Александр Проханов - Среди пуль

• Название: Среди пуль
• Автор: Александр Проханов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21905-6

Москва, 1993 год. Белый Дом. Генерал внешней разведки Белосельцев, выступающий на стороне оппозиции, попадает в хитроумно расставленные сети своего бывшего сослуживца, руководителя секретной организации Каретного. Цель организации – добыть кейс Руцкого, в котором вице-президент хранит компромат на первых лиц государства. Тот, кто станет обладателем этих документов, получит практически неограниченную власть. Белосельцев пытается сорвать демонические замыслы Каретного, еще не зная о том, что его противник – всего лишь игрушка в руках более изощренного и опасного противника…

---

Теперь, прочитав в газете о его назначении, Белосельцев решил немедленно с ним повидаться.

Он нашел в своей книжке телефон московской квартиры, где иногда останавливался Вельможа. Позвонил из автомата. Женский сочный голос ответил, что его нет дома, он на даче. Белосельцев попросил телефон дачи, и женщина, не задумываясь, не спрашивая, кто он такой, дала телефон. Белосельцев, не веря удаче, набрал номер и сразу услышал хрипловатый, словно простуженный голос Вельможи.

– Это Белосельцев… Узнал о вашем назначении… Хотел повидаться… Хотел посоветоваться…

– Приезжай! – тут же, не раздумывая, сказал Вельможа. И дал адрес своей подмосковной дачи.

Белосельцев на такси по узкому Успенскому шоссе, пропуская стремительные правительственные лимузины, добрался до указанной дачи. Увидел Вельможу среди золотистых сосен. Огромный, в рубахе апаш, тот шел к нему по усыпанной шишками тропке. Обнялись и дважды, по-афгански, прикоснулись щека к щеке.

– Рад тебе, – сипло сказал Вельможа, обращаясь к Белосельцеву на «ты». Тот принимал эту форму старшинства, субординационного превосходства, не исчезнувшего за эти несколько лет. – Как живешь-можешь? – Он приобнял Белосельцева, положил ему на плечо тяжеленную руку, нежно и грубовато подталкивал к деревянной веранде, где стояли плетеные стулья и в открытые двери виднелось сумрачное убранство дачи, несколько домочадцев ходили вокруг стола, расставляли тарелки и рюмки. – Как сложилась судьба?

Они уселись в удобные упругие кресла. Чувствуя сладковатый ветерок соснового бора, где было пестро от розовых пятен солнца, падающих темных шишек, цокающих красных белок, Белосельцев стал рассказывать свои злоключения, испытывая к Вельможе доверие. Ожидал поддержки и помощи, полагаясь на его несокрушимую надежность и мощь.

– Не мог я быть больше в армии!.. Чья армия? Кого защищает?.. Воров и мерзавцев!.. Дивизия из Гянджи выходила в Союз, грузилась на платформы. Азербайджанцы улыбаются, честь отдают. А ночью, смотрю, десять танков, без огней, из парковой зоны колонной в горы! Я к особисту – что, куда уходят? «Молчи, – говорит. – За эти коробки уже миллионы заплачены!» Или у Лачина заставы держим, армянских боевиков не пускаем. Пришли разведданные: армяне мост хотят подорвать. Мы – взвод спецназа в засаду. Слышим, ночью идут, камушки осыпают. В ночные прицелы видно. Приказываю: «Огонь!» Троих уложили, четверо сдались. Все русские. Наемники, из Седьмой гвардейской! Шли на диверсию, и мы же, русские, своих положили!.. Армянские самолеты бомбят позиции. Один штурмовик попал под огонь «ЗРК», азербайджанцы его свалили. Летчик катапультировался, попал в плен. Русский наемник, капитан. Его азербайджанцы затолкали в резиновый скат от «КамАЗа», подожгли, и он, раненный, там сгорел!.. Разве можно было дальше служить?

Он задохнулся от страдания. Хриплым кашлем вытолкал из себя едкий ком боли. Оглянулся на золотистые сосны. Темная шишка с тихим стуком упала на коричневую, усыпанную иглами тропку.

Вельможа насупил косматые брови, слушал, и казалось, страдания Белосельцева не трогали его, не проникали в каменное огромное тело.

– Здесь, в Москве, ищу, куда себя деть!.. Здоровье есть. Голова в порядке. Стрелять не разучился. Связи в разведке остались… Хожу к оппозиционным вождям, предлагаю себя. «Берите!.. Службу безопасности построю! Боевую фракцию создам! Конспиративную сеть заложу!» Нет, не встраиваюсь. У них на уме другое… Митинги! Шумиха в парламенте! Покрасоваться! Статейка в газете! Мелькнуть на экране!.. «Но ведь вас, – говорю, – уничтожат! В вас уже целят! Тепленькими в постельках возьмут!» Не слышат… «Мы, – говорят, – политики новой волны!»

Белосельцев зло засмеялся. Почувствовал, как в смехе рот его раздвинулся в длинном оскале. Усилием воли остановил этот смех. Оглянулся на близкие сосны, где по желтому стволу бежала вверх белка, била хвостом и цокала.

Вельможа угрюмо молчал, и было неясно, сострадает ли он Белосельцеву или осуждает его.

– Если я никому не нужен, буду действовать сам!.. Соберу пяток сослуживцев, которые еще не сломались!.. Выйдем на маршрут, на Рублевку!.. Замочим, когда он в Кремль из Барвихи!.. Кумулятивную гранату поймает!.. Кто-то должен за Родину заступиться!..

