Djonny - Сказки темного леса

• Название: Сказки темного леса
• Автор: Djonny
• Издательство: Mushroom Elves Press
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2007

«Свыше полутысячи смешных и жутких, удивительных и кровавых историй, произошедших в среде питерских ролевиков в период с 1991 по 2000 год. Всё, про что бы Вы хотели узнать — история РИ глазами подонков, глумление над людьми, попойки и употребление наркотиков, секты и самоубийства, погромы и провокации, облавы и противодействие властей — всё здесь.

Это „темная история“ Питерской ролевой тусовки — весело, жестко и совсем не так, как теперь принято. Почти от самого начала до рубежа тысячелетий, в живом изложении от создателей большинства этих историй — Грибных Эльфов».

Автор разрешает воспроизводить эту книгу в любой форме и любыми средствами (электронными и механическими, включая фотокопирование, магнитную запись или иные средства копирования или сохранения информации) для целей, не связанных с извлечением прибыли.

---

— Зачем? — удивился полковник. — Там же эти…

— Именно за этим! — отозвался я. — За нами должок!

— Эх! — рассмеялся полковник. — А людей на четыре вокзала у вас хватит?

— У нас — не хватит, — отозвался Крейзи. — Но нам помогут друзья!

— Договорились, — ответил полковник. — Получите удостоверения нового образца и расширенные путевые листы с новыми полномочиями. Готовьте фотографии — и за работу!

В смятенных чувствах, еще не до конца уверовав в собственное счастье, мы гурьбой вывалились из кабинета.

— Уф, — выдохнул Крейзи. — Повезло. Попался нормальный мужик, за ним не пропадем. Подлинный благодетель!

С той поры в беседах с друг другом мы стали именовать этого полковника не иначе, чем «наш Благодетель». Так и говорили:

— Опять у нас говно вышло! Ступай, Крейзи, отмазывай нас перед Благодетелем!

Ватник, дающий все права

«Радиус жопы у Гущина

Больше, чем наша орбита.

Гущин — это опущенный

Педерастии арбитр»

Веселые четверостишья

Оперативный штаб кампании для нашего крыла решено было устроить на Московском вокзале, в помещении отдела транспортной милиции. Он располагается в подземном переходе, соединяющем ст.м. «Площадь Восстания» с выходами к перронам и в здание самого вокзала. Это полутемная и сырая, загибающаяся буквой «Г» бетонная труба, на изгибе которой находится трехслойная стальная дверь с электрическим замком. Если дежурный смилостивится и нажмет кнопку, то послышится характерный металлический стук, язычок замка втянется в паз — и массивная дверь отворится.

Прямо за дверью устроен небольшой тамбур, из которого открывается вид на бронированный «аквариум» дежурного по отделу, а у стены напротив установили небольшой стол — для нашего дежурного.[159] В этом году, благодаря заботе нашего Благодетеля, мы работали автономно, подчиняясь только чиновникам Комитета, полностью выйдя из-под юрисдикции расположившегося на Витебском Жука.[160] Штаб на Мосбане стал центром нашей экспансии, откуда мы разослали рабочие группы по остальным направлениям: основать пикеты на Балтийском и Варшавском вокзале, на узловых станциях (таких, как Сортировочная и Ленинский проспект) и в дальние челноки (на Мгу, Волховстрой, Любань, Тосно, Лугу, Сиверскую). Мы сами ни за что бы не справились с таким объемом работ, но Крейзи несколько дней «не слезал с телефона» — и к началу кампании у нас появились помощники. Среди них оказалось немало наших старых знакомых из игровой тусовки, а кроме того, нам здорово помогли кадрами лидеры двух известных в Питере общественно-политических структур.[161] Их лидеры объявили охрану природы «задачей для патриотов», и к старту кампании (22 декабря) у нас сложился полностью укомплектованный штат дружинников и инспекторов. Причем укомплектованный людьми, подготовленными к оперативной работе, в отличие от членов «Дружины Гринхипп» — составленной преимущественно из жирных хиппи и апатичных ролевиков. Именно поэтому Крейзи, планируя нынешнюю кампанию, основной упор сделал на выработку протоколов. Рассуждал он примерно следующим образом:

— У Лустберга, да не уподоблюсь ему вовек[162] — только один вокзал и всего десять человек народу, плюс пикет в Девяткино и максимум два челнока в день. А мы возьмем три вокзала — на Варшавский и на Балты поставим мобильные группы, а на Московском сделаем оперативный штаб. Будем шмонать каждую электричку, на узловых станциях навроде Сортировочной поставим засады — так что мимо нас ни одна сука с елкой не проскользнет. Народу у нас — почти сотня, то есть в десять раз больше, чем у «Гринхипп», значит, и протоколов должно быть соответственно. Так как, Петрович? Сядешь оперативником на Мосбан?

— Угу, только не сразу, — кивнул я. — Сначала хочу направление на Финляндский, чтобы пободаться с нашими недругами за их вотчину. Я так понимаю — у них тоже будут соответствующие бумаги?

