Виктория Абзалова - Сердце дракона

• Название: Сердце дракона
• Автор: Виктория Абзалова
• Жанр: Фэнтези

Этот мир очень похож на наш. Точно так же солнце всходит на востоке и заходит на западе. Точно так же в нем есть место для любви, дружбы, вражды и предубеждений. Сильные все так же спорят о власти и вере. Все как обычно… Кроме одного: там есть драконы.

---

Но он продолжал видеть…

И слышать…

Они исчезли так же внезапно, как и пришли, оставив после себя пепелище, щедро сдобренное кровью и запах горелой плоти в воздухе…

Исчезли, как будто их и не было никогда… Как-будто это было кошмарное видение, бред…

Монастырь догорал. Стонов слышно не было — драконы били наверняка, только тонко подвывали двое отроков — драконовы кровные крестники, да посреди двора скорчился Лей…

Клодий поднял его сам. Парня трясло, он закутал его в свой плащ, хотя понимал, что дело не в ночной прохладе. Пересчитал своих — шестеро из пятнадцати пало, хотя драконы не били тех солдат, кто не нападал на них, и видя это, Клодий приказал отступить… Все равно плохо. Все плохо…

До утра солдаты хоронили своих — как положено, высоким костром, — и монахов — тут же, в землю, по их обычаю. Усаженный в сторонке Лей участия не принимал.

Потом все же справился с собой, оглядевшись, встал. Где-то нашел травы, сделал мальчикам примочки к изувеченным глазницам, напоил отваром, и те уснули. Лей затих снова.

Совсем плохо. Слишком силен парень, — ни забытья ему не дано, ни ярости, ни слез…

Самый лучший меч гнут, гнут — да он ломается… выдержит ли…

Обратный путь казался вдвое длиннее. Клодий торопил людей, спеша встретиться с Валерием Грецинном и сообщить о разрушении Обители драконами. Увы, обещанные летописи погибли в огне, как и те, кто их составлял…

Это было еще одной причиной, по которой трибун стремился как можно скорее оказаться в гарнизоне: он уже не сомневался, что Черный Скай выполнит свою угрозу и явится за сердцем приговоренного им монашка. Клодий мог с тем большей уверенностью обещать ему защиту, что Лей оказывался единственным, кто обладал хотя бы частью знаний о драконах, хранившихся в монастыре. Он мог быть полезен как источник сведений, как очевидец, и — об этом не хотелось думать, но — как приманка для Ская, который как видно занимал среди драконов высокое положение. К тому же, участь юноши наглядно демонстрировала злобный нрав и обычаи драконов.

Трибун испытывал двойственное чувство: с одной стороны такое положение было выгодно самому Лею и гарантировало ему всю возможную помощь, с другой — это не меняло того факта, что мальчишку будут использовать в политических играх и дрязгах.

Выдержит ли… — в который раз подумал Клодий, пристально вглядываясь в него. И все основания для беспокойства у него были.

Лей за время пути переменился — переменился страшно. Даже после столкновения с драконами в деревне, даже после приговора Ская, он еще был мальчишкой. Да, натасканным на драки, с развитым тренированным телом, но мальчишкой — не больше.

Любознательным, с живым умом, еще не окостеневшим под усилиями его наставников, старающимся во всем находить хорошую сторону, и отчаянно пытающимся выглядеть взрослее, чем он есть. Обычный довольно славный парнишка.

После монастыря он перестал спать. Кто-нибудь из легионеров и сам трибун замечали, что он просто лежит, распахнув глаза в ночное небо, как будто пытается остановить время, поймать и рассмотреть, запомнить каждую секунду. Стать ею…

Днем творилось тоже самое. Нет, он не застывал в апатичной неподвижности, не впал в прострацию, не дергался, не суетился. Внешне он вел себя как обычно, сам заботился о двоих ослепленных мальчиках, но было видно, что мысли его где-то совершенно не здесь и сейчас.

Остальных людей Лей почти не замечал, и создавалось впечатление, что он уже не принадлежит к ним. Он двигался тяжело, медленно, но плавно, как будто нес на плечах невидимый чудовищно тяжкий груз, — и должен был пронести его до конца пути, не уронив. Что не помешало именно ему отреагировать на опасность: не замеченная вовремя змея, потревоженная неосторожным молодым легионером, — тот хоть и слыл отчаянным рубакой, но был не привычен к лесу, — еще только пласталась в воздухе… А следующее мгновение уже стало для нее последним.

Сервий даже не успел начать ругаться, когда раздался странный пугающий звук — стоявший над ним Лей смотрел на дохлую змею в своей руке и смеялся… Так, как будто с губ у него сыпались льдинки.

«Парень сходит с ума!» — пришло в голову Клодию.

