу. В 1946 году мы уехали, когда моего отца убили…

— Он тоже утонул, — отозвался Куойл. Он слушал вопреки самому себе. Высморкался в бумажную салфетку и положил ее на край своего блюдца.

— Нет. Мы поехали на чертов залив Кошачья Лапа, где эта толпа обращалась с нами как с грязью. Там была ужасная девушка с ярко-красной экземой на брови. Она кидалась камнями. Потом мы переехали в Штаты. — Тетушка запела: — «Скорбит Терра Нова по покидающим ее сердцам». Это единственные слова из песни, которые я помню.

Куойла возмущала сама мысль о том, что участник инцеста, подверженный припадкам малолетний убийца тюленей мог быть его дедушкой, но у него не оставалось выбора. Семейные тайны.

***

Когда ворвалась полиция, фотограф в грязных жокейских штанах что-то лаял в телефон. Голые дочери Куойла разлили по кухонному полу средство для мытья посуды и весело по нему катались.

— Очевидных следов сексуального насилия не обнаружено, мистер Куойл, — сказал голос в телефоне. Куойл не понял, был ли говорящий мужчиной или женщиной. — Там была видеокамера. По всей квартире были разбросаны пустые кассеты, но камера, наверное, была сломана, или что-то в этом роде. Когда полицейские ворвались в квартиру, он говорил по телефону с магазином, в котором купил эту камеру. Ругался со служащим. Детей осмотрела педиатр, специалист по детской травматологии. Она говорит, что нет никаких свидетельств о том, что он сделал с ними что-либо физически, за исключением того, что раздел и обстриг ногти на руках и ногах. Но у него явно были определенные намерения. Куойл не мог произнести ни слова.

— Дети находятся с миссис Бейли в офисе социальной службы, — говорил голос неопределимой половой принадлежности. — Вы знаете, где он находится?

Саншайн была вся измазана шоколадом и возилась со сложным устройством, активизировавшим целую цепочку пластмассовых механизмов. Банни спала в кресле. Ее зрачки двигались под фиалковыми веками. Он вынес их на улицу и посадил в машину, сжимая в больших горячих руках и шепча, что любит их.

***

— Девочки очень похожи на Финни и Фанни в детстве, на моих младших сестер, — сказала тетушка, кивая головой. — Вылитые. Финни сейчас в Новой Зеландии. Она морской биолог, об акулах знает все. Этой весной сломала бедро. Фанни живет в Саудовской Аравии. Она замужем за соколиным охотником и должна носить на лице черную тряпку. Идите-ка сюда, малышки, и обнимите свою тетушку, — сказала она.