— Именно так, — подтвердил Крейзи. — Но и у тебя будут, так что все путем. Посидишь там дня три — и у них разбежится половина личного состава. Опять же, протоколы за эти три дня все будут наши. Кампания-то идет всего десять дней, так что минимум на треть испортим пидорюгам отчетность.

— И здоровье наполовину, и совсем — настроение, — обрадовался я. — Готовь документы!

Рано утром в понедельник, двадцать второго числа, я был на Финбане и стучался в двери директора вокзала.

— Доброе утро, — жизнерадостно поздоровался я. — Вас приветствует природоохранная инспекция, по вопросу предоставления помещения под штаб. Можно войти?

— Э… — неуверенно отозвался директор. — Обычно приходил другой мужчина, мы привыкли…

— В этом году правила изменились! — строго ответил я. — Теперь проведение кампании доверено нашей структуре! Вот, пожалуйста — направление из Комитета!

— А что случилось-то? — удивленно переспросил директор.

— Ведомственные перестановки, — важно ответил я. — Но вы не беспокойтесь, мы обычаи знаем. Пришлем вам елочек в лучшем виде, сколько прикажете!

— А, ну тогда ладно, — разулыбался директор. — Сейчас я насчет вас позвоню! Через полчаса я с удобством расположился в помещении уже знакомого мне пикета ДНД. Вместе со мной приехали дежурить четыре тройки бойцов из состава дружественных организаций, которые еще до обеда заполнили весь пикет нарушителями, а помещение соседнего туалета — отнятыми елями. Я как раз корпел над очередным протоколом, когда двери пикета отворились, и в помещение ворвался Тони Лустберг, далеко опережаемый собственным воем:

— По какому праву?! Вы были отчислены из состава инспекторов! Немедленно вон отсюда! Получилось так, что наше становление в новом качестве прошло мимо внимания руководства «Гринхипп». Так что когда я достал из кармана новое удостоверение,[163] а из папки — соответствующие документы, у Лустберга от обиды чуть крыша не съехала.

— Что такое? — захрипел он, когда я сунул ему под нос бланк Комитетского направления. — Назначили ТЕБЯ старшим по Финляндскому направлению?

— Угу, назначили! — бодро отозвался я. — Так что я на своем месте. А вот что ты, пидор, здесь делаешь?

— Я буду жаловаться начальнику вокзала, — почерневшими губами произнес Лустберг, а затем быстро развернулся и вышел из помещения пикета.

Он действительно собирался нести свою жалобу, да не тут-то было. На его беду, вместе со мной колонизировать Финбан отправился старший сержант Эйв, под новый год получивший увольнение у себя в части. Именно он — покачивая запасенной за время службы внушительной ряхой — отправился по моей просьбе к директорским дверям, рассчитывая перехватить Лустберга возле них.

Совершив стремительный рывок по платформе, Эйв первым добрался до начальственного порога. Там он встал с самым безразличным и скучающим видом, исподлобья оглядывая вокзальную перспективу — вход в буфет и прохаживающихся туда-сюда пассажиров. Кутаясь в бушлат, он стоял перед директорскими дверями с таким будничным лицом, что появившемуся вскоре Лустбергу показалось — молодой военный спокойно ждет своей очереди.

— Вы последний к директору? — нервно осведомился Лустберг, совершенно не признавший в Эйве нынешнем прошлого Эйва. Поэтому и к прозвучавшему ответу Тони оказался не готов.

— ИДИ НА ХУЙ! — рявкнул на него Эйв.

— Что?! — отшатнулся Лустберг, не ожидавший от постороннего военного такого к себе отношения.

— Да как вы смеете?

— Как я смею?! — рассвирепел Эйв. — Ну погоди!

С этими словами он отлип от стены, сделал шаг вперед и отвесил Лустбергу сытную плюху — кулаком по еблу.

— Надо еще объяснять? — приговаривал он. — Пошел на хуй! Чтобы тебя, пидор, здесь больше не видели!

С этим он отвесил Лустбергу еще несколько увесистых плюх. Удар у Эйва тяжелый, так что Тони не стал ждать продолжения — развернулся и побежал. Эйвовская наука пошла ему впрок, и в ближайшие два дня мы его на Финляндском не видели. Зато прочие члены «Гринхипп», неосведомленные еще о приключившихся «ведомственных перестановках», продолжали прибывать. Они засовывали свои немытые головы в пикет, удивленно морщились, завидев меня — но все равно спрашивали:

— А Лустберг где?

— В пизде! — с ходу отвечал им я. — Валите отсюда на хуй, в этом году для вас не будет кампании! Вы уволены!

Так продолжалось два долгих дня. Двадцать четвертого числа на имя директора Финляндского вокзала поступила телефонограмма из Законодательного Собрания Санкт-Петербурга, в которой один из депутатов (помощником которого являлся на то время Владимир Гущин) просил «разобраться со сложившейся ситуацией» и «дать возможность работать проверенным кадрам». Аналогичный депутатский запрос поступил в тот же день на имя начальника Комитета по Лесу Л. О., а к вечеру на Финляндском вокзале объявился Тони Лустберг со свитой — настроенный очень решительно и вооруженный целой кучей важных бумаг.