Ясуси Иноуэ - Три новеллы

• Название: Три новеллы
• Автор: Ясуси Иноуэ
• Издательство: «Известия»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1982
• ISBN: 4703000000-036 074(02)-82

Содержание

ОХОТНИЧЬЕ РУЖЬЕ — новелла

БОЙ БЫКОВ — новелла

АЗАЛИИ В ХИРА — новелла

В настоящем сборнике представлены три ранние новеллы Ясуси Иноуэ, принесшие ему популярность. Они достаточно ярко характеризуют не только автора, но и сложное, противоречивое время в жизни послевоенной Японии. В судьбах отдельных людей угадываются у Иноуэ национальные типы, которые во многом остаются неизменными и в настоящее время.

---

Уже около часа с переменным успехом длился бой между главными претендентами на победу — быками, принадлежавшими Митани и Кавасаки. Два огромных животных, сцепившись рогами и угрожающе хрипя, кружили по рингу, но, видимо, силы их были равны, и зрители уже стали терять надежду, что равновесие это когда-нибудь нарушится. Скучное зрелище слишком затянулось, и один из судей высказался за то, чтобы объявить ничью. Цугами предложил обратиться к зрителям пусть сами решат, продолжить бой или объявить ничью.

— Пусть сначала хлопают в ладоши те, кто согласен на ничью!

Раздались громкие аплодисменты. Но, против ожидания, в ладоши хлопало менее трети зрителей.

— Теперь пусть аплодируют те, кто за бой до победы!

По громовой овации стало ясно, что бой будет продолжаться.

Цугами, решив немного размяться, направился к скамьям первого яруса. Неожиданно он вспомнил, что Сакико во второй половине дня будет ждать его в последнем ряду первого яруса.

Она была на стадионе уже более часа. Безразлично глядя на ринг, она никак не могла понять, зачем Цугами потратил столько сил для организации этого скучного и чуждого современному духу зрелища. Время от времени она посматривала в сторону судейской коллегии. Нет, это уже не тот доведенный до полного отчаяния человек, который позавчера доверил ей все, чем страдала его душа. Его энергичный профиль, резкие жесты — все говорило о том, что сейчас она видит прежнего Цугами — решительного и целеустремленного руководителя газеты. Еще позавчера в укромном уголке его сердца сохранялось для нее место, там была пустота, которую никто, кроме нее, не смог бы заполнить. А сегодня эта уверенность, будто она и есть та самая женщина, без которой Цугами не может жить, обернулась странным и несбыточным сном. Теперь она видела там, внизу, эгоиста Цугами, которого пыталась забыть, не ведая, что сама давно уже им забыта. Всему конец! Цугами больше никогда к ней не вернется. Сегодня Сакико ощутила это с особой остротой и ясностью…

— Благодарю вас за то, что все же не забыли обо мне. — В ее голосе не чувствовалось насмешки. Напротив, эта фраза прозвучала в ее устах вполне естественно — настолько далеким и чужим казался ей сегодня Цугами.

— Сами зрители решили, чтобы бой между быками Кавасаки и Митани шел до конца. Представляешь, две трети потребовали продолжения этого бессмысленного, скучного поединка. — Цугами равнодушно глядел на быков, и в его взгляде не было ни гнева, ни презрения. — Понимаешь, это значит, что две трети зрителей просто держат пари. Их не интересует сам поединок, для них важна личная удача.

Усмешка искривила губы Цугами. Она показалась Сакико холодной и презрительной. Откуда у него это высокомерие? «А разве газета в первую очередь не ведет себя как рядовой зритель, рискуя своим будущим во имя барыша?» — подумала она. И Тасиро рискует, и Омото, и Хана Митани…

— Все держат пари, все идут на риск. Один ты ко всему безразличен… — Сакико сама не ожидала, что бросит ему в лицо столь резкие слова.

На мгновение в глазах Цугами вспыхнул огонь и тут же погас. Они стали печальными. Заметив, как подействовали на Цугами ее слова, Сакико решила смягчить их и добавила:

— Почему-то мне так кажется. Глядя на то, как ты сегодня ведешь себя.

Внезапно Сакико охватило чувство, какое не назовешь ни страданием, ни гневом. Просто ей захотелось всей своей силой столкнуться с Цугами. И она, на этот раз ощущая ничем не прикрытую ненависть, сказала:

— Ты ведь лично с самого начала ничем не рисковал, ты не тот человек, который идет на риск!

— Ну, а ты? — Цугами задал этот вопрос без всякой задней мысли, но у Сакико перехватило дыхание. Она почувствовала, как кровь отливает у нее от лица, и, криво усмехнувшись, ответила, подчеркивая каждое слово:

— Я?! Я тоже кое-что ставлю на карту.

