Виктор Абкин - Воспоминания

• Название: Воспоминания
• Автор: Виктор Абкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

Мы публикуем лишь «крымскую» часть объемных воспоминаний В. М. Абкина. Автор писал свои мемуары не для публикации и не для обширной аудитории, поэтому в них подкупает простота изложения, почти полное отсутствие самоцензуры, акцент на трудных вопросах войны. Виктор Михайлович весьма откровенно вспоминает хаос отступления наших войск к Севастополю осенью 1941 г., абсолютную неподготовленность и целую цепь ошибок трагически закончившейся Керченско-Феодосийской операции. Будучи в ту пору младшим командиром, автор в полной мере рассказывает о национальных проблемах в боевых частях, о катастрофическом отсутствии современного оружия, боеприпасов, продуктов, медикаментов, тыловой неразберихе. За этой неприглядной повседневностью особо выделяются жертвенность и героизм простых воинов и младшего комсостава, описанные на страницах воспоминаний. Нарисованный В. М. Абкиным образ «другой войны» существенно дополняет наши знания о событиях в Крыму в 1941–1942 гг.

---

Через пару часов двинулись дальше. Прошел слух, что фашисты стараются отрезать дорогу на Севастополь по старой Ай-Петринской дороге Бахчисарай — Ялта через Ай-Петри. Движение значительно убыстрилось. Дождь, слякоть, холод — моя шинель осталась на подводе, на мне только плащ-палатка — создавали «прекрасное» настроение. Начала сказываться усталость. Ведь двигались мы без привалов — нужно было быстрее проскочить через стык дорог Ялта — Ай-Петри в районе Алупки. Подкреплялись только вином. Жители растаскивали ларьки, магазины, винные подвалы и не скупились снабжать нас всевозможными винами. Кстати, на дороге подобрал двух девочек школьниц, которые шли из Ялты домой с рюкзачками, полными муки. Их родители послали в Ялту за продуктами, прослышав, что там открыли склады. Помогли им донести их небогатый трофей. В результате безостановочного 16-часового движения мокрые, голодные, уставшие до предела прошли Байдарский туннель (Байдарские ворота) и к часу ночи остановились в часовне на самом перевале. Дальше не было сил двигаться, и мы на каменном полу этого храма Божьего, подстелив под себя кто что имел, заснули как мертвые. Конечно, никакой охраны не выставляли, и нас можно было взять голыми руками. Семьдесят километров отмахать за 16 часов без единой остановки что-нибудь да значит. Только рано утром пришли в себя и начали спуск в Байдарскую долину. Появилось солнце, хоть немного обогрелись, но с солнцем прилетели самолеты противника и хорошо нас пробомбили и обстреляли из пулеметов. Были, конечно, убитые и раненые. Рядом со мной лежал фельдшер нашего батальона. После налета обнаружили, что вся пола его шинели, которая была сантиметрах в 15–20 от моей головы, полностью изрешечена пулями. И для него, и для меня 15–20 сантиметров решили: жизнь или смерть. На войне как на войне. Все решают секунды, сантиметры и просто счастье, ибо предусмотреть в мелочах ничего нельзя.

По верхней дороге, через Сапун-гору пройти уже нельзя было, она была под обстрелом противника. Нас направили по нижней Балаклавской дороге. Везде устанавливались орудия, рылись окопы — создавалась линия обороны. К середине дня дошли до Севастополя и тут надолго застряли, попав на какой-то распределительный пункт, где шла сортировка прибывающих людей по военным специальностям, краткий опрос и распределение по частям. Наших саперов сразу отделили и направили на соответствующие работы. Нас, несмотря на предъявленное удостоверение, что мы из отдельного особого батальона штаба 51 армии, направили в какую-то часть, оборонявшую подступы где-то в районе Черной речки. Так началась Севастопольская страда. Правда, нас накормили, выделили участок обороны, показали командира батальона, выдали боеприпасы, а дальше началась обычная фронтовая жизнь.

ЧАСТЬ II

Немцы не скупились на бомбежки, артобстрелы, минометные налеты. По-моему, мы попали как раз во время первого штурма Севастополя. Здесь хорошо почувствовали, что такое массированные бомбежки, когда в воздухе беспрерывно висят самолеты и бомбят, бомбят, бомбят…

Больше нигде мне не приходилось испытывать столь жестоко силы организма. У меня появилась странная на первый взгляд особенность — во время сильных бомбежек или артобстрела я засыпал. Как только очередной налет кончался, просыпался как ни в чем не бывало. Находясь на передовой, мы все время искали связи со штабом армии и наконец узнали, где он находится. Всякими правдами и неправдами удалось послать одного сержанта в штаб, чтобы сообщить о нас и узнать, что дальше делать — оставаться в этой части или возвращаться в свой батальон, если он существует. В конечном счете получили предписание со всеми оставшимися людьми явиться в штаб армии. А командование действующей части не пожелало нас отпускать — пусть, говорят, дают замену. Через несколько дней нас все же отпустили, и мы наконец-то добрались в расположение своего батальона, который находился в здании строительного техникума. Оказалось, что часть батальона, когда нас оставили в Алуште, была брошена в заповедник перекрыть дорогу на Ялту, т. е. туда, куда мы не успели дойти. Весь командный состав батальона, за исключением пом. по хозчасти, двух или трех командиров взводов, комиссара и отсекра батальона и отсекра комсомола, которого кто-то видел мчащимся через Ялту на велосипеде, и двух политруков, оказался налицо. И тут мы подверглись длительному пристрастному допросу особистов, которых интересовало, где эти недостающие люди из командного состава. Началась вновь служба по охране штаба армии. Питались мы в штабной столовой. В первый день появления в столовой я встретил недоуменные взгляды моих знакомых командиров и никак не мог понять, в чем дело, пока один хорошо знакомый интендант второго ранга не подошел и сказал: «А ты, оказывается, жив. Мы получили данные, что ты геройски погиб в бою под Биюк-Ламбатом». Что было ответить на это? Я только с усмешкой сказал: «Нет, я геройски не погиб, а геройски остался жив и, как видишь, нахожусь здесь».

