Маркус Кларк - Осужден пожизненно

• Название: Осужден пожизненно
• Автор: Маркус Кларк
• Издательство: Издательский центр «ЭЛЬ-ФА»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-88195-116-6

Роковое стечение событий, фантастическое переплетение судеб, приключения героев романа на корабле и на острове, оказавшемся необитаемым, жажда богатства, коварство и безграничная любовь, впечатляющая образность описаний, присущих «пиратским» романам, заставляют думать читателя, что все прочитанное – чистый вымысел автора. И тем не менее, к реальности нас возвращают глубина и психологизм человеческих переживаний, а также свидетельство самого автора, что «события и факты поистине чудовищны и трагичны, но моей целью было показать их, ибо все он происходили в действительности».

Роман «Осужден пожизненно» – самый известный среди австралийских романов XIX века. Был экранизирован.

---

Трижды пытались каторжники убить его; но тогда он не думал о смерти и защищался. Надзиратель снова надел на него оковы, якобы за учиненную им драку, И все же его сила и мужество вызывали уважение каторжан, и они оставили его в покое. Сначала это пришлось ему по душе, но постепенно их холодное безразличие вызвало у него чувство досады, затем чувство боли и, наконец, стало просто невыносимым. Когда он греб тяжелыми веслами или работал по пояс в болотном иле, когда он шел «в цепочке» с товарищами, неся на спине сосновое бревно, он все ждал и надеялся, что с ним кто-нибудь заговорит. Он охотно брал на себя двойную тяжесть, чтобы только услышать приветливое слово; он был готов работать и день и ночь, чтобы получить от товарища одобрение. В полном своем одиночестве ему мучительно хотелось завязать дружбу хотя бы с убийцами или грабителями. Но затем в нем произошел перелом, и звуки их голосов стали ему ненавистны. Он стал молчалив и не отвечал, даже когда с ним заговаривали. Если бы не сковывающая их общая цепь, он бы съедал свой скудный ужин в одиночестве. Он слыл нелюдимым, опасным бунтовщиком. Старший надзиратель колонии Бартон пожалел его и взял к себе в садовники. Руфус смирился на недельку-другую. Но однажды утром, когда Бартон спустился в сад, его глазам представилось невиданное зрелище: несколько кустов были выдраны с корнем, клумбы начисто вытоптаны, а среди обломков садовых инструментов сидел садовник. За этот бессмысленный злодейский поступок Руфуса приказали выпороть. Когда его поставили к «треугольнику», он повел себя как-то странно: плакал, требовал, чтобы его отпустили, и, падая перед Бартоном на колени, умолял о прощении. Но Бартон и слушать его не захотел. После первого удара плеткой каторжник затих. И с той поры он еще более помрачнел, только изредка люди видели, как он, оставшись один, бросался на землю и плакал, словно ребенок. Все считали, что у него с головой неладно. Когда приехал Викерс, Доуз попросил коменданта отправить его обратно в Хобарт-Таун, но, разумеется, получил отказ; вместо этого его отправили в кандальную команду на строительство «Морского ястреба». Некоторое время спустя Руфус был освобожден от оков. Тогда он решил бежать, – спрятался на корабле, а вечером переплыл залив. Его поймали и снова жестоко высекли. В наказание он прошел все виды штрафных работ: гасил известь, таскал бревна, греб на шлюпках. Самые тяжелые и унизительные работы всегда доставались ему. Товарищи его избегали и ненавидели, надзиратели боялись, он был на плохом счету у начальства – Руфус Доуз очутился на самом дне, в кромешной тьме страданий, на которые добровольно себя обрек. Доведенный до отчаяния, он поддался настойчивым уговорам Габбета бежать вместе с тремя другими товарищами; но, как мы уже знаем, он был схвачен почти без промедления, так как хромал – его нога была натерта тяжелыми кандалами; и хотя Габбет убедил Руфуса в том, что побег сулил удачу, – причина его настойчивых уговоров выяснилась позднее, несчастный, не пробежав и ста ярдов, упал и тут же был схвачен двумя «добровольцами». Его неудача обеспечила другим беглецам их недолгую свободу. Троук, довольный тем, что удалось поймать хотя бы одного, прекратил преследование, так как почва в этих местах была топкой, и погоня становилась опасной. Торжествуя, он доставил Руфуса в колонию как искупление за допущенную им небрежность, приведшую К потере четверых. Повторная попытка к бегству каралась одиночным заключением на скале Граммета.

Живя как отшельник среди мрачных скал, в плену собственных мыслей и сожалений, Доуз день за днем терял рассудок. Его мучили галлюцинации. Часами он лежал неподвижно, глядя на небо или на море; разговаривал с воображаемыми существами, вновь и вновь возвращался к последнему прощанию с матерью; призывал камни и скалы в свидетели своей невиновности и принесенной им жертвы. Его посещали призраки давних друзей, и все настоящее порой казалось ему сном. А когда он приходил в себя, внутренний голос приказывал ему броситься со скалы в волны прибоя, чтобы раз и навсегда покончить с мучительными сновидениями.