В тот самый момент, когда Цугами спросил ее: «Ну, а ты?», она приняла решение: если коричневый бык победит черного, они с Цугами расстанутся навсегда. Сакико поглядела на ринг. Там, словно две статуи, недвижимо стояли, сцепившись рогами, два быка: коричневый и черный. В очистившемся от туч небе сверкало зимнее солнце, освещая холодными, негреющими лучами этих быков, бамбуковую ограду и толпы зрителей на стадионе. Погонщики, стараясь оживить поединок, подталкивали животных сзади, били их по бокам. Флаги хлопали на ветру, голос комментатора, многократно усиленный громкоговорителями, повторял одни и те же слова. Трибуны замерли. Зрители как зачумленные глядели на быков. Внезапно от этой зловещей тишины на Сакико повеяло невыносимым страхом и холодом. И в этот момент тишина взорвалась громовым воплем. Люди повскакивали со своих мест. Равновесие сил, которому, казалось, не будет конца, неожиданно нарушилось, и победитель, дико мыча, закружил по рингу. Сакико не сразу смогла понять, кто одержал верх. Внезапно у нее закружилась голова, и, почти теряя сознание, стараясь не поддаться желанию опереться на плечо сидевшего рядом Цугами, она поглядела на ринг. Там, тяжело дыша, подстегиваемый криками обезумевшей толпы, выписывал замысловатые вензеля коричневый бык.

Азалии в Хира

Как быстро летит время… Уже пять лет прошло, как я в последний раз останавливался в этом отеле. То было весной, за год до окончания войны. Много воды утекло с тех пор, но все предстает предо мной с такой ясностью, будто случилось вчера. Последние дни я почему-то вообще перестал ощущать течение времени. В молодости было иначе.

В недавнем номере анатомического журнала некий автор обозвал меня бодрящимся восьмидесятилетним старцем. А ведь до восьмидесяти мне еще целых два года. И тем не менее это значит, что в чужих глазах я выгляжу стариком. В слове «старец» есть нечто неприличное, оно мне претит. Насколько лучше звучит «старый ученый». Я и есть старый ученый Сюнтаро Миикэ…

Хозяин отеля перечислил с десяток мест, с которых можно любоваться озером Бива, но с гордостью сказал, что Катада — лучшее среди них, а в самом Катаде нет прекраснее отеля, чем его «Рэйхокан». Именно отсюда, особенно из северо-западной комнаты, открывается божественный вид на озеро и горные вершины Хира. Потому-то хозяин и назвал его «Рэйхокан» — «Отель призрачных вершин». И в самом деле, как прекрасна горная цепь Хира, когда глядишь на нее из этой комнаты. Правда, не ощущаешь той шири, как в Хаконэ. Зато как на ладони видишь каждую гору, словно присевшую широким основанием на западный берег озера и пронзающую вершиной облака. Кажется, будто горы нянчат разделяющие их долины, и это придает местной природе неповторимое своеобразие и очарование…

Когда же умер хозяин отеля? Лет двадцать назад? Нет, пожалуй, побольше. Когда я приехал сюда в связи с самоубийством Кэйсукэ, его уже разбил паралич. Хозяин казался мне дряхлым стариком, а ему ведь было семьдесят — почти на десять меньше, чем мне сейчас. Он с трудом выговаривал слова, и, помнится, спустя месяца два или три сообщили о его кончине.

Здесь все осталось по-прежнему. Мне едва исполнилось двадцать пять, когда я впервые попал сюда. Значит, я вот так же сидел в этой комнате пятьдесят лет назад… Сейчас осталось не так уж и много домов, которые не изменились бы за полвека. На том же месте — за конторкой сбоку от входа, в той же позе, с таким же выражением лица сидит сын хозяина — точная копия отца. И картина на стене, и статуэтка бога Хотэй[16] остались, пожалуй, все те же, что и в первый мой приезд. А вот мой дом стал совсем другим. В нем переменилось все — и мебель, и люди, и даже мысли этих людей. И с каждым годом, более того, с каждым часом продолжают меняться. Редко встретишь теперь такой дом, где все столь быстро и основательно меняется. Стоит вынести на веранду плетеное кресло, глядишь — его уже передвинули. Уму непостижимо…

Ах, как привольно и легко здесь дышится! Много лет я не ощущал такого беспредельного покоя. Должно быть, хорошо здесь работается ученому. Просто наслаждение сидеть в этом удобном кресле вдали от недовольных взглядов и в одиночестве любоваться озером и горными вершинами Хира. Если захотелось горячего чаю, достаточно хлопнуть в ладоши и позвать служанку. Сам не позовешь — никто не нарушит твоего покоя до самого вечера. Не слышно радио, не вопит проигрыватель, никто не бренчит на пианино. Не слышно пронзительного голоса Харуко, не шумят дерзкие внуки, ни на кого не прикрикивает Хироюки, ставший за последние годы просто несносным. Как, должно быть, все они там всполошились! Вот уже более пяти часов как я ушел из дома. В последнее время в одиночку я не выходил на улицу, и можно представить, как Харуко растерялась и бегает по соседям, вереща своим пронзительным голосом: дедушка пропал! Хироюки тоже передали, по всей вероятности, о моем исчезновении, и он, примчавшись с работы и не решаясь сообщить о случившемся родственникам или в полицию, все время кому-то названивает, но нигде не может обнаружить моих следов и сердито мерит шагами комнату. Не исключено, что в конце концов он позвонил своему младшему брату и сестре.