Он смотрел на свои сжатые кулаки с побелевшими костяшками, словно видел в них лакированное цевье снайперской винтовки. Ее синий, в радужной пленке ствол скользил по проспекту, где несся длинный, черный, как хищная оса, лимузин, и в этот налетающий вихрь, в зеркальное лобовое стекло летела его точная пуля.

– Ненавижу! – сказал Белосельцев. – Перед смертью его замочу!

Вельможа не перебивая слушал, окаменев. Из-под каменного лба и мохнатых, словно северный мох на граните, бровей смотрели на Белосельцева маленькие, как синяя вода в лунке, изучающие глаза. Вздохнул, приподнял на животе и груди тяжелые руки, опустил одну на плечо Белосельцева. И она неожиданно оказалась мягкой, теплой, нежной.

– Давай-ка прогуляемся, – сказал Вельможа, оглядывая потолки и стены веранды, где среди темных суков и трещин могли притаиться невидимые микрофоны. – Пойдем по тропинке прогуляемся.

Они шли по коричневой дорожке, усыпанной стеклянными иглами, среди прямых золотистых стволов. В высоких вершинах тихо скользили лучи, мелькали белки и птицы, падала темная шишка.

– Не надо никого мочить и тем более самому погибать, – говорил Вельможа, ступая толстенными ногами по тропке. – Нам не погибнуть, выстоять надо! Каждая светлая голова и крепкая рука нам пригодятся. Не завтра, а уже сегодня.

Белосельцев настороженно внимал. Вельможа всегда говорил о насущном, реальном, связанном с интересами многих людей, среди которых не было пустомель, бездельников, а только те, кто умел, знал, страстно желал.

– Не надо никого мочить, – продолжал Вельможа. – Они сами уйдут. Уже уходят, а на их место приходят другие. Мы приходим!

Вельможа шагал по тропке, и казалось, тропка пружинит, прогибается под его тяжестью. Белосельцев старался угадать его мысль, прочитать его замысел, разглядеть в этом замысле свою роль и задачу.

– Я действую осторожно, невидимо. Чтобы не спугнуть! А то они всем своим картавым граем закаркают и заклюют. Пусть себе долбят свою сладкую кость! А я тем временем осторожно, за их спиной свое дело делаю. Там нашего человека приведу, на важное место его посажу. Там другого. Не на первые роли, на третьи! Он какой-нибудь документик подправит, какую-нибудь бумагу составит. Сначала маленькую, потом побольше. Глядишь, из незаметного клерка политиком станет. Отдел возглавит, в префектуру войдет. Они ведь, эти каркающие, дело делать не умеют. Им бы вертеться перед телекамерой на разных презентациях, в разные лакомые поездки ездить! А как заводом управлять или электростанцию построить, как организовать мероприятие, как заставить людей работать – это они не умеют. Это они нам, черной кости, поручают. И спасибо! И ладно! Мы черновой работы не боимся. Мы всю жизнь в черновой работе!

На лице Вельможи появилась улыбка, похожая на трещину в камне. Белосельцев, не привыкший видеть улыбку на его суровом лице, понимал, что Вельможа доверяет ему самое глубинное, сокровенное.

– Есть очень много людей способных, замечательных. Все тянутся ко мне, все на учете. В партии, кто занимал видные места, в обкомах, в парткомах заводов, все – в деле! В администрации, в аппарате, на руководящих ролях. Армия, сам знаешь – все новые генералы «афганцы». Со всеми встречался в Кабуле, тогда они командовали полками, сейчас – дивизиями, армиями. Все приходят ко мне! Комитетчики, разведка – все наши. Кто по-прежнему в органах, в штате, кто в банках, товариществах, в корпорациях. У них капитал, связи, контроль над рынком. Комсомольские работники одни в коммерции, другие – в МИДе, третьи – в Министерстве культуры. Все старые товарищи, мы с полуслова понимаем друг друга! И все это связывается общей нитью, сводится в точку. В один прекрасный момент проснемся, и власть наша! А те вороны, что сладкую кость долбят, прокаркали власть! Не у них экономика, армия, банки. Они не нужны, отпали!

Вельможа потирал ладони. Они были как два огромных наждака, шуршали, искрили, скрипели. Белосельцев восхищался Вельможей, обожал его. Изумлялся, как раньше к нему не пришел, предпочитая кружить по шумным политическим торжищам, бездейственным и ненужным.

– Новый курс – он подготовлен! – продолжал Вельможа. – Возьмем власть, без крика, без выстрела, даже без выборов! Везде наши люди: в Москве, в регионах, в Белоруссии, в Казахстане, в Армении. Опять создадим государство! И без митингов, без раздирания глоток! Обратимся к народу, к его коренным представителям. Родина! Справедливость! Восстановим заводы, укрепим границы, создадим могучую армию. Вернем народу веру! Он будет работать во имя великой страны, во имя будущего. Не надо торопиться, только терпение. Я тебя знаю и верю тебе. Пойдешь работать ко мне. Подписан указ – я стал вице-премьером. Ответственный участок – Кавказ, ингуши, осетины, чеченцы. Мы их должны примирить, и сделаем это не силой, а экономикой и идеей нашего советского братства. Я завтра уеду туда, на Кавказ. Через неделю вернусь. Мы опять повидаемся. Я тебя возьму на работу. Мы с тобой поработаем. Не хуже, чем в Кабуле! Не хуже, чем в Карабахе!