Бывший послушник изменился и внешне — не то что бы похудел, но как-то усох. В лице не осталось ничего детского. Глаза запали глубже, казались больше и, странное дело, — ярче. Вокруг них плотнее залегли черные тени. Резче обозначились острые скулы. Рот затвердел, и губы стали почти неподвижны. Ему трудно было дать его семнадцать, но и любое определение возраста уже к нему не подходило, — Лей как бы стал вне его.

Его не решились даже поблагодарить, — солдаты, вначале жалевшие парня, теперь уже сами избегали его, словно боясь заразиться бедой. Юноша не мог не заметить этого, но только улыбался какой-то жуткой змеящейся улыбочкой.

Клодий все же считал себя обязанным хоть что-то сделать: юноша ему нравился, из него вышел бы толк при должных стараниях, но Лей опередил его. Едва встали на ночлег, он подошел сам:

— Трибун… Можно вас попросить… — произнес юноша без всякой интонации, слепо глядя перед собой расширенными глазами: таким он и был все время с налета драконов на монастырь. Он смотрел в огонь, он смотрел на дорогу, он смотрел на летящих птиц — он только и делал, что смотрел, вот только не похоже было, что бы эти глаза хоть что-то видели.

— Проси! — Клодий чувствовал и свою вину. Это было тем более глупо, что он не был ни чем обязан помогать Обители и ее монахам.

— Эти мальчики… Дрекки и Эскен… Вы не оставите их, когда… — Лей осекся.

— Лей, — трибун поднялся и положил руки ему на плечи.

И вдруг заметил нечто новое.

— Да ты седеешь, парень! — в ужасе сказал Клодий.

Юноша судорожно провел рукой по своим спутанным волосам.

— Не бойся! Мы сумеем защитить тебя! — с жалостью проговорил трибун.

Лей обратил на него искрящийся безумием прозрачный взгляд. Он был даже слишком спокоен — как и все эти дни.

— Это не имеет значения… — неожиданно сказал он, но все же очнулся немного и добавил, — Скай прав: тогда — я убивал и детей… Но ведь это я… Пусть он и мстит мне… Он ведь сам убивал и тех, кто не напал на него!! Тех, кто ничего не успел сделать! И Дрекки… Почему?!

В ответ на этот требовательный тон, Клодий смог лишь покачать головой. Как раз трибун-то прекрасно понимал, что это была отнюдь не месть, а акция устрашения.

После того, как известие о сожжении Обители разнесется по свету — а скрыть это не возможно, — мало кто захочет пойти против драконов, учитывая их способность внезапно появляться в самых неожиданных местах…

— Это не правильно! — выкрикнул в отчаянии Лей, ищущим взглядом требовательно вглядываясь в трибуна. Как будто надеясь, что вот сейчас он скажет, что все это не правда, что ему все приснилось, привиделось… и что все будет хорошо.

И снова Клодий не смог солгать. Он сказал то, во что верил сам.

— У войны не бывает правил, Лей. И у жизни тоже. Все правила мы придумываем сами.

Следовать или не следовать им — это тоже только наш выбор… И не стоит удивляться тому, что правила у всех разные!

И понял, что сказать надо было что-то иное: какую-нибудь бессмысленную безделицу, просто утешить… Мальчишка ведь остался совсем один, а вокруг него рушились привычный мир и втравленные в кровь ценностные ориентиры. Клодий смотрел в светлые глаза чистого голубого цвета, — а казалось, что видит стремительно разверзающуюся бездну, неудержимое падение… Лей снова впал в свое почти медитативное сосредоточенное спокойствие лишь и сказав с той самой странной улыбкой:

— Да… да, правил просто нет… Спасибо, славный трибун…

Клодий остался один в оцепенении и не мог избавиться от ощущения, что только что сотворил нечто страшное.

* * *

Стыдно признаться, но только за стенами Лилибея Клодий почувствовал себя уверенно, и с нетерпением ждал возвращения легата. Срок, назначенный драконом Лею, истекал, но Клодий уверился, что для парнишки ничего еще не потеряно: все-таки гарнизон это не монастырь в лесной глуши.

Хотя последние дни пути были особенно тяжкими: юноша все дальше уходил из этого мира в себя, но в Лилибее он даже стал похож на себя прежнего. Он впервые очутился в большом городе, и бурный поток новых впечатлений пробился сквозь стену внутреннего безмолвия. Впервые увиденное море, безграничный простор сливающихся земли и неба, — поразили и захватили Лея, и он зачарованно следил за бесконечной игрой переменчивых волн…

Трибун стал надеяться, что молодость, твердый характер и жажда жизни возьмут свое, и мальчишка со временем совсем оправится от потрясений. Морское путешествие, столица отвлекут его от печальных размышлений, не позволяя сосредотачиваться на них.