Город с каждым днем подвергался все более свирепым бомбежке и артобстрелу. Недалеко от техникума, где мы находились, и от штаба армии находился какой-то большой собор, подвалы которого превратили в бомбоубежище для штаба, но мы туда никогда не ходили, тем более во время обеда. А обед был очень приличен — первое, второе, третье и бутылка шампанского на столик (4 человека). Как раз в это время подоспел тираж шампанского и его постарались вывезти, чтобы не оставить немцам. Даже мы, батальон, послали машину и привезли для себя полную машину прекрасного шампанского. Оно было очень кстати, так как в городе ощущался острый недостаток воды.

В один из дней в очередной налет нас чуть не накрыло бомбой. Мы находились в левом крыле здания на втором этаже. Одна из бомб попала в правое крыло здания, а вторая угодила на дорогу прямо под окнами левого крыла. Взрывной волной вышибло не только окна и двери, но и нас, находящихся в комнате, и вынесло на лестничную площадку. Были ушибы, царапины, но все остались живы. Все личные вещи, конечно, пропали, а я остался даже без шинели. В ноябре, даже в Крыму, уже достаточно холодно. Пришлось помимо интендантской службы доставать шинель, и тут помогло шампанское. А бомбежки продолжались.

В свободное от службы время приходилось отсиживаться в помещении, так как пойти в город — это ежеминутно подвергаться риску гибели от осколков или взрывной волны. Мы как-то с одним командиром роты решили посмотреть, что делается в городе. Вышли, дошли до какой-то площади, и тут нас застала очередная бомбежка. Укрылись в каком-то проезде. На наших глазах бомба ахнула на середине площади, над нашими головами провизжала стая осколков, а нас самих бросила на землю взрывная волна. Вот так мы и погуляли, а ведь могли вообще не вернуться. В конце ноября поступил приказ о вывозе штаба и частей 51 армии из Севастополя. Мы ничего не понимали. Видели, что в Севастополь прибывают части с Большой земли, а подразделения, очень, правда, небольшие, 51 армии должны вывозиться. Понимай — не понимай, а исполняй. В штабе были составлены списки командного состава, кто вывозится, а кто остается. Я и еще несколько командиров нашего батальона попали в список эвакуируемых. Перспектива не особенно блестящая. Нужно будет плыть морем под воздействием подводных лодок и авиации противника, и очень мало шансов благополучно добраться до какого-то берега. Куда нас вывозят, не сообщали.

Настал день погрузки, и нам объявили, чтобы мы явились в Килен-бухту для погрузки на крейсер «Красный Кавказ». Известно было, что за этим крейсером пристально следит фашистская авиация и флот, так как он (крейсер) причинил большой урон фашистам под Одессой.

Утром отправились в Килен-балку. Весь берег, причальная стенка прикрыты батареями полуавтоматических зенитных пушек. Крейсер стоит у стенки, и идет погрузка. Мы решили пока на крейсер не идти, остались на берегу. Не прошло и получаса, как начались беспрерывные налеты. Тройками, шестерками, девятками фашистские самолеты начали бомбить «Красный Кавказ». Заходят с носа, с кормы, с бортов, одновременно со всех сторон, чтобы разделить заградительный огонь. Корабль отбивается счетверенными зенитными пулеметами и зенитными пушками, береговые батареи зениток прямо неистовствуют, гул, шум, разрывы бомб, свист и визг падающих бомб, словом, какой-то кромешный ад, а мы забрались под деревянный навес и только наблюдали за этой адовой картиной, а сделать ничего не можем. Чем поможешь? Винтовкой? И так продолжалось целый день почти без перерыва. А погрузка идет, если ее остановить, то вообще никогда ничего не погрузишь. Был один особенно страшный момент. Мы все время наблюдали за отрывающимися от самолетов бомбами, определяли, что оторвавшаяся бомба, судя по ее траектории, неизбежно попадет в то место, где находились мы. Все находившиеся рядом рванулись вперед, убегая от бомбы. Я тоже побежал и, добежав до какого-то строения, остановился, повернувшись спиной к морю. Почему-то решил, что это спасет лицо от осколков. Нарастающий свист падающей бомбы заглушил все на свете. Взрыв — и все вокруг потемнело. В чем дело? Живой или неживой? Никакой особой боли не чувствую, только по спине как будто бы прошлись чем-то твердым, жестким, рубчатым. Стою. Прошло какое-то время, и стало светлеть. Когда окончательно просветлело, только тогда разобрались, в чем дело. Оказывается, убегая от бомбы, мы бежали под нее. Нас спасла только одна случайность. На берегу для бункеровки лежала огромная куча угля, мы к этой куче бежали, бомба попала в край этой кучи со стороны моря, взрывная волна и осколки, по существу, были погашены углем, а поднявшаяся пыль привела на какое-то время к полной темноте. Вот так, удирая из-под бомбы, бежали под нее. Можно представить, какие черномазые мы были после угольной купели.