Однако необычайная суматоха на берегу вывела его из состояния тяжкого полусна, пробудив в его помраченном уме еще больший страх перед жизнью. Ему показалось, что приближается нечто еще более страшное, грозившее умножить его страдания. Если бы он знал, что «Божья коровка» готовилась к выходу в море, что его вместе со всеми каторжниками отправят в Хобарт-Таун, он мог бы еще передумать. Но он ничего этого не знал, а только чувствовал, что бремя жизни невыносимо и что настал час от него избавиться.

Между тем, все селение пребывало в состоянии лихорадочного возбуждения. Не прошло и трех недель, как Викерс объявил, что все уже готово к отплытию. С Фрером они порешили, что Викерс будет сопровождать «Божью коровку», а его жена и дочь останутся здесь и будут ждать, пока Фрер окончательно не завершит все работы – что он намеревался сделать как можно скорее, – а затем они отправятся в Хобарт-Таун на новом бриге, «Морском ястребе».

– Я оставлю вам охрану да еще с десяток каторжан на подмогу для всяких работ, – пообещал Викерс. – С таким числом людей нетрудно будет управлять бригом.

И Фрер, улыбнувшись миссис Викерс самодовольной улыбкой, ответил, что смог бы обойтись И пятью арестантами, ведь он знает, как заставить этих ленивых собак работать за десятерых.

Необходимо упомянуть еще об одном маленько!* случае, произошедшем во время сборов. В северной части залива, неподалеку от острова Филипа, находился Угольный мыс, где с недавних пор работала партия каторжан. Эта партия, срочно отозванная Викерсом для оказания помощи в снятии лагеря, оставила после себя часть инструментов и поваленный лес. В одиннадцатом часу утра туда была отправлена шлюпка с командой. Все было собрано, а сосновые бревна связаны в плоты и скреплены канатами и цепями, так как в Хобарт-Тауне они шли по двадцати пяти шиллингов за бревно. С заходом солнца шлюпка отправилась обратно, ведя плот на буксире. Но в этой спешке, да еще при общем падении дисциплины, плот был связан кое-как. Шлюпка плыла против сильного течения, которое довершило допущенную каторжниками небрежность. Крепления быстро разболтались, хотя движение шлюпки туго натягивало цепь, но когда гребцы позволили себе передышку, бревна стали распадаться. Пристав к борту корабля, Троук увидел, как огромное бревно, оторвавшись от других, исчезло в темноте. Бросив ему вслед негодующий взгляд, словно это был арестант-беглец, которого надо посадить на два дня в одиночку, Троук как будто бы услышал чей-то пронзительный крик с той стороны куда унесло бревно. В другой раз он непременно бы прислушался, но сейчас все его внимание было сосредоточено на том, чтобы удержать шлюпку от напирающих на ее корму бревен.

Это был крик Руфуса Доуза. Наблюдая со своего одинокого утеса за шлюпкой, прошедшей мимо него, он решил с каким-то мальчишеским легкомыслием, которому иногда поддается человек в минуты опасности, что, как только шлюпка скроется во мраке, он бросится в море.

А шлюпка медленно продвигалась вперед, таща за собой тяжелый груз, и каждый удар весел уносил ее все дальше от него. Теперь он видел только спину Троука на корме, но потом и она исчезла. И когда плот поднялся на гребень волны, Руфус Доуз бросился в море.

В тяжелых оковах он камнем пошел ко дну. Чтобы удержаться от искушения поплыть, он на секунду поднял руки над головой, надеясь поскорее утонуть. Но тут сто пронзила острая боль удушья, а шок от холодной воды отрезвил его. Он сделал отчаянный рывок и, несмотря на тяжесть кандалов, на миг вынырнул на поверхность. Могучий инстинкт самосохранения подавил все остальные чувства. Придя в себя, он вдруг увидел какой-то черный силуэт, надвигавшийся прямо па него из темноты. Набежала волна, он поднырнул под нее и с ужасом почувствовал, что оковы тянут его вниз, а в это время над его головой проплыло бревно, оторвавшееся от плота, подминая его своей жесткой, шершавой громадой. Опасность была рядом, и она прогнала все мысли о смерти. Отчаянно закричав – это был крик, который донесся до Троука, – он вскинул руки, чтобы схватить чудовище, грозившее ему гибелью, но бревно прошло над ним, всей своей массой толкая его вглубь, и его рука, беспомощно скользнув по шершавому боку ствола, вдруг ощутила петлю каната, охватывающую бревно, и он судорожно в нее вцепился. Еще один миг – он вынырнул на поверхность и, крепко держась за петлю и сделав страшное усилие, вскарабкался на бревно.

На какую-то секунду он увидел огни кормовых иллюминаторов стоящих на якоре судов, и скала Граммета уплыла куда-то влево, и он, обессиленный, почти бездыханный, весь в синяках, закрыл глаза, и дрейфующее бревно бесшумно и быстро понесло его в темноту.

На следующий день на рассвете Троук причалил к скале Граммета, но никого там не нашел. На краю небольшого утеса валялась шапка узника, но сам узник бесследно исчез. Возвращаясь обратно, смекалистый Троук поразмыслил о происшедшем и в своем рапорте Викерсу не забыл упомянуть о том, что накануне вечером слышал, как кто-